Страница 2 из 26
— Что ты выберешь, лудильщик? Сам отработаешь его долг или это сделает твоя сестра лежа на спине?
На этот вопрос был только один ответ.
2.
Джек
Следующий этап моей жизни можно назвать только одним словом — Сол. Когда он заставил меня смотреть, как его мужчины зарезали моего отца, словно животное на скотобойне, я видел его перед этим только два раза, а разговаривал всего лишь однажды и то кратко. Помню тогда, что отметил для себя: его мертвые глаза, замаскированные обаянием. Я был здоровым крепким парнем, и знал, что он всегда хотел, чтобы я работал на него. Мой отец единственный, кто стоял у него на пути.
Что я могу сказать про Сола Скитта?
Возвращал ему этот чертовый долг.
Он ненавидел неоплаченные долги, а я ненавидел его.
Я ненавидел работать на Крокодила Сола. Я ненавидел ужасные, бессовестные, бесчеловечные вещи, которые был вынужден делать. И я ненавидел холод, который медленно просачивался ко мне в сердце. Я не могу описать, каким образом он медленно уничтожал мою душу, пока был его охранным псом. За четыре гребаных года я выплатил долг отца и процентную ставку, которая капала каждый день. Теперь вы можете себе представить всю картину моей ненависти к нему?
Мне было девятнадцать, когда выплата долга была наконец-то засчитана. Я направился к нему домой.
— Долг уплачен, и я ухожу, — сказал я.
— Ты был лоялен ко мне. Я хочу кое-что сделать для тебя взамен, — проскрипел он.
Когда Сол хотел что-то сделать для кого-то, отказываться не стоило. Настороженно я принял его приглашение поехать с ним в Лас-Вегас. Я никогда не был за пределами Англии. Для меня Вегас виделся, как блистательная, гламурная фантазийная страна, которая возвышалась в жаре пустыне, как мираж. Мне очень понравилось там. Мне понравилась жара, американский акцент и, бл*дь, очень понравился стриптиз.
Он поселился вместе со мной в Венецианском люксе, который был просто восхитительным, я никогда не видел ничего подобного, с высокими, красиво расписанными потолками, он напоминал мне Сикстинскую Капеллу. И, черт, вы бы видели, как они относились к мистеру Скитту, словно он был из королевской семьи. Король Скиттландии. Он получал сполна, все, что не желал. Любой его запрос для обслуживающего персонала был полным пустяком. Даже его любимый, бл*дь, лаймовый пирог, ожидал в пентхаусе в холодильнике. Король открыл мне кредитную карту на пятьдесят тысяч долларов.
— Мой подарок, — сказал он, улыбаясь с щедростью крестного отца.
В разреженном воздухе непревзойденной роскоши я стал чувствовать себя тоже королем. Я был так молод и так наивен, у меня в голове все перемешалось от этого богатства. Ирландцы говорят, стучась в дверь: «Что должно сделать потомство кота, чтобы убить мышку?» Я сел за игорный стол баккара. Мой отец с перерезанным горлом, стоящий у меня перед глазами сказал: «Присаживайся, сынок. Есть только два типа людей, мой мальчик, ирландцы и те, кто хотел бы ими быть». Я сидел в полном оцепенении. И в конце концов, я полностью оказался сыном своего отца.
Господи! Как быстро я проиграл пятьдесят тысяч.
Как по мановению волшебной палочки Сол оказался рядом со мной, улыбаясь своим безграничным оскалом крокодила.
— Не беда. Ты можешь взять кредит до двухсот тысяч.
Я смотрел на убийцу своего отца, и знаете, что? В эту минуту я очень хотел этот кредит. Я хотел его с испепеляющим отчаянием, я хотел получить эти грязные деньги от этого отвратительного человека, чтобы смог продолжить игру, так же, как и мой отец.
Затем произошла очень странная вещь. Я услышал мамин голос, отчетливо говорящий: «А кто не имеет, у того отнимется и то, что он думает иметь». (От Луки 8: 16-18).
И как будто у меня в голове что-то щелкнуло. Я встал и отошел от стола. Я чувствовал глаза Сола у себя на спине, один из его людей позвал меня назад, но я был в такой ярости, из-за своего отца, самого себя и Сола. Он хотел сформировать во мне множество пороков, чтобы мог потом контролировать.
Я шел уже больше часа, совершенно не разбирая направления, просто шел все время прямо, проходя мимо опасных, видно с низкой арендной платой зданий, едва ли замечая их, пытаясь увидеть какое-нибудь здание вдалеке.
В какой-то момент я распахнул двойные двери бара, который рекламировал холодное пиво и коктейли. Внутри было темно и мрачно и настолько грязно, что не хотелось ни до чего дотрагиваться. Местные жители повернулись в мою сторону. Ух ты! Недружелюбные. Это был не стриптиз бар и туристов тут не приветствовали.
Но я уже был внутри и хотел выпить. И никто не мог остановить меня в этом. Сол сказал бы на это, что не так с моими чертовыми деньгами? Всего лишь один стакан, и я свалю отсюда, по крайней мере я так думал. Я подошел к бару и заказал виски.
Бармен, угрюмый парень с ежиком волос на голове, колебался долю секунды, потом посмотрел на ширину моих плеч и огонь, пылающий у меня в глазах, одумался. Он отправился на поиски бутылки, а я тем временем осмотрелся. Выход был достаточно близко. Я с беспокойством оглядывал бар в темноте. И в эту минуту я узнал о себе некую страшную вещь.
Из полумрака появилась женщина метиска. Обычного вида, ничего особенного — черные волосы, карие глаза, кожа как шоколад, пухлые губы, которые очень мягкие и сочные, если в них запустить зубы. Я ничего не почувствовал к ней. У меня даже не возникло желания представить ее своей постели. Виски появилось передо мной, в бокале было налито больше, поскольку доза в Америке не такая, как в Англии, я проглотил его одним глотком, бросил банкноту на стойку и повернулся, чтобы уйти, поскольку это было неправильное место и неправильное время. Выход находился всего лишь в десяти шагах от меня.
Должно быть я успел сделать пять, когда она вдруг начала петь, эта обычная темнокожая девица. И черт меня побери, я застыл на месте, на пол шаге. Я не мог пошевелиться.
У нее был голос сирены, тех мифических существ из греческой мифологии, которые были способны заманивать моряков, неся им смерть. Как в замедленной съемке, я развернулся и снова посмотрел на нее.
Она смотрела прямо мне в глаза и пела только для меня. Я ничего не мог поделать. Сейчас я напоминал мышку, загипнотизированную коброй. От корней волос до кончиков ногтей я был загипнотизирован ее магией. Я подумал (мне было всего лишь девятнадцать, не забудьте), что я сейчас спонтанно воспламенюсь. Между нами была наисильнейшая химия. Как может кто-то, обладая таким талантом петь в этой забегаловке? Она должна выступать с Бейонс или Мадонной.
Потом, она подошла ко мне, улыбаясь.
— Купишь мне выпить? — спросила она.
Такой простой вопрос просто потряс меня до глубины души. Мне пришлось подавить истерическое желание рассмеяться. Что? Это все, что она хочет от мужчины, которого ошеломила, доведя до обморочного состояния?
— Что ты предпочитаешь? — спросил я.
— Шампанское, — сказала она дерзко, но ее голос при этом оставался очень мягким.
Неужели в этом месте имеется шампанское?
— Конечно, — сказал я.
И тогда у нее появилась первая настоящая улыбка.
— Я знала, что ты сможешь мне его купить.
Ее звали Индиго, и я сочувствовал ей. Петь в этой тусклой, ужасной дыре, с ее талантом, для мужчин, которых она вообще не знала, было наравне с ударом по голове мокрой рыбой. Я купил ей лучшую бутылку шампанского, эту мочу, как оказалось, и наблюдал как она пьет его. У меня кружилась от нее голова, а пачка презервативов прожигала дыру в моем кармане.
Она жила в нескольких минутах ходьбы отсюда, поэтому мы отправились к ней. В здании было темно. Ее квартира была в самом конце коридора. В полумраке я слышал негромкие голоса людей. Я схватил «Беретту», заткнутую за пояс, но у меня и в мыслях не было развернуться и уйти. Я горел похотью.
Ее кожа была гладкой, она оказалась щедрой, я отдавал себя всего. Запахло слишком горячим сексом. Настоящим горячим, доходившим до умопомрачения. Мы трахались под звуки убираемых мусорных баков в переулке прямо под ее окном. Я не знаю сколько раз. Может девять, может десять. Я не мог насытится ею. Внутри ее тела я забыл про Сола, и про его яд.