Страница 8 из 10
— В чём же?
— Он научил их письменности, орошаемому земледелию, математике, градостроительству, оседлой жизни. Способствовал переходу той части человечества, с которой общался, на другой уровень цивилизации.
— Зачем же он снова летит туда? Он не всё сделал?
— Нет. Он говорит, что нашёл там, на Земле, так называется та планета, волшебный край. И тот, кто хоть раз там побывал, будет всегда стремиться туда.
— Как интересно! Какой, должно быть, удивительный человек, этот ваш, или наш командир.
Глава седьмая. Одиночество
Для человека нет ничего страшнее одиночества.
Романтическая новелла о первой любви сменилась инженерным представлением Фантаста о том, что было сделано в другом звёздном мире.
Звездолет был огромным. Правда, таким он казался лишь двенадцати членам его экипажа. Но по сравнению со светилами и планетами, мимо которых пролетало гигантское искусственное сооружение, оно было лишь ничтожной пылинкой. Из-за своих размеров, опуститься на поверхность планеты корабль не мог. Слишком велики были исполинские крылья-воронки. В межзвёздной пустоте они захватывали космический водород, содержащийся там по одному атому в каждом кубическом сантиметре. А при движении с субсветовой скоростью в них попадало столько атомов, что при температуре, близкой к абсолютному нулю, они становились жидким водородом, стекавшим в термоядерное устройство, где превращались в гелий и дейтерий с выделением огромной энергии, и выбросом их массы в реактивном движении. Командир Оаанн созвал весь экипаж в каюте сбора и обратился к нему:
— Я мучительно думал всё последнее время полёта: кто должен остаться на звездолёте, чтобы предотвратить его опасный переход на более низкую орбиту и падение на Землю. И пришёл к заключению, что этим одиноким стражем в околоземном космосе должен быть я. А на Землю, с «Миссией Разума» на малом корабле отправиться одиннадцать членов экипажа, во главе с тобой, Эльд.
— Но командир! Вы полетели в этот рейс, чтобы вновь побывать на Земле, — восстал Эльд.
— Я протестую! — прерывающимся голосом вмешалась Ойла. — Не считайте это бунтом, но я не могу выполнить ваш приказ, — и она с горечью умолкла.
— Но милая Ойла, какой же это бунт, если сквозь слёзы? Что заставляет тебя противиться, ведь вы скоро вернётесь!
— Дело не в нас, командир, хотя слёзы душат меня.
— Что заставляет тебя противиться выполнению долга звездолётчика?
— Вы, командир, хотите остаться в звездолете один в то время, как только я, ваш врач, знаю, в каком вы состоянии. Пока неведомо, как влияет на организм передвижение с субсветовой скоростью. Вы накануне мгновенного старения, по существу, вам больше трёх с половиной тысяч лет и я не имею права оставить так стареющего человека здесь одного. Вам удалось скрывать это ото всех, но не от меня. Поэтому, скорректируйте свой приказ. Пусть на Землю отправятся десять звездолетчиков, а я, как ваш врач, буду здесь с вами ждать возвращения наших соратников.
Слова Ойлы потрясли всех членов команды, а больше всего Эльда, в его новом назначении:
— Я не могу силой своей власти запретить Ойле выполнить свой долг, тебя же, командир, обязан упрекнуть, что ты не признался в своем недомогании всем нам раньше.
Маленький корабль готов был отойти от звездолета, с которым вместе вращался, создавая центробежной силой искусственное тяготение. Перед тем, как отделиться от него и перейти на траекторию снижения, члены отряда Эльда прощались. Оаанн отвел Эльда в сторону и тихо, без передачи мыслей всем отлетающим, сказал:
— Неизвестно, что ждет вас, или нас, остающихся здесь. Но ты должен знать, что в магнитном поле редкоземельного хранилища находится запас антивещества, энергии которого достаточно для вашего возвращения на Зейлу. Такого ещё никто не делал. Этот эксперимент проведёшь ты, если звездолёта не будет на месте. Что невероятно. — И звездонавты обнялись.
Другим было прощание Эльда с Ойлой. Она не бросилась ему на шею, а только шестые пальчики-мизинчики их рук, как в первую встречу, нашли друг друга и крепко сжались.
После отлёта малого корабля непрестанно наблюдавшая за планетой Ойла тщетно ждала условного светового сигнала. Ей не привелось увидеть взрыв небывалой силы в Тунгусской тайге который произошел на невидимой с звездолёта части планеты. Ойла лишь отметила появление самосветящихся серебристых облаков. Вместе с Оаанном они тщетно пытались найти хотя бы намек на то, что произошло с кораблём.
Все силы Ойла отдавала больному командиру, для которого потеря малого корабля была непоправимым ударом. Он утешал её, а главное — учил и передавал свои знания:
— Если мне когда-то удалось за короткий срок помочь полудиким скотоводам-шумерам построить города, то и современным землянам под руководством наших посланцев, несомненно катапультировавшихся перед гибелью корабля, удастся построить космолёт, чтобы вернулись к нам.
— И мизинчики встретятся снова…
— Какие мизинчики? — удивился командир.
— Наши с Эльдом.
— Ах да, — произнёс Оаанн, и затих, и больше уже не оживлялся, умирая у неё на руках.
Настал день, когда командира корабля не стало. Но Ойле предстояло преодолеть самою себя, доставить тело командира к капсуле, которая и вынесла его в самостоятельный космический полёт, и она осталась одна на звездолете, и всё ещё ждала, ждала, ждала. Впереди был только ужас полного одиночества.
Расставшись с любимым командиром, Ойла почувствовала необычайную тяжесть, словно гигантское искусственное сооружение в космосе свалилось на её плечи — исполинское колесо, ободом которого была свернутая по окружности труба. Эта труба служа центральным коридором, бесконечным, по которому можно было идти вечно. И это представление пробудило в звездолётчице ощущение, что она одна во всей вселенной. Это было ужасно. Но она сама опровергла себя. Как можно вообразить одиночество во Вселенной, если на планете, вокруг которой она летает, живут миллиарды разумных существ? Она не одна, она с ними. И ей предстоит продолжить начатую Эльдом миссию оказания помощи менее развитой цивилизации. Чтобы поддерживать свою физическую форму, она сделала для себя обязательным ежедневно преодолевать по бесконечному коридору большую дюжину шагов, до полой «спицы», соединявшей «обод» исполинского колеса с его «втулкой». Не пользуясь лифтами внутри «спицы» она подниматься рядом, по «пожарной» лестнице, с каждой ступенькой ощущая потерю веса, пока не оказывалась во «втулке», где царила невесомость. Отсюда легче было наблюдать по приборам за поверхностью планеты. Там она изучила место произошедшего взрыва из-за аннигиляции антивещества, соприкоснувшегося с веществом. Вот почему не могли все экспедиции в тунгусскую тайгу прийти к однозначному выводу, что за взрыв произошел в этом месте на Земле. Первоначальное предположение об атомном взрыве не подтверждалось слабой радиоактивностью. Но картина разрушений была схожа с несчастными японскими городами, варварски уничтоженными американскими атомными бомбами.
Но это не могло занять всего времени, какое находилась Ойла в своем в «космическом заключении». С чисто женской аккуратностью она стремилась поддерживать чистоту всех помещений. И столкнулась с парадоксом, что ей нечего убирать. Внутренность звездолета была стерильно чиста. Не было ни пыли, ни каких либо живых существ. Дорого бы она дала, если бы обнаружила мышь или крысу. Они бы подружились. Но она была одинока, в металлических стенах гигантского сооружения. «Заключённая» перечитала всю библиотеку, захваченную с собой на годы полета звездонавтами, ведь она находилась там уже не годы, а десятилетия. И чувство одиночества не притуплялось, а, напротив, возрастало.
Ойла пыталась переводить звездолет на более высокую орбиту, но оказалось, что ее знаний, а главное, практического умения, несмотря на старания умирающего Оаанна, недостаточно. Единственное, что поддерживало в ней жизнь, была надежда, которая умирает последней. Она живо представляла себе, как Эльд и его спутники обучают земных разумян всей той технологии, которая нужна для построения космического корабля. Ведь для этого нужны годы и годы, даже десятилетия.