Страница 3 из 5
Очевидно, 2 тыс. лет назад площадь пастбищных угодий, а следовательно и ландшафт, были иными, чем сейчас. Но мало этого: усыхание степи имело место и в древности. История хуннов отреагировала на это чрезвычайно чутко – Хуннская держава погибла.
Конечно, для крушения кочевой империи было сколько угодно внешнеполитических причин, но их было не больше, чем всегда, а до 90 г. н. э. хунны удерживали гегемонию в степи, говоря: «Мы не оскудели в отважных войнах» и «сражаться на коне есть наше господство»[22]. Но когда стали сохнуть степи, дохнуть овцы, тощать кони – господство хуннов кончилось. Начиная с I в. до н. э. в хрониках постоянно отмечаются очень холодные зимы и засухи, выходящие за пределы обычных. Заведенное хуннамн земледелие погибло. Очевидно, процесс перехода к аридному климату в этот период зашел уже настолько далеко, что стал решающим фактором в примитивном хозяйстве, как оседлом, так и кочевом. Таким образом, мы можем объяснить обезлюдение северных степей в III в. н. э. сокращением пастбищных угодий и считать III в. н. э. датой кульминации процесса усыхания.
Вынуждены были ютиться около зеленых горных склонов и отдельных непересыхающих озер и победители гуннов сяньбийцы. Прежние методы ведения хозяйства аридизация климата сделала невозможными.
Отмечая, что Балхаш имеет значительно меньшую соленость, чем должно иметь бессточное среднеазиатское озеро, Л. С. Берг предположил, что «Балхаш некогда высыхал, а в дальнейшем опять наполнялся водой. С тех нор он еще не успел осолониться»[23]. Высыхание большей части Балхаша датируется III в. н. э.
Понижен был и уровень Иссык-Куля[24]. В это же время, по сведениям, сообщаемым Аммианом Марцелинном, Аральское море превратилось в «болото Оксийское», т. с. весьма обмелело[25].
Источники фиксируют значительное сокращение населения стенной зоны в эту эпоху. Отсутствие внешнеполитических причин, способных вызвать ослабление усуней, юэбань и других народов, дает основание предположить, что главную роль здесь играл процесс аридизации климата.
Усыханию аридной зоны, согласно нашей концепции, должно было сопутствовать пропорциональное увлажнение зоны гумидной. К сожалению, деградировавшая к III в. классическая наука не сохранила нам прямых географических сведений о северных странах. Однако наша точка зрения подтверждается одним важным фактом. В конце II в. готы выселились из южной Скандинавии, на южный берег Балтийского моря, к устью Вислы, а в III в. распространились в восточноевропейской лесостепи и степях Северного Причерноморья. Зная зависимость готского натурального хозяйства от условий гумидного ландшафта, мы можем допустить, что и ландшафт, освоенный готами в III в., тоже был достаточно влажным. И действительно, в это время через греческие порты Ольвию, Херсонес и другие из Восточной Европы экспортируется огромное количество хлеба, потреблявшегося Римской империей. Но высокие урожаи на этой территории обусловливаются прохождением пути циклонов через центральную часть Восточной Европы, соответствующим увлажнением бассейна Волги и повышением уровня Каспийского моря. Тут на помощь приходит изучение донных отложении залива Кара-Богаз-Гол, характер которых определяется уровнем Каспия относительно высотной отметки бара, отделяющего залив от моря. По мнению В. Г. Рихтера[26], очередная трансгрессия падает на конец II в. и сменяется незначительной регрессией около IV в.
Но уже с середины IV в. мы констатируем обратный процесс. На север переселяются теле, находят себе место для жизни жужани, немного позже туда же отступают ашина, и им отнюдь не тесно. Идет борьба за власть, а не за землю, т. е. сам характер борьбы, определившийся к концу V в., указывает на рост населения, хозяйства, богатства и т. д. Сам процесс первоначального переселения беглецов (жужани) и разобщенных племен (теле) стал возможен лишь тогда, когда появились свободные, незанятый пастбища. В противном случае аборигены оказали бы пришельцам такое сопротивление, которое не могло быть не отмечено в хрониках. Но там сообщается о переселении и на слова о военных столкновениях, значит жужани и теле заняли пустые земли. А при отмеченной тенденции кочевников к полному использованию пастбищ необходимо допустить, что появились новые луга, т. е. произошло очередное увлажнение.
Великий тюркский каганат VI-VII вв., соперничавший с Китаем, Ираном и Византией и базировавший свое экономическое положение главным образом из местных ресурсах, не мог бы черпать силы из бесплодной пустыни. Статистика набегов на Китай показывает; что переброска конницы через Гоби в то время была относительно легка, и значит граница травянистых степей пролегала южнее, чем в XX в. В VIII в. тюрки и уйгуры возобновили занятия земледелием, но, что особенно важно, заняв зону степей, ни те, ни другие не пытались овладеть ни лесными районами Сибири, ни проникнуть в Китай. Травянистая степь, перерезанная лесистыми хребтами, была их вмещающим ландшафтом. К другим условиям жизни они были не приспособлены и не хотели приспособляться.
Для того чтобы понять характер отношений кочевников с Китаем, вернемся к эпохе усыхания. Взаимоотношения хуннов с китайцами и до III в. были весьма напряженными, но хунны не стремились к территориальным захватам у китайцев, а китайцы не устраивали военных поселений в сухих степях. Природные условия ограничивали области расселения обоих народов. Но в III в. кочевники потянулись из высыхающей степи к берегам Хуанхэ, которые тоже были подвержены общей аридизации. Степь продвинулась на юг, и в IV в. хунны захватили Шаньси, а сяньбийцы Хэбей и Хэдуи; китайцы же покидали свою родину и уходили на берега Янцзы. В целом, процесс освоения кочевниками китайских территорий совпадает с аридизацией климата, отставая от природных явлений ровно на продолжительность жизни одного поколения. Чрезвычайно знаменательно и то, что область центральных озер – Хунань – не попала в руки кочевников. Ведь там не образовалось степей.
Увлажнение, наступившее в конце IV в., восстановило исходное положение. К середине VI в. китайцы опять стали хозяевами долины Хуанхэ, и это было достигнуто не военными операциями, на которые слабые южнокитайские династии были неспособны, а увеличением китайского земледельческого населения в северных областях. Потомки кочевников вынуждены были подчиниться своим подданным и вместе с кочевым бытом утратили свои этнические особенности. Степь и Китай опять разделила линия Великой стены.
Насколько полезным было это увлажнение для китайцев и тюрок, настолько гибельным оказалось оно для табгачей. т. е. окитаенных потомков пяти варварских племен. За 200 лет табгачи частью погибли во время походов и дворцовых переворотов, частью рассосались среди китайцев и к концу эпохи Тан их уже не было. Зато другой народ – кидани – сумел приспособиться к оседлой жизни. Это оказалось для них легким потому, что, обитая в низовьях Ляохэ и Ионни, они не были настоящими кочевниками и могли развить земледелие, бывшее у них до этого в зачаточном состоянии.
Однако для киданий увлажнение принесло больше вреда, чем пользы. Их восточные соседи, чжурчжени, сложившиеся в лесах на беретах Сунгари, также вступили в период подъема хозяйства и культуры, причем значительно более интенсивно, нежели кидани. Чжурчжени обогнали киданей в развитии, покорили их в 1126 г. и распространились до границ Великой степи. Кидани частью подчинились завоевателям, частью перешли к полукочевому образу жизни, который они вели до того, как создали империю. Продвижение чжурчженей на запад остановилось на границах степи.
Пограничные кочевые народы: татары, монголы, кераиты были в XII в. настолько многочисленны и могущественны, что остановили натиск чжурчженей. И после этого, в XIII в. Монголия сделалась гегемоном Евразии, чего не могло бы быть, если бы она располагалась в бесплодной пустыне.
22
Н.Я. Бичурин, Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии и древние времена, т. I, М.-Л., 1950, стр. 88.
23
«Вопросы географии», 1951, стр. 08-69.
24
Л.С. Берг, Аральское море, СПб., 1909, стр. 403.
25
А.В. Шнитников, Изменчивость общей увлажненности материков Северного полушария, – «Записки Географического общества СССР», т. XVI, новая серия, М.-Л., 1957, стр.. 269.
26
В.Г. Рихтер, Донные отложения залива Кара-Богаз-Гол как индикатор колебаний уровня Каспийского моря, стр. 115-125.