Страница 5 из 107
Глава 4
Шаманское имя — Волчий Ветер
К командиру разведывательной роты полка внутренних войск майору Шаповалову Сергею Викторовичу обратился с рапортом старший лейтенант Махновский Александр Георгиевич. Подчинённый просил предоставить ему отпуск за два прошедших года. Причина, по которой он не смог своевременно отгулять отпуск, была достаточно уважительной: два последних года Махновский с отрядом спецназа служил в Чечне. О том, как он воевал, говорили его награды: медаль «За отвагу», медаль Ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени, крест «За отличную службу» II степени. Если принять во внимание, что ранее за участие в боевых действиях в Афганистане он был награждён орденом Красной Звезды, то можно понять, какой боевой офицер обратился к Шаповалову с личной просьбой.
Махновский дослужился до старшего лейтенанта из прапорщиков. Военное училище он так и не окончил — его отчислили за неудовлетворительное поведение. Он любил армию, ему нравилась служба. Он был самородком и в годы войны смог себя показать. Командование по достоинству оценило его способности. 27 декабря текущего года ему должно было исполниться тридцать три года, и он получал право уйти на пенсию по выслуге лет.
Махновский был высоким, крепко скроенным. Волосы у него были темно-русые. Из-под рукавов куртки просматривались широкие кисти рук с толстыми фалангами пальцев. Он выглядел вполне здоровым человеком, но внешний вид был обманчивым. После войны в Чечне он перенёс тиф, желтуху и целый букет других инфекционных и неинфекционных болезней. После трех месяцев лечения в госпитале он похудел с 85 до 70 килограмм. Бледно-жёлтый цвет его лица свидетельствовал о том, что процесс выздоровления слишком затянулся.
В армейских условиях, где ежедневно требовалось переносить большие физические нагрузки, Махновскому было трудно после болезни восстановить прежнюю спортивную форму и вес. Поэтому он решил взять отпуск и поехать домой в Санкт-Петербург к родителям и к названой матери — Лидии Степановне Бушуевой. Пора было отдохнуть и поправить здоровье.
Во время войны в Афганистане он потерял там самого близкого друга — земляка Аркадия Бушуева. Гроб с телом товарища Махновский привёз из Афганистана в Санкт-Петербург, помог матери Аркадия с похоронами.
Аркадий был единственным ребёнком у Лидии Степановны. Сын был для неё смыслом жизни. Она надеялась женить его после армии, нянчить внуков. Теперь все эти планы рухнули.
Махновский дома у Лидии Степановны до возвращения в Афганистан прожил неделю. Они подолгу и откровенно беседовали. Смогли узнать друг о друге многое.
Лидия Степановна из писем Аркадия знала, что её сын называл Махновского не иначе как братом. У неё не было ни одной фотографии сына, на которой тот был бы изображён без Махновского.
Так два человека ощутили взаимное притяжение, чувствуя, что они, каждый по-своему, нуждаются друг в друге. Когда настало время Махновскому возвращаться в Афганистан, Лидия Степановна уже называла его сыном, а он её — мамой. Так они обогатили себя человеческой добротой. Лидии Степановне после гибели сына теперь, кроме Махновского, некого было любить. И он искренне любил свою названую мать. Любимой девушки у него до сих пор не было, он не успел ещё встретить свою любовь. В Питере у Махновского жили родители; в Твери — сестра Валентина с мужем, у которых было двое детей. Всех их он по-своему любил, но понимал, что сейчас его родственники не так нуждаются в его моральной поддержке, как Лидия Степановна. Вот почему большую часть своего свободного времени Махновский проводил не дома у родителей, а у Лидии Степановны.
Махновский был разведчиком высшего класса, а значит, опасным противником для врага. В Афганистане от его рук и оружия погибли пятьдесят семь душманов. В Чечне им было убито из автомата четырнадцать боевиков, о чем говорили метки на автомате. Девять боевиков он зарезал ножом — на рукоятке его боевого ножа было сделано девять насечек. Сколько боевиков он уничтожил в открытом бою, он никогда не считал — там было не до арифметического счета.
Хотел того в молодости Махновский или нет, но убивать людей стало его профессией. При этом надо иметь в виду, что его противниками были вооружённые до зубов боевики, так же, как и он, стремившиеся уничтожить своего врага. Махновский был воином и занимался своим ремеслом. Чтобы взять над противником верх, ему и его бойцам каждый раз приходилось придумывать что-то новое, неожиданное, дающее преимущество перед врагом.
Две войны — в Афганистане и Чечне — закалили Махновского как воина, но подорвали его здоровье. Пока шла война в Чечне, Махновский не находил веских оснований жаловаться на здоровье. По-видимому, нервное напряжение мобилизовало его внутренние ресурсы на борьбу со всеми болезнями. Когда же война закончилась, то куча разных недугов сразу свалила его на больничную койку. Слава Богу, что он и в борьбе с болезнями смог выйти победителем.
В свои тридцать два года Махновский был таким же мудрым и опытным, как и убелённый сединами старец. Только тот из бойцов, кто месяцами и годами общался с Махновским, мог похвастаться, что видел на его лице улыбку, которая быстрым лучиком появлялась и так же быстро исчезала. Можно было подумать, что Махновский, как будто украв улыбку, старался быстрее спрятать её поглубже, чтобы никто больше не увидел.
Вот такой воин стоял перед Шаповаловым, ожидая его решения. Прочитав рапорт, Шаповалов положил его на стол перед собой и посмотрел на жёлтое, осунувшееся лицо Махновского.
— Тебе, Саня, хочется пойти в отпуск сразу за два года? — Да.
— Думаю, что для поправки здоровья тебе хватит одного месяца.
— Надеюсь, что так оно и будет, — согласился Махновский.
— Тогда зачем тебе два месяца отдыха? Может, и одного хватит?
— Я «русский индеец» — шаман. Хочу побывать на празднике Пау-Вау.
— Что это ещё за праздник Пау-Вау?
— Христиане-индейцы соберутся на так называемый Праздник перьев.
— Если б я тебя не знал, то мог бы подумать, что передо мной стоит чудак. Но мы слишком хорошо знаем друг друга, поэтому поверю тебе на слово. Я не возражаю против твоей просьбы, но без бати — командира полка — сам твою проблему решить не могу.
— Я понимаю, но если ты поддержишь меня, то, думаю, он возражать не станет.
— Я тоже так считаю, — согласился с ним Шаповалов.
Люди, прошедшие через войну, окопы, лишения, видевшие смерть, не могли не понимать друг друга и не идти друг другу навстречу.
— …Однако он обязательно начнёт о тебе расспрашивать, а я не буду знать, что ему отвечать, — продолжил после паузы Шаповалов.
— А что он может обо мне спрашивать?
— Будет интересоваться твоим здоровьем.
— Ну ты, Серёжа, даёшь, как будто не знаешь, что сказать. Ведь ты чуть ли не каждый день приходил ко мне в госпиталь.
— Батя обязательно спросит, продолжишь ли ты службу после полной выслуги лет. Что мне ему ответить?
— Пойду на пенсию.
— И что будешь делать на гражданке?
— Вариантов много, — небрежно махнул рукой Махновский.
— И все же ответь мне более конкретно, — попросил его Шаповалов.
— Уеду куда-нибудь подальше от людей. Хочу побыть наедине с природой. Буду тихонько жить, пчёлами заниматься, очищаться душой от того дерьма, в которое меня окунула жизнь.
— В твоём возрасте мечтать об одиночестве — самая настоящая глупость, — недовольно заявил Шаповалов. — Тебе надо жениться, обзавестись детьми, заняться их воспитанием. Они помогут тебе снять с души тяжесть, которая на неё давит. Одному в лесу нетрудно и затеряться. Ты, наоборот, стремись влиться в какой-нибудь коллектив, чтобы не было у тебя времени думать о прошлом, чтобы настоящее тебя полностью захватило.
— У меня нет никакой гражданской специальности, а при теперешней безработице мне работы не найти.
— Твой опыт и знания разведчика, а разведчик ты классный, сейчас на гражданке в большой цене. Только когда будешь себя продавать хозяину, смотри не продешеви.