Яростные тени (ЛП)

Но приятнее всего было топить неудачи в утешительных встречах, полных смелых сексуальных выкрутасов: на пассажирском сиденье серебристого «паккарда», в темных коридорах, в общественной уборной и, в особо мерзкий день, – на лестнице черного хода в пустую церковь во время осмотра запущенного кладбища.

Каждая новая встреча была подарком. Все равно Лоу снедало растущее раздражение, никак не связанное с перекладинами. В его голове звучали слова Уинтера: «Если уж встречаешься с такой девушкой, то хоть веди себя, как полагается». Почему его брат всегда прав? Потому что Лоу старался скрыть их связь: ходил на цыпочках вокруг ее отца и коллег; пробирался в ее квартиру в неурочное время, где преодолевал множество лестничных пролетов, чтобы не встречаться с лифтером; парковал Лулу через дорогу у гостиницы «Фэрмонт».

Подобная ситуация унизительна для обоих.

И почти через неделю после их первой ночи, в десять вечера, Лоу прятался за кипарисами у основания музейной башни, ожидая, пока мистер Хилл – тот самый охранник, который застал их с Хэдли в кабинете доктора Бэкола – уйдет на перерыв. Как только страж порядка укатил на машине за угол, музейная дверь приоткрылась, и показалось лицо Хэдли.

– Все чисто! – прошептала она весело, заводя Лоу в музей и запирая дверь.

Он осмотрел темный вестибюль. В одиночестве тут жутковато.

– Сюда ведь не войдет другой охранник?

– Двое стоят на посту снаружи.

– А мистер Хилл…

– Вернется не раньше полуночи.

– Если бы сведения об этом попали не в те руки, тебя бы обокрали.

– За десять лет произошли лишь две попытки взлома. И вряд ли кто-то может подогнать грузовик к парадному входу и вынести все, никого не потревожив. Где твой авантюризм, Охотник за сокровищами?

– Хм, наверное, пал под колесами нашего невезения на этой неделе. – Лоу наткнулся на стойку и стиснул зубы, когда резкий скрежет металла эхом отразился от стен. – Боже, Хэдли. Я чувствую себя непослушным мальчишкой, на спор проникшим в дом.

– Надеюсь, к завтрашнему дню лифт в моем доме починят. Тогда ты сможешь по-тихому подняться по лестнице, не встретив всех жильцов по пути.

– О, какая радость!

Она опустила руки на его грудь и подняла голову.

– Ворчун!

– Я просто раздражен. – Но теперь, ощутив запах ее волос, немного расслабился. На секунду прижался лбом к ее лбу и поцеловал в кончик носа.

– Как я рада, что ты пришел, – прошептала она. – Мне не спалось без тебя прошлой ночью.

– Мне не нравится разлучаться с тобой. Физически плохо. Хочу закончить охоту, чтобы мы перестали прятаться и лгать.

– Я думала, что ты живешь ложью, – поддразнила она его.

– Вы меня портите, мисс Бэкол, – прошептал он ей в губы.

– Я вроде еще никого не испортила.

– Постарайся ограничиться одним разом, а то мне не хочется, чтобы ты испортила кого-либо другого.

Хэдли выгнулась ему навстречу, радостно и глуповато улыбаясь. Лоу поспешил ее поцеловать, но только начал разогреваться, как Хэдли прервала поцелуй и взяла его за руку.

– В отделении антиквариата мы услышим, если мистер Хилл вернется. Я хочу кое-что тебе показать.

Лоу, не особо переживая и чувствуя воодушевление, миновал билетные кассы и армии молчаливых статуй. Высокие потолки и плитки мраморного пола, казалось, одновременно усиливали и поглощали звук шагов, когда они шествовали, любуясь картинами, стоившими больше любой роскошной машины семьи Магнуссон.

Обойдя коллекцию «Искусства стран тихоокеанского региона», они увидели арку со сделанной от руки надписью: «Сокровища Древнего Египта – мумификация, магия и ритуалы». Лоу много раз посещал эту выставку, даже когда большинство экспонатов еще находилось в старом здании Мидвинтера. В детстве он был ими очарован, что стало одной из причин, побудивших его учиться на археолога. Странно думать, что предметы, на которые он в десять лет глазел с восторгом, позже будут отданы в распоряжение Хэдли.

Лоу остановился перед витриной с женской мумией. На забальзамированной коже еще сохранились клоки волос. Зубы, в основном, остались нетронутыми, но у экспоната недоставало ноги; во время землетрясения половина музейных мумий испортилась и разбилась на куски. Но то, что привлекало сюда публику, находилось в соседней витрине: крепко замотанный мумифицированный кот, которого нашли в одной гробнице с человеческим телом.

– Лучший образец мумии кошки на всем Западном побережье, – похвасталась Хэдли. – Отличный экземпляр геометрического обертывания Птолемеевского периода.

– Ты так поступишь с Четвертым, когда придет его время?

Глядя на витрину с удовлетворенной улыбкой, Хэдли сцепила руки за спиной и склонила голову набок.

– Думаю, ему бы понравилось. Да и крошечный саркофаг неплохо бы соорудить. Кто знает, возможно когда-то мы оба окажемся в музее. Люди станут изучать наши забальзамированные тела и назовут меня Кошатницей.

– Ты ненормальная, min kära [10].

На ее губах появилась хитрая улыбка.

– Мне нравится, как вы флиртуете, мистер Магнуссон. – Хэдли посмотрела ему в глаза и отступила на пару шагов. Лоу показалось, что он сам мумифицирован, а она будто тянет его бинты, привлекая к себе одним взглядом.

Если Хэдли собирается сохранить свое тело для музея, Лоу не отказался бы лежать рядом.

– Вон там находится то, что мне хотелось тебе показать, – сказала она с радостным блеском в глазах.

Глава 26

Под взглядом Лоу Хэдли повернулась и подошла к стеклянной витрине высотой примерно по пояс, стоявшей рядом с квадратной колонной. Внутри находилась небольшая коллекция личных вещей, найденных в захоронении Кошатницы: сосуды для благовоний, расческа, ювелирные украшения. А еще посредине красовались три канопы; четвертая пропала во время землетрясения.

Хэдли наклонилась и присмотрелась.

– Мои родители нашли это захоронение в некрополе рядом с Фивами в 1895 году, всего за три года до моего рождения. Интересно, не послужило ли это источником вдохновения для моей матери, когда она решила припрятать перекладины?

– Только эти сосуды принадлежат к другой эре, чем заказанные ею канопы, – заметил Лоу.

– Да, и все же представляю, как она входит сюда, злясь на отца за намерение убить Ноеля. Ее обуревает отчаянное желание сохранить мир между компаньонами, чтобы из собственного эгоизма не потерять мужа и любовника. И тут ей на глаза попадаются эти канопы, – Хэдли постучала ноготком по стеклу.

– Решение проблемы: спрятать перекладины в том, что люди будут хранить и ценить, – согласился Лоу, заглядывая поверх плеча Хэдли и с удовольствием обнимая ее за талию.

– Точно. – Хэдли коснулась обнимающей ее руки, тихо выражая свое одобрение. – И я подумала, что если мы хорошенько их рассмотрим, увидим нечто, что поможет нам расшифровать две последние пиктограммы.

Как Лоу ненавидел эти нерешаемые пиктограммы. Ему хотелось послать и их, и мать Хэдли к чертям. Лоу вдохнул чистый запах ее кожи, ощущая мыло и благоухающий шампунь, под которыми скрывался естественный аромат. Пьянящая Хэдли. Он едва сдерживался, чтобы не зарыться лицом в ее волосы и не поцеловать в затылок.

Она слегка вздрогнула, но, чуть задыхаясь, продолжила свои рассуждения:

– Знаешь, отец подарил Кошатницу музею в связи со вступлением на пост директора департамента.

– Ммм. – Лоу поцеловал ее пару раз в шею, остановившись у первой пуговки закрытого черного платья, преградившей ему путь. – Возможно, поэтому доктор Бэкол решил, что я буду в восторге от возможности стать его преемником.

Хэдли погладила двумя тонкими пальцами его запястье под краем рукава. От этого легчайшего прикосновения Лоу пробрало вплоть до паха.

– Ты ведь не передумал? Предупреждаю: нарушишь наше соглашение, и я похороню тебя под десятью люстрами.

– Обожаю твою романтическую натуру, – ответил Лоу, стискивая ее крепче и прижимаясь к ягодицам.

10

Min kära (швед. яз.) – моя любимая.