Страница 2 из 19
Далее. Цель мафии — не только получение максимальной прибыли от общества незаконным путем. Грабежи, подпольный бизнес, убийства по заказу — все это, безусловно, есть. Но мафия переступила границы разбойного бизнеса как такового, она активно вторгается в политику, начинает играть роль одного из тайных орудий монополистического капитала, империалистических разведок и даже неофашистов, которые весьма активизировались за последнее время как в самой Италии, так и в ряде других европейских стран.
Нынешнюю мафию иногда называют «новой». Действительно, за несколько веков своего существования она претерпела значительную трансформацию, превратившись из средства борьбы против поработителей в орудие порабощения. В эпоху феодализма она стала наемным убийцей у крупных латифундистов, на заре капитализма предложила свои услуги владельцам заводов и фабрик для борьбы с первыми забастовщиками, в настоящее время она служит воротилам крупного капитала, его разведкам и политическим союзникам.
Пожалуй, нельзя не согласиться с высказыванием итальянского буржуазного еженедельника «Эуропео», который писал: «…не в отдельных сенсационных похищениях проявляется в Италии «новая» мафия, а в конкретных взаимоотношениях с политической властью. Именно в этом разрезе, и только в этом, можно говорить о «старой» и «новой» мафии. Отношения между «старой» мафией и политической властью были весьма прямолинейны. Если возникала необходимость в получении голосов для какого-либо кандидата на выборах, то мафию использовали лишь для того, чтобы или подкупить, или запугать избирателей в каждом конкретном случае, не особенно посвящая боссов преступной организации в таинства политической игры. Сейчас положение несколько изменилось. Руководители мафии самым непосредственным образом связаны с представителями правящих кругов. Отношения эти обычно развиваются на экономической основе, но в случае надобности они приобретают и политическую окраску…
В Европе не так уж редки преступления, совершаемые с молчаливого согласия, а иногда и при участии политической власти. Вот это-то и является, с нашей точки зрения, «новой» мафией. В течение нескольких столетий мафия была признанной властью на Сицилии. Сегодня она — невидимая власть во всем западном мире».
Действительно, когда в той или иной буржуазной стране возникают кризисные явления, политики, как известно, не стесняются обращаться за поддержкой к организованной преступности. Связь между ними в острые моменты становится более тесной. Почему? Объяснить это не так уж сложно. Преступники более мобильны, нежели политики. И там, где последние не успевают, их с успехом заменяют мафиози… Но если единожды политики воспользовались услугами преступного мира, они уже не могут впоследствии без него обойтись. Вот таким образом и создается весьма оригинальная цепь связей, звенья которой и составляют то, что в Италии называют «новой» мафией.
Но прежде чем говорить о «старой» и тем более о «новой» мафии, перенесемся ненадолго на остров, где родилась эта преступная организация, на Сицилию…
«Не увидев Сицилии, невозможно понять Италию. Именно Сицилия — удивительная гармония неба, моря и земли — ключ ко всему…» Эти восторженные слова были написаны Иоганном Вольфгангом Гёте в 1787 году, когда он впервые ступил на сицилийскую землю.
Конечно, за время, прошедшее после визита великого немецкого поэта и мыслителя, тут многое переменилось. Бензиновая гарь десятков тысяч автомобилей придала желтоватый оттенок некогда лазурному небосводу над городом, на девственно чистой морской глади появились оспины мазутных пятен, а на живописных пустырях, как грибы после дождя, выросли ультрасовременные сооружения из стекла, железа и бетона, которые выглядят среди старинных дворцов, замков и фонтанов, видимо, так же нелепо, как верблюды, затесавшиеся в стадо газелей.
Все течет и постоянно изменяется, возникает и исчезает. Это понимал еще древнегреческий философ Гераклит Эфесский, догадавшийся две с лишним тысячи лет назад об одном из основных законов диалектики. Впрочем, коренные сицилийцы считают, что характер их народа не подвластен законам диалектического развития. «Мы с острова, а вы — с материка», — утверждают они, подчеркивая свое отличие от всех прочих итальянцев. В общем-то разница есть. Сицилийцы более сдержанны, чем жители Апеннин, не раскрывают души своей первому встречному и не лезут с бокалом к незнакомому человеку; у них свои, более жесткие понятия о чести, свои, иногда весьма странные, нравы и обычаи. И еще: Сицилия, уже в течение почти трех десятилетий имеющая свое автономное правительство, никак не может перешагнуть через прилипшее к ней прилагательное — «соттозвилуппата» — слаборазвитая.
А остров богат. Здесь добывают серу, нефть, редкие руды. Земля необыкновенно плодородна. Правда, трудно с водой. Но не потому, что ее не хватает, отнюдь нет. Просто недостаточны капиталовложения для того, чтобы взять ее у природы. «Наш остров, как арбуз: кажется спелым, пока его не разрежешь, — с горечью писал итальянский общественный деятель и коренной сицилиец Данило Дольчи. — Люди живут более или менее сносно только вдоль моря и у больших дорог». Причины бедности? Они все те же, что и сто лет назад: недостаток капиталов и нежелание правящих кругов понять, что Мессинский пролив не так уж широк, чтобы продолжать считать Сицилию чем-то вроде Гавайских островов для материковой Италии…
Нет, вряд ли можно сказать, что итальянский и иностранный капиталы игнорировали Сицилию. Статистика, если ей верить, свидетельствует как раз об обратном. Но вопрос заключается не в том, сколько миллиардов лир осело на острове, а в том, куда они были инвестированы. И вот в этом-то вся суть вопроса. Как и во времена Гёте, на острове отвратительные дороги, совершенно примитивная ирригационная система, из-за которой огромные площади плодороднейших земель лежат заброшенными, — полное равнодушие к насущнейшей необходимости проведения такой аграрной реформы, которая вытащила бы сицилийское сельское хозяйство из полуфеодального состояния.
Но для синьоров капиталистов все это — «непроизводительная» сфера. Они предпочитают вкладывать деньги не туда, где они жизненно необходимы, а туда, где приносят наивысшую прибыль. Конечно, приятно видеть сотни новых отелей на побережье, понятно также, что юго-восточная часть острова удобней для дальнейшей индустриализации, чем другие районы. Но Сицилия — это не только привлекательный курорт и не только юго-восток. Ведь до сих пор из пяти миллионов сицилийцев имеют работу всего лишь 1,4 миллиона человек. Велика резервная армия безработных, которая, к сожалению, не сокращается. Благодатный остров, славящийся уникальными виноградниками, высокосортными зерновыми, богатыми пастбищами, не лишенный полезных ископаемых, тем не менее теряет свое население.
Покидают родину в основном крестьяне. Они тянутся на Север, который пока их принимает. Промышленности еще нужна дешевая, неквалифицированная рабочая сила. А что же будет с сельским хозяйством Сицилии? На этот вопрос мне ответил однажды человек, который сам выращивал лимоны…
Небольшой сад, террасами спускающийся с холма. Апельсиновые и лимонные деревья. Если смотреть с крыши небольшой полуразвалившейся «виллы», то спелые плоды образуют изумительный желто-оранжевый ковер с орнаментом из зеленой листвы. Их двое, хозяев плантации: Армандо Феррари и Пьетро Семинара. Первый получил хозяйство в наследство от своих предков. Второй арендует эту землю. Расходы по ее содержанию, то есть оплата рабочей силы, удобрений и так далее, несет Семинара, за исключением воды. Стоимость воды оплачивается пополам. Доходы от продажи цитрусовых тоже делятся пополам. Они стояли передо мной рядом, два хозяина: элегантно одетый Феррари, приезжающий в хозяйство, чтобы получить причитающиеся ему «пятьдесят процентов», и оборванный Семинара, по тринадцать часов в сутки гнущий спину наравне с рабочими, которых он нанимает, чтобы обеспечить свое и их полуголодное существование.
— Эх, синьор, если бы мне можно было скинуть годков двадцать, бросил бы я эту апельсиновую каторгу и подался бы на Север, куда-нибудь на завод. Даже сборщик мусора и тот живет лучше, чем мы, «медзадри». Он знает, что в конце месяца получит хоть и маленькую, но гарантированную зарплату. А я ничего не знаю. Будет урожай — проживу, не будет — подохну с голоду. Нет, маленьким хозяйством не решить на Сицилии нашу тяжелую проблему…