Гастролер

В зале зашумели, и из левого крыла большого стола кто-то сиплым басом вставил несогласное слово:

— Может, еще включим в твой список льготников судей с прокурорами, секретарей обкомов, а, Медведь? А гаишников? Как же ты забыл про госавтоинспекцию, Медведь?

Не обращая внимания на ехидные реплики, я спокойно продолжал:

— …Когда мы идем под суд или на этап, адвокаты — единственные, от кого нам можно ждать понимания и защиты. Когда вор попадает в лапы к мусорам или прокурорским, адвокат наш единственный союзник. Так почему же мы, воры, должны идти против них? Можно сказать, против своих. Да, зона для многих из вас — дом родной. И многие из вас идут туда без опаски и сожаления. Но для многих молодых, скажу вам честно, уже не по кайфу торчать в тюрьме лишние года. Люди хотят хорошо есть и сладко пить, комфортно жить. И этого им не запретишь…

— Так они и не идут на зону, откупаются, суки! В душистых парфюмах ходят, вместо нар покупают себе дома на морских курортах! — занегодовал Порфирий Петрович, один из старейших в Крыму нэпмановских воров.

— Что ж, может быть! — кивнул я, обращаясь именно к этому вору. — И откупаются. Только вот я скажу тебе, Порфирий, все мы воры, но никому из нас идти на зону по несправедливой статье и по несправедливому приговору никогда не хотелось, и адвокаты наши в том помощники, чтоб нас от несправедливости и произвола оградить.

— Так ведь не за спасибо они нас защищают — денежки-то эти махеры гребут лопатой! — вновь раздался сиплый бас слева.

Я наконец-то рассмотрел говорившего: голос принадлежал казанскому смотрящему, вору по кличке Дядя Вася. Мало того, что этот нэпмановский вор упрямо стоял на защите старых уркаганских законов, так он еще затаил на московских воров зуб из-за того, что на вверенной ему территории да без его ведома московские расправились с тремя его не последними пацанами, грабанувшими известного московского адвоката. Так что Дяде Васе сам бог велел упорствовать.

— Гребут! — согласился я. — Так ведь есть за что. А сколько найдется среди нас таких, кто не готов будет заплатить хорошие лавэ за то, чтобы вместо десятки париться на зоне пятерик? Кто ж откажется от такой скидки? И вообще, люди, давайте взглянем правде в глаза — в старое время, когда житуха на воле была зачастую не лучше, а много хуже, чем в лагерях, особенно в голодные годы, особенно по краям нашей матушки-России, я говорю не про крупные города, а про глушь — оттуда мужики с радостью шли на зону, потому как на зоне, хоть и под винтарями вертухаев да на сибирском лютом морозце, им была обеспечена какая-никакая работа, жратва да порядок. Там был их дом родной. Но это все в прошлом. Жизнь при товарище Брежневе, что ни говори, стала налаживаться. Кому ж теперь захочется оторваться от хороших бабок, да сытной жрачки, да теплых телок на сочинском пляже и топать на этап? Да только таким старикам, как я да Дядя Вася… — Я сделал паузу и с удовольствием заметил, как в глазах присутствующих заиграли насмешливые огоньки. Моя речь, видно, начинала многих пронимать и заставляла задуматься и согласиться со мной. — Теперь об адвокатах, — продолжал я. — Да, многие живут богато. Но ведь богатство свое они заработали честным трудом. Мы сами им платим за работу, по договору, все, как положено у нормальных людей. Так что считаю, грабить адвоката — это все равно что залезть в карман к самому себе. Или к своему родственнику. Вот о чем я толкую!

Я опять на секунду умолк и отпил воды из стакана. В эти секунды все молчали, ожидая, что дальше скажет смотрящий.

— В общем, предлагаю договориться и взять адвокатов под свою защиту…

— Построить им надежную крышу? — вырвалось у кого-то из молодых. Новое словечко показалось многим удачным — и все одобрительно загомонили.

— Да, крышу, — говорю. — Кто не согласится, ну что ж, на то воля божья и его решение, но… Но вот еще предложение: если мы большинством решим, как я предлагаю, тогда будет распространено среди адвокатов такое наше правило: кто работает по совести и без рвачества — тот будет всегда прикрыт нами от посягательств всякой бандитской швали. Это я могу гарантировать по Москве. А вы у себя. Мы постараемся их всех прикрыть, а потом посмотрим, что из этого может выйти. Уж нам хуже не будет — это точно!

— Так ты что, хочешь решение схода вынести на волю? Чтобы адвокатишки-фраера нашим словом прикрывались? Ты в своем уме, Медведь? Такого на Руси сроду не было! — возмутился Дядя Вася.

— Ну не было. Так ведь в наших силах, чтобы было.

— Так это ж только твое решение, Медведь? — не мог угомониться Дядя Вася.

— А кто тебе сказал, что я твое решение буду выносить на решение схода! — Я уже начинал слегка злиться на упрямство казанского вора. — Да, я выношу свое, но каждый по нему примет свое решение. Ты принимаешь свое, я свое! Я не навязываю своего мнения. Я лишь предлагаю, как обустроить нашу жизнь воровскую. И если уж говорить о том, что, мол, у старых воров этого нет и не будет, так я вам на это так скажу: я сам старый вор. Вы меня все знаете. Начинал карманником, потом стал домушником, потом в медвежатники выбился. Гастролировал по всему Союзу и всю мусорню на уши ставил. И если уж говорить, то я постарше здесь многих, не только по возрасту, но и по опыту. Может, кто сомневается?

Все промолчали. И Дядя Вася даже согласно буркнул:

— Давай к делу. Никто в этом не сомневается.

— Так вот у старых воров, скажу я вам, до революции был такой закон, к которому я и предлагаю вернуться: когда в острог шел истинный вор, вор по жизни, адвокаты брали с него по минимуму, а то и вовсе защищали его бесплатно, и костили ему срок до самого малого, зная, что через год-два тот вернется и вновь обратится к нему, — в том и была определенная взаимовыручка. И это было по понятиям. А позднее Советы постановили адвокатов отменить и учредили особые тройки, вот тогда и покатило: понятия умерли, беспредел начался — воры стали грабить адвокатов. Так я и предлагаю именно то, с чего начинались многие воровские законы, — понятие!

После моей горячей речи среди воров начались жаркие споры. Кто-то доказывал, что это все туфта на постном масле, что адвокаты как гребли деньги в две руки, так и будут это делать дальше и им на нас, воров, — начхать! Кто-то соглашался с моими доводами, приняв мою сторону. Наконец решили проголосовать.

— Кто за и кто против, давайте решим здесь и сейчас, а там посмотрим, время покажет, кто из нас прав. Согласны? — предложил краснодарский вор Федор Липскеров по кличке Липа. — Лишних хлопот это никому не принесет: хотите заключать полюбовный договор с адвокатами, валяйте. А нет — так никто не будет лезть к вам со своими указами. Так что давайте решать!

На том и порешили.

— И кто против? — спросил я.

Против был Дядя Вася, за ним послышались и другие голоса — все больше старых воров, никогда толком не знавших, что такое адвокат и зачем он нужен:

— Саратовские против! И астраханские! Воронежские тоже не поддерживают!

В общем, с того схода наметился глубокий раскол в воровских рядах. То, за что отчаянно боролась советская власть, начиная еще с товарища Берии, развязавшего по лагерям «сучьи войны», а потом при хрущевском правлении, когда гэбэ постаралось истребить законных воров как класс, продолжилось руками сторонников нэпмановского закона. Этот раскол рано или поздно должен был привести к открытой войне между двумя воровскими лагерями.

И привел.

Егор представил мне своеобразный отчет о проделанной им работе за два года. Мы, по обыкновению, сидели с ним в ресторане гостиницы «Националь», где в последнее время частенько виделись. Нестеренко стал большим человеком, членом президиума Академии наук, уважаемым ученым с мировым именем, советником высших кремлевских чиновников, и ему было негоже принимать у себя в институте вора в законе. Вот мы и встречались с ним в стороне от чужих глаз, либо у него на даче, либо затерявшись в толпе респектабельных господ-интуристов, за ширмочкой отдельного кабинета.