Страница 71 из 152
Так продолжалось примерно несколько недель. Затем чинов РОА вывели за проволоку и под конвоем советских солдат погнали для погрузки на станцию.
Через неделю та же участь постигла казаков.
На юге Франции был лагерь военнопленных, недалеко от Марселя, в городе Монпелье. В нем, кроме немцев, было собрано около двухсот человек военнопленных разных народностей СССР, служивших в немецких частях. Среди них, кроме скрывающих свою принадлежность к казачеству, было около 40 казаков, в большинстве донцов. Казаки помещались отдельно.
Однажды, в марте 1946 года, в послеобеденное время, когда большинство казаков отдыхали, к ним в барак пришли два советских офицера: один из них энкавэдист в бурке, другой из строевых. С ними вошли француз-комендант лагеря и сержант, которые вскоре вышли.
Советские офицеры сели за стол. Энкавэдист молчал, а другой советчик говорил много с шутками и прибаутками и призывал возвращаться «на родину». Он составил список, занес в него имя, фамилию, год и место рождения каждого.
— Ну! Теперь поедете домой и будете жить спокойно, — говорил он, закончив составление списка.
Через неделю после этого казаки были вывезены в СССР. Удалось остаться только четвертым, заявившим, что они югославяне. Это было в средине марта.
Надо отметить, что после переписи ежедневно в лагерь приходили по утрам давно проживавшие во Франции русские совпатриоты, мужчина и женщина. Они уговаривали заключенных, особенно казаков, ехать на родину, но никто их призыву не последовал.
Кроме Пиренейского лагеря и лагеря в Монпелье, известны выдачи из лагеря под Тулузой, откуда вывезено до двадцати казаков, и из второго лагеря из-под Марселя — до пятидесяти человек.
Конец 3-го Запасного полка
Рассказ Ивана Петровича Наливайко, кубанского казака станицы Петровской, служившего в 3-м Запасном полку группы Походного атамана Доманова в Италии.
<…> К концу апреля 1945 года 3-й Запасный полк под командою войскового старшины Лобысевича в составе восьми сотен при трех орудиях общей численностью свыше 2500 человек, главным образом кубанцев, находился в городе Джемона, причем одна сотня его стояла в крепости Озопо, одна — вблизи его, у склада огнестрельных припасов, одна — на реке Таглиаменто в селении Пионе, полусотня на электрической станции близ Озопо, одна — в селении Тарченто. Остальные сотни, при трех орудиях, находились в Джемоне. При полку было примерно 30 пулеметов.
Сотнями в Озопо и поблизости командовал есаул Овсянников (ставрополец). (Я знал войскового старшину Лобысевича еще в Новогрудке, когда он командовал 1-м Донским полком, с которым перешел в Италию. Там он был отрешен от командования. Как он, так и командир 2-го Донского полка есаул Русаков, внушали большое сомнение в смысле политическом. Есаул Овсянников пользовался отличной репутацией. — В. Н.)
Сотни, расположенные в Джемоне, занимали школу, находящуюся в северной части ее, под горою, охватывающею ее с севера и северо-запада. Чтобы выйти из города и присоединиться к своим станицам, бывших километрах в двадцати пяти в районе Толмеццо, надо было перейти через мост, а для этого предварительно пересечь город, а потом повернуть на север.
В Джемоне находился и штаб бригады, но 28 апреля, когда начались осложнения, его уже там не было, а остались лишь два офицера, старых эмигранта: сотник Волошин из Франции и сотник Колесников.
Штаб всей группы Походного атамана находился в Толмеццо, станицы с гражданским населением в его районе, а строевые части на побережье Адриатического моря в районе Удине-Триест.
Двадцать восьмого апреля несколько казаков из сотен, стоявших в Джемоне, отправились, как всегда, в город в парикмахерскую. Там они встретили несколько партизан в красных галстуках, которые на них напали, причем одни казак был убит.
По получении об этом известия в штабе полка, в город были посланы вооруженные казаки, но бандиты скрылись. Ночь прошла спокойно. Вокруг города масса бандитов, но плохо вооруженных и боявшихся казаков. Видимо, они хотели только одного — ухода казаков из Джемоны.
Двадцать девятого апреля в расположение сотен в школе пришли два итальянских националиста и с ними какой-то человек, одетый в английскую форму, назвавшийся англичанином, который предложил казакам сдать оружие. Переговоры с ним вел на французском языке сотник Волошин. Он заявил от имени казаков, что оружие они не сдадут, и просил пропустить всех беспрепятственно к их семействам в Каваццо.
После некоторых переговоров англичанин на это согласился. К вечеру пошел сильный дождь.
Тридцатого апреля командир полка войсковой старшина Лобысевич из Джемоны не выступил, выставив причиною дождь и отсутствие перевозочных средств для женщин, которые там находились в числе около тридцати, главным образом, жены офицеров. Как ни старались офицеры и казаки доказать Лобысевичу, что терять время нельзя, он оставался непреклонным. День прошел спокойно.
Тогда еще существовала телефонная связь со штабом Доманова, и там было известно об обстановке в Джемоне. Оттуда сообщали, что навстречу полку Лобысевича и для поддержки его будут высланы казаки с артиллерией.
Одиночные люди, шедшие в Джемону, партизанами пропускались, но из Джемоны они никого не выпускали.
В этот день есаул Овсянников, находившийся в Озопо, подтянул туда сотни от склада, электрической станции и Пиониса и приготовился присоедииться к Лобысевичу при его движении от Джемоны. Но, прождав тщетно до вечера, он вышел из Озопо и пробился в Коваццо.
Первого мая продолжал идти дождь, и в этот день в Джемону несколько раз являлся англичанин с предложением сдать оружие. В пропуске казаков из Джемоны он не отказывал, при этом гарантировал, что никому из казаков ничего плохого не будет сделано.
Второго мая он стал говорить более настойчиво, требуя сдачи оружия. Это объясняется тем, что в то время казаки из района Толмеццо уже двинулись на север, а строевые части из района Удине-Триест уходили в том же направлении, следуя по дороге в виду казаков, находившихся в Джемоне.
Но командир полка войсковой старшина Лобысевич почему-то из Джемоны уходить не желал. Казаки и офицеры его не видели. Все переговоры велись сотником Волошиным. 3 мая положение оставалось прежним. Сотни довольствовались из полкового склада, получая пищу два раза в сутки.
Между тем сотня, стоявшая в Тарченто (южнее Джемоны), под командою донца сотника Сладкова укрепилась во дворе и никого к себе не подпускала, открывая по приближавшимся огонь. Ни в какие переговоры с итальянцами и титовцами командир ее не вступал. Он приказал казакам: «Никого не подпускать». Когда об этом стало известно в Джемоне, то ему приказано было через офицера, посланного с итальянцами, присоединиться к полку.
Третьего или четвертого мая эта сотня в полном порядке, с оружием в руках, прибыла в Джемону. До сего времени на предложение сдать оружие сотник Волошин по желанию казаков отвечал, что оружие может быть сдано только англичанам, когда они прибудут сюда.
Четвертого мая англичанин, который появлялся и раньше, предъявил новое требование о сдаче оружия с подтверждением гарантии безопасности. На этот раз казаки, посоветовавшись, решили сдать оружие, кроме пистолетов, и оно было сдано.
Получилась целая гора винтовок, автоматов и пулеметов. Здесь же и орудия. Итальянцы и титовцы повеселели. До того почти безоружные, они получили теперь массу оружия.
Пятого мая были сданы и пистолеты. Немедленно начались обыски и грабежи. Отобранными часами были наполнены две корзины. Заявления, что некоторые часы были русских фабрик, действий не имели — все они были отобраны. Было отобрано много денег, так как только перед этим офицеры и казаки получили жалованье. Была отобрана серебряная церковная утварь. Некоторых казаков раздевали и снимали обувь.
Никого не били, кроме одного казака, которого бандит ударил по щеке за то, что тот не хотел отдать сапоги; обращались очень грубо.
Шестого мая продолжался грабеж, отбирали еще не отобранные деньги, раздевали и разували. Волошин и другие офицеры советовали казакам не оказывать сопротивления.