Страница 17 из 152
Прошла мучительная бессонная ночь. Мысли и души содрогались от ужаса предательства.
Утром 30 мая майор Дэвис объявил казакам и оставшимся семьям, что
1 июня все казаки и вообще все русские, находящиеся в долине Лиенца, будут отправлены в Советский Союз. Он стал вдруг сух и совсем нелюбезен. В его глазах сверкали огоньки злого торжества и жестокости.
Люди заметались. Обезглавленные казаки не находили выхода из создавшегося положения. Они знали одно — возвращение «домой» равносильно смерти физической или духовной.
И вот в эти минуты страшного смятения какой-то молодой казак-урядник громко объявил себя Войсковым атаманом. С пылом юности и неудержимым стремлением спасти казаков от советского ада он энергично принялся организовывать растерявшихся людей и вливать в них стойкость сопротивления. Им были переданы майору Дэвису кипы петиций от групп, организаций и отдельных казаков и казачек на имя английского короля Георга, епископа Кентерберийского, английского и американского парламентов, на имя короля сербского Петра II, главнокомандующих и маршалов западных союзников. Майор Дэвис петиции эти принимал, но, вероятно, дальше его корзины для ненужных бумаг эти кровью написанные прошения, не пошли. Майор Дэвис ни на йоту не отступал от данного ему приказания.
Казаками было принято решение объявить голодовку. Это решение было воспринято большинством казаков и особенно казачек, как Великий пост перед предстоящими им страданиями. Казачки не давали еды даже своим детям. Привозимые англичанами продукты никто не выгружал, и они сбрасывались с машин на поляну среди лагеря. Но никто не прикасался к продуктам, и только над кучею хлеба и консервных, банок развевался воткнутый казаками черный флаг.
На всех бараках лагеря Пеггец, по дорогам и даже на отдельных палатках казачьего бивака реяли черные флаги, а во многих местах были выставлены плакаты на английском языке: «Лучше смерть здесь, чем отправка в Советский Союз!».
Урядник, взявший на себя роль атамана, объявил майору Дэвису решение казаков: не исполнять приказания и добровольно не идти на погрузку. Люди сбивались в кучи, и даже толпы, шумя весь день, как встревоженный рой пчел. Женщины плакали, дети в страхе жались к юбкам матерей. Казаки с хмурыми лицами возбужденно доказывали друг другу, что насильственной отправки быть не может: «Ведь это демократы!» Но что бы ни было, все же ехать нельзя и лучше умереть!
Поздним, вечером в лагерь прибыл майор Дэвис в сопровождении переводчика и объявил собравшейся толпе, что завтра, 1 июня, в восемь часов утра будут поданы машины и все должны грузиться; грузовики доставят их на железнодорожную станцию, а оттуда поездами их направят в СССР. На заявление атамана, что добровольно никто из казаков не поедет, майор Дэвис посоветовал не сопротивляться, иначе британское командование применит силу. Под крики, проклятия и истерический плач женщин и детей майор Дэвис укатил в город.
Организованное тут же общее собрание казаков вынесло решение: твердо оказывать пассивное сопротивление, избегать инцидентов, могущих принять характер бунта. Всю ночь люди провели перед походной церковью, где беспрерывно шла служба Божия. Многие исповедовались, как перед смертью.
В пять часов утра 1 июня духовенство с Крестным ходом вышло на лагерный плац. Началась литургия и молебствие. Со стороны Обердраубурга подходили с Крестным ходом строевые казаки. Прибыли юнкера Казачьего военного училища. Казаки и юнкера заключили в тесный круг стариков, женщин, детей и инвалидов.
Шла торжественная служба Господу Богу. Пели несколько казачьих хоров. Во время молебна многотысячная толпа, подняв руки кверху, причем некоторые женщины поднимали своих детей, с фанатичной верой в милость Божию молилась за Святую Русь, за свои родные края, готовая исполнить долг верности перед ними и, если нужно, принять смерть. Слова молитвы «Пресвятая Богородица, спаси нас!» — возносились к небу.
В восемь часов утра в лагерь стали вкатываться английские грузовики, покрытые желтыми брезентами. Толпа заколебалась, но служба Божия продолжалась. Хоры пели. По толпе пронеслось: «Молитесь Богу! Не бойтесь! Спасет нас Матерь Божия — силою не возьмут!..»
И с еще большим энтузиазмом понеслось к небу: «Пресвятая Богородица, спаси нас!» Еще крепче сжалось кольцо казаков вокруг своих родных, стариков, инвалидов.
Из грузовиков, остановившихся вдоль всей площади, стали выходить английские солдаты, вооруженные автоматами и палками. Они обходили толпу, беря ее в кольцо.
Духовенство продолжало литургию, и в тот момент, когда началось причастие, солдаты с грубой руганью на английском и русском языках бросились на толпу. Ударами палок и прикладами винтовок они старались разорвать цепь казаков, крепко державших друг друга за руки. Раздалась трескотня пулеметов, полилась кровь. Падали мертвые и раненые. «Долина смерти» — так названо это место со времен Суворова — огласилась страшными воплями женщин и детей, слившимися с вдохновенными песнопениями молитв.
Солдаты хватали их и бросали в грузовики. Казаков, падавших на землю, били палками, прикладами, стреляли в них. И мертвых, и раненых, и живых, как дрова, бросали в машины. Когда грузовики наполнялись, они под конвоем мчались к железнодорожной станции, где людей тем же способом перебрасывали в товарные вагоны, которые когда наполнялись, немедленно пломбировались. Когда толпа под натиском солдат стала отступать, она свалила забор лагеря и вышла на поляну за ним. Но здесь она была окружена танками.
Звонкий голос урядника-атамана скомандовал: «Теснее в круг! Долой головные уборы! На колени! Пой молитву Богородице!» Прижавшись друг к другу, все опустились на колени и еще с большей силой понеслись молитвы из тысяч уст.
Горячее альпийское солнце нестерпимо жгло обнаженные головы коленопреклоненной толпы. Губы пересохли и почернели от внутреннего огня и страшной жажды. Изнеможенные лица обливались потом, но люди пели одну молитву за другой, обращаясь к матери Господа. Священники с крестом протискивались в толпе и крепили дух людей и их веру. Ветер, проносившийся временами над долиной, развевал над толпою хоругви.
Английские танки замерли в 50—100 метрах от толпы. Грузовики притаились длинной колонной за бараками лагеря, и только кое-где в просветах между бараками были видны с поляны их желто-бурые брезенты.
И вот по чьему-то распоряжению последовала отмена погрузки. Только за Дравой, в лесу, на склонах гор, раздавалась еще стрельба автоматов: это преследовали успевших бежать. Позже в этих лесах были найдены трупы убитых и покончивших самоубийством.
Приняла жертвы и Драва: казачки привязывали к себе детей и бросались в ее бурные воды, чтобы не дать себя и их на муки и издевательства в советских застенках.
Так «демократический запад» встретил и проводил «домой» казаков, тех казаков, которые боролись против коммунизма, чтобы спасти мир…
М. Н. Леонтьева
Выдержки из письма терца
26 апреля немецкие части, находившиеся в Италии, прекратили борьбу. 27-го повстанцы арестовали Муссолини.
28 апреля в Томеццо, в штаб Доманова, прибыли три офицера итальянской национальной гвардии и потребовали немедленного ухода из Италии всех казачьих частей, предварительно сдав оружие.
Доманов оружие сдать отказался, но обещал увести казаков из Италии.
Первого мая казачьи части потянулись походным порядком из Италии в Австрию. Что тут происходило, трудно описать. Почти каждый казак имел своих лошадей с повозкой или бричкой, частью привезенных еще из дому, частью взятых в Польше, а те, кто не имели, брали у итальянцев. Но все те семьи, которые были привезены в Италию одиночным порядком и группами, не имели никаких перевозочных средств. Люди брали у итальянцев тачки, двуколки и даже детские коляски, впрягались в них и сами волокли свой скарб.
Путь был ужасен! Десятки тысяч людей шли, ехали, перегоняли друг друга, и все это стремилось на север — в Австрию.