Страница 51 из 57
– А Коська – как? Я ж ему лицо нечаянно разбил. Теперь он страшней Усамы бен Ладена. А ты – как?
– Я же и говорю: нас провезут через кордоны. Весь этот хухрыжный балаган утихнет – они найдут, кого схватить. Потому Коська отсидится в монастыре, место ему забито. А я хорошо прикрыт в этих больших маневрах.
– А нищие?
– Всяк из нас нищ перед Рокфеллерами. Мои нищие будут мне рукоплескать!
Так получается: грешный отец Христодул завидует мне, я отчего-то позавидовал кере – все ему ясно, поезда идут по расписанию.
Я счет нужным сказать на прощанье:
– Еще неделю-две назад мне последний раз снился механизм Калашникова, керя. Но – извини. Я проснулся и окончательно понял: моя работа там, где сейчас умирают люди без причастия и без молитвы. Словом, буду поступать в духовную семинарию, а там и наши подтянутся.
– Никак, ты у меня бесповоротно рехнулся, керя, – вывел он.
– Никаких «никак», а никак нет, Ваше Анпираторское Величество, не извольте беспокоиться! Вы занимайтесь, керя, «ремонтом земли»35, а я – текущим ремонтом. Ты помогай живым жить по-людски, а я – уходить по-людски. Ты – Василеве, а слово это того же происхождения, что и базилик – «средство, посредничество», поскольку цари считались посредниками между верующими и богами, землей и небом. Где-то мы снова сойдемся, керя. И, наверное, очень скоро. Побереги себя, керя.
– За мной сила.
– Нечистая это сила. Угольная мафия, что ли? Кинут они тебя. И во гроб гвозди вколотят.
– А у меня керя – псаломщик! Свой человек перед Господом Богом!
Я обнял Юру.
– Через час – отбываем, – растрогался он. – Дождется тебя, во́рона, твоя Нюська! Обрадуется! Надо бы ей да Ваньке подарочки по дороге купить…
11
Прощай же, прощай, Горнаул, столица Шалтайского края!
Ранний предзимний сумрак успокаивал своим лживым покровительством. В машине с номером фээсбэ нас вез моложавый смуглый мужчина. Тот самый туркмен, который обязан Юре своим московским спасением? Все это настораживало своей правдивой простотой. Шалоумов дремал на моем плече. Керя разговаривал с пилотом. Я неудержимо думал о доме, который казался мне Брестской крепостью духа. Нас не остановили ни на одном милицейском посту, а когда мы миновали Бабаев Курган и пошли по трассе к последнему посту на въезде в город, то чтобы приглушить тревогу, я решил позвонить не кому-то из могикан, а своей беспамятной Раисе Терентьевне.
– Керя, – сказал я, – дай мне свою трубу…
– В счет аванса, – сказал керя.
Шалоумов, похоже, спал крепко. Я набрал номер и долго слушал длинные гудки, воображая то, как старушка вставляет в шлепанцы ноги, долго озирается и не может понять: в дверь ли это звонок, или вообще что это такое… Потом она обнаружит звон, узнает, где он, и спросит:
«Сереженька, а Россия жива?»
«Жива, слава Богу, Раиса Терентьевна! Очнулась после ранимации в этом историко-географическом пространстве да сразу есть попросила!»
«А кто сейчас вождь?»
«Для меня вождь – Христос, Раиса Терентьевна…»
«Значит, Церковь Апостольская жива, Сереженька?»
«Жива, Раиса Терентьевна! Правда, наблюдается незначительный процесс расцерковления быта. Евхаристия, Раиса Терентьевна, в сознании христиан превратилась в частные требы, но это еще не факт православного бытия, а что вполне вероятно, факт моего контуженого сознания! Кому до него есть дело? И правильно, что дела нет…»
«Нет, Сереженька! Но при чем же здесь Господь? Он ведь испытывает нас, ангел вы мой!»
«Господь Бог жалеет нас, не оставляет своей Благодатью. Наша страна широкая, богатая, прекрасная, вообще создавалась, расширялась и украшалась православными людьми, для которых и сомнения в ее будущем не было…»
«Неисповедимы пути Господни, но, может быть, он делает так для того, чтобы мы сами о ней, о Благодати, затосковали? Ведь тоскуем же мы об утерянном доме? Может быть, она снизойдет хотя бы к нашим детям…»
«Только русский православный фундаментализм, Раиса Терентьевна, спасет русских детей, может быть. Я понятно излагаю, Раиса Терентьевна? Ведь они, детки, видят то, чего мы не видим или видели да забыли… А сейчас, дорогая Раиса Терентьевна, – стихотворение:
– Алло! – ответил мне, наконец, веселый девичий голос. – Вам кого?
– Здравствуйте! – растерялся я. – Мне хотелось бы услышать Раису Терентьевну!
– А вы на машине?
– Да, я… мы на машине.
– Ну так и поезжайте к ней на тот свет – она ведь умерла позавчера!
Я услышал дружный молодой смех – наверное, это смеялись над нами с новопреставленной дети ее детей. Меня передернуло так, что с недовольной миной проснулся Шалоумов.
– Ты что? – потряс он головой. – Агония началась, никак?
– Я – ничто. Аз есмь червь. А вот плечо ты мне, Коська, отлежал – мозжит плечо, – сказал я и попросил Юру: – Керя, давайте заедем по пути в нашу китаевскую церковь! Заедем на кладбище, где наши лежат, а?
– Запросто, но бы, – отозвался керя. – Нам нельзя. И путь впереди неблизкий. Коську в монастырь на послушание определять. Это ж тебе не ребенка в роддоме оставить – и бегом на дискотеку! А еще надо тебя в твою чухомань забросить.
– В какую еще «чухомань»?
– Чухомань как чухомань, – зевнул он.
«Ладно, – думаю. – Дома помолюсь вместе с Аней за новопреставленную рабу Божию Раису. Нечего людей отвлекать…» Но Юре сказал почему-то:
– Отдавай мои деньги, керя!
– Что, свечечек не на что купить? – елейно сказал керя и закрылся руками, как от удара. – Грабю-ю-ют!
Я не стал сдерживаться и крепко стукнул его по крепкой жеребячьей холке.
35
Слова Андрея Платонова.