Разговоры с Бухариным

Когда умерли участники беседы (и лишь один из них оставил воспоминания), доказать правильность или ошибочность сказанного часто бывает невозможно. Ларина пытается сделать это в отношении интервью Николаевского. Используемые ею выражения довольно грубы: "лжет" (с. 275), "беззастенчиво извращает факты" 44 (с. 277), "строит свои фальсифицированные воспоминания" (с. 278). "В заключение хочу рассказать о менее значительных в политическом отношении эпизодах, придуманных Николаевским" (с. 281). И Ларина описывает эпизод, на котором хотелось бы остановиться особо. Ларина пишет: "Поражает сочиненный им [Николаевским] разговор о составлении Конституции […]. "Смотрите внимательно, — якобы сказал Бухарин Николаевскому, — этим пером написана вся новая

Конституция […]. (Он будто бы вытащил из кармана "вечное" перо и показал его). […] " Эти сведения — плод фантазии Николаевского. […] Николай Иванович […] "вечного" пера не любил. В Париж эту ручку Бухарин не возил и показывать Николаевскому не мог" (с. 281).

5 апреля 1936 года газета "Последние новости", выходящая и Париже, писала в репортаже о лекции Бухарина: "Отчеканивая фразы, Бухарин машет ручкой в такт или вытирает цветным носовым платком вспотевший лоб. Он увлекается, пьет воду, запинается на трудных французских словах, забывает про аудиторию и не видит, как в глубине зала сыплется вдруг дождь листовок и вспыхивает шум. То манифестируют сторонники Троцкого, требующие освобождения политических ссыльных [троцкистов]. Их быстро выгоняют из зала. Ничего не заметив, докладчик, увлеченный собой, трясет бородкой и громким голосом кончает под оглушительные аплодисменты публики:

— Мы смотрим вперед, расковываем творческие силы человечества!

Л и это время на лестнице бьют троцкистов".

Так что "вечное" перо у Бухарина в Париже было с собой. По крайней мере в этом Ларина ошиблась.

Еще один пример, более важный. Ларина категорически от-рицает (с. 282) рассказ Николаевского о свидании Бухарина в Париже с Ф. Н. Езерской, предложившей Бухарину не возвращаться в СССР. В одном из своих писем Николаевский пишет:

"С Бухариным тогда велись разговоры о том, чтобы он остался за границей для издания международного органа "правых". Вела их с ним Езерская, бывшая секретарь Розы Люксембург (ее имя вспоминает Бухарин в "Немецком октябре"). Ее Бухарин знал хорошо и к ней относился с доверием — Езерская мне тогда же обо всем рассказывала, и я хорошо помню, как она резюмировала итоговые замечания Бухарина: я не могу жить без Советского Союза. Он действительно знал о многих подвигах Сталина, но считал для себя невозможным уйти с поля борьбы, тем более что положение он отнюдь не считал безнадежным, так как в Политбюро Сталин еще не имел большинства (требование Вышинского на процессе Зиновьева о суде над Бухариным было отклонено Политбюро)"45.

Между тем с Езерской Бухарин был знаком настолько хорошо, что разговоры их могли носить очень откровенный характер. Вот что писала Езерская в письме Николаевскому в 1942 году: "Бухарин в Берлине в 1930 г. (когда он возвращался из Англии с конгресса научных деятелей. — Ю. Ф.) уговаривал меня пойти обратно в компартию. Я ему долго разъясняла, что вне партии я больше могу сделать, чем внутри, и он согласился, что это так […], но что вне партии бороться трудно. В конце концов он уже не так настаивал"46.

Если Бухарин в 1930 году мог советовать Езерской вернуться в германскую компартию, то почему бы Езерской в 1936-м не посоветовать Бухарину остаться в Париже?

Наконец, Ларина обвиняет Николаевского в провокации и фальсификации еще и на основании сравнения ею текстов интервью и статьи "Из письма старого большевика", опубликованной Николаевским в декабре 1936 — январе 1937 года в "Социалистическом вестнике"47. Однако статья, автором которой действительно был Николаевский, не публиковалась им с провокационной целью, как утверждает Ларина. Ее напечатали анонимно, внешне придав все возможные атрибуты, указывающие на то, что материал получен из СССР, а не составлен за границей. По мнению Лариной, Николаевский специально написал "письмо" так, чтобы в "старом большевике" читатель заподозрил Бухарина. Сам Николаевский, однако, пишет иначе. Он указывает, что использовал в статье "многие из рассказов Бухарина", но не более48.

Во всем, что касалось Бухарина, Николаевский был куда осторожнее и предупредительнее, чем это кажется Лариной. И не меньшевики, на долю которых пришлось так много критики в мемуарах Лариной, виноваты в гибели ее мужа, а совсем другая партия, совсем иная система. Удивительно, что для этой критики в мемуарах Лариной не нашлось места. Неужели же и сегодня можно предполагать, что во всем был виноват один Сталин?

ПРИМЕЧАНИЯ

О характере фракционной борьбы в то время дают некоторое представление следующие сборники документов: Троцкий Л. Портреты революционеров Сост. Ю. Фельштинский. Изд. Чалидзе, США, 1988; Архив Троцкого. Коммунистическая оппозиция в СССР, 1923–1927, 4 тт. Ред. — сост. Ю Фельштинский. М., "Терра", 1990.

См. Приложение 1.

Архив Гуверовского института, коллекция Б. И. Николаевского [далее: АГИН], ящик 508, папка 2. Письмо Николаевского Н. В. Валентинову (Вольскому) от 2 мая 1956, 1 л. Николаевский написал об этом в связи с приговором "шахтинцам". Согласно "Записи" Сталин высказался против смертной казни, а "правые", во главе с Бухариным, Рыковым и М. И. Томским, — за. Валентинову, старому социал-демократу, симпатизировавшему, конечно же, расстрелянному Бухарину, а не Сталину, в это было трудно поверить: "О Шахтинском деле я слыхал от Рыкова, — пишет он Николаевскому. — В беседе Бухарина с Каменевым есть большая ошибка. Бухарин указывал, что Сталин был против расстрела "шахтинских" вредителей, а они за. Тут большая путаница" (АГИН, ящ. 508, п. 2. Письмо Валентинова Николаевскому от 25 апреля 1956, с. 1). На это Николаевский ответил, что Бухарин правильность записи подтвердил, объясняя жесткую позицию правых тем, что "там ведь вплетался вопрос о немцах, которых расстреливать Сталин ни в коем случае не хотел" (АГИН, ящ. 508, п. 2. Письмо Николаевского Валентинову от 2 мая 1956, 1 л.), т. е. намекая на связи Сталина и советского правительства с немецкой военной разведкой и армией.

См. АГИН, ящ. 504, п. 34. Письмо Николаевского от 11 мая 1961, 1 л. Историю беседы Бухарина с Каменевым Николаевский собирался опубликовать в 1964 году в подготавливаемом им к печати историческом сборнике (АГИН, ящ. 510, п. 1). Но сборник так и не был издан. В 1965 году Николаевский все еще собирал материалы для публикации (см. Архив Международного института социальной истории в Амстердаме [далее АМИСИ], коллекция С. Эстрина, п. 65. Письмо Николаевского М. Шахтману от 1 января 1965, 1 л.).

"Как имя секретаря Каменева, который передал троцкистам копию этой записи?" — спрашивал Николаевский в одном из писем (АГИН, ящик 472, п. 32. Письмо Николаевского И. М. Бергеру от 6 июля 1961, 1 л.). В ответном письме, от 26 сентября 1961, Бергер о секретаре Каменева ничего не пишет.

В архиве Троцкого находятся и некоторые другие документы, адресованные не Троцкому. К ним можно отнести, например, письмо М. Фрумкина, заместителя наркома финансов, "Всем членам и кандидатам Политбюро, тов. Бауману и тов. И. В. Сталину", с грифом "Секретно" от 15 июня 1928 (см. Приложение 4).

См. АГИН, ящ. 519, п. 30. Комментарии Николаевского к книге Л Шапиро. 1958 год. Гл. 12, с. 7.

Так и произошло, хотя не стоит приписывать эту заслугу Троцкому, а причину "ссоры" Сталина с "правыми" искать в одной лишь неосторожной беседе Каменева и Бухарина.

"Я перенеслась в обстановку этих последних дней "рукопашной" писала позднее в одном из своих писем Н. И. Седова, — |…] вижу, вижу все с ясностью вчерашнего дня, слышу телефонный разговор Л. Д. с Бухариным- голос его [Троцкого], страстное негодование — отъезд в Aлмa-Ату…" (АМИСИ, коллекция Сары Якобс-Вебер, письмо Н. И. Седовой-Тюцкой от 29 февраля 1960).