Страница 26 из 65
Девушка кивнула. Видимо, и ей хотелось сказать княгине нечто, что, как она надеялась, не оскорбит слух ее сиятельства.
— Ежели мы пойдем не прямо к замку, а возьмем левее, то увидим небольшой домик — всего в одну комнатку. Когда-то там жила птичница, но потом живности у нас стало мало… Теперь Казик сам с нею управляется, ну и я ему помогаю. Иногда.
Домик и вправду был небольшой. Так, избушка на курьих ножках, но внутри неожиданно оказалось чисто и прибрано.
— Казик с весны сюда перебрался…
Она осеклась и приложила руку ко рту.
— Вы не думайте, пани княгиня, его сиятельство князь разрешил. Он не возражает…
— Успокойся, я ничего такого не думаю, — улыбнулась Лиза. — Лучше скажи мне вот что… — Она немного помедлила, потому что вопрос собиралась задать не из деликатных. — От кого ты ждешь ребенка?
Марыля зарделась:
— Проше пани, от Казика.
Лиза припомнила сутулую худощавую фигуру слуги, его подчеркнуто равнодушный взгляд, каким он обвел участников той гнусной сцены в старой конюшне, и нехорошие мысли закопошились в ее голове: уж не вырастил ли Станислав в среде прислуги подобного себе монстра чином поменьше? Эдакого монстрика среди слуг.
— Скажи еще, а за что бил тебя князь?
На этот раз Марыля мертвенно побледнела:
— Не приведи господь, ваше сиятельство скажет его сиятельству… князь узнает, что я проболталась…
— Не бойся, не узнает!
— Я сказала, что хочу выйти замуж, потому не могу больше… и раз уж князь женился, то теперь я могу быть свободна…
— Наверное, его взбесило именно это слово — свободна?
— Пани уже успела узнать своего мужа, — тяжело вздохнула Марыля.
— Я подумала, что Казик не очень взволновался, увидев тебя привязанной?
— Что вы, пани княгиня, неможно… то есть… Он говорил, что услышал мой крик, у него все в груди перевернулось. Он бежал сломя голову. И придумал первое, что пришло в голову, чтобы увести князя. Казик ведь многое знает. Князь ему очень доверяет…
— Может, ты скажешь ему о ребенке?
— Ой, нет, не знаю… что делать, может, Казик что придумает?
Она горько заплакала.
Лиза не стала ее успокаивать, потому что никак не могла отрешиться от мысли, что с этой женщиной спал Станислав. Как она очутилась в конюшне в одной рубашке? Неужели ее муж прямо из супружеской постели поспешил к горничной, чтобы… Или она сама подстерегала его, чтобы обратиться с просьбой…
Или оказать услугу, после которой можно обратиться с просьбой?
Словом, Лиза поймала себя на самой обыкновенной ревности, которая ничего общего не имела с ревностью любящей женщины, а была лишь ревностью собственницы. Той, у которой ее муж был первым мужчиной…
Она что-то буркнула Марыле и вышла из этой комнатушки на свежий воздух. Надо погулять по поместью, оглядеться. Как-никак, теперь Лиза стала здесь хозяйкой.
Княгиня осмотрелась и, приметив вдалеке нечто, похожее на беседку, поспешила туда — ей не хотелось, чтобы кто-нибудь видел ее в таком состоянии.
Марыля выбежала следом и что-то кричала ей вслед, но Лиза не обернулась.
Это был и вправду бельведер[23], давно не ремонтированный и не крашенный. Ажурную решетку заплетали высохшие черно-рыжие стебли плюща.
Лиза поначалу стремительно шагнула к беседке, завидев скамью внутри, но вдруг почти из-под ее ног с шумом обрушился кусок земли, и молодая княгиня поняла, что это хрупкое сооружение стоит на краю обрыва.
Осторожно пробуя ногой землю под ногами, Лиза подошла и глянула вниз. И ахнула от страха и восхищения — внизу была пропасть, на дне которой протекала неширокая, но быстрая речушка, а вдали, насколько хватало глаз, расстилались горы, в свете пасмурного дня казавшиеся темно-синими, с кудрявой дымкой тумана на вершинах.
Оказывается, замок стоял на большом плато и подходы к нему, по крайней мере с двух сторон, надежно охранялись суровыми природными стражами.
Наверное, пока беседку не обезобразил плющ, заодно перекрыв обзор, отсюда был изумительный вид на окрестности.
Молодая женщина помедлила у входа — казалось, перед нею дверь в иной мир. В прошлое, за туманным пологом которого ненормальные пристрастия Станислава, закрытые платья Екатерины Голиковой — смирялась ли она с тяготением мужа к насилию или пыталась сопротивляться? Ее ранняя смерть.
Что она означала — болезнь, самоубийство или…
Лиза почувствовала слабость в ногах и все же решилась присесть на скамью, несмотря на ее кажущуюся неустойчивость.
Но нет, беседка была сработана на совесть. Лиза вытянула вперед усталые от напряжения ноги и только тут заметила, что продолжает сжимать в руке кухонный нож. Она подумала, что общение с Поплавским не проходит для нее даром. Вот уже случаются моменты, когда она себя не помнит. И настораживает недавний приступ ярости, чему она прежде никогда не была подвержена. Может, здесь отравлен сам воздух?
Она еще немного подумала и оправдала себя: это было последней каплей в копившемся несколько дней напряжении, раздражении и всевозможных ненормальностях ее семейного бытия.
Лиза откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и не заметила, как заснула. Сон ей приснился необычный. Она не участвовала в нем, она видела сон о другой женщине. А если точнее, о женщине с ее лицом… Впрочем, овал лица и скулы у этой женщины были более округлые. Длинные пепельные волосы убраны в две косы, а серо-зеленые глаза не приподняты к вискам, как у самой Лизы, а лишь удлинены…
Она отчего-то не сомневалась, что это ее далекая пращурка. Девушка была одета в холщовую рубаху до пят, схваченную в талии вязаным красным с серым шнурком, на концах которого висели две искусно вырезанные деревянные фигурки. С тонкой длинной шеи свисали бусы из косточек каких-то плодов, и весь ее облик дышал свежестью и какой-то первозданной красотой.
Она стояла перед человеком — вначале Лиза видела его со спины, а потом будто бы она подошла поближе, чтобы одновременно созерцать обоих.
— Зачем пожаловал, Ракоша? — говорила мужчине девушка. — Ты же знаешь, твой брат, пастырь церковный, меня не жалует…
— А ты живи по заповедям божьим, покайся в грехах своих — бог добрый, он простит!
Теперь Лиза увидела, что перед девушкой стоит монах в черном одеянии. На груди его висел крест серебряный на простом шнурке.
— Ты откуда к нам прибыл?
— Из Греции, Любава, и то тебе ведомо, зачем вопрошаешь? В сей богом отмеченной стране познал я великую мудрость христианства, коему ты противишься лишь по темноте своей и невежеству.
— Послушай, Ракоша…
— А рекут меня ныне отец Мефодий, и несу я русичам свет подлинной веры.
— Ты хочешь сказать, что вера наших отцов не подлинна?
— Язычество есть великая ересь, ибо не одного бога, единого и милостивого, признает, а многих.
— Есть такие заблуждающиеся, которые пересчитывают богов… Ведь бог и один, и множествен, и пусть никто не разделяет того множества и не говорит, что мы имеем многих богов!
— Любава, что за богопротивные слова ты произносила?
— Темный ты человек, Ракоша, а еще какой-то свет людям нести собираешься. Чужие книги читаешь, чужим богам молишься, а не знаешь своего прошлого — это Книга Белеса, в коей все наше прошлое, наши корни, наши боги… Да что тебе говорить, когда у тебя голова иным занята… Если хочешь со мной говорить, говори по-человечески, а эти ненашенские слова я больше и слушать не хочу.
— Любава, ты живешь во грехе.
— Заладил повторять, точно ученый ворон… Кто может сказать, что он без греха, пусть бросит в меня камень. Разве не ваш Христос так говорил?
— Отрекись, Любавушка, покайся! Во имя нашей прошлой дружбы я пришел, чтобы спасти тебя.
— Нечего меня спасать. Я давно знаю, что меня ждет, — в будущее заглядывала.
— Ты провидишь будущее? Не верю!
— Верь не верь — твое дело. А только от твоего неверия я видеть не перестану. Вот хочешь, скажу теперь же, что твои батюшка с матушкой делают? Али твой братик младшенький?
23
Беседка или павильон круглой формы, обычно на возвышении.