Операция №6

— Нет! — твердо заявил Рогов. — Чтобы успешно руководить предстоящей операцией, нужно точно знать местность. Поэтому я считаю совершенно необходимым лично осмотреть все объекты, которые подвергнутся нападению, и, сообразуясь с обстановкой, приступить к операции № 6. Будьте, товарищи, готовы, — добавил майор, — выступить в поход сейчас же после моей радиограммы из Сухова. Время не ждет.

Глава шестая. Операция № 6

Да, время не ждало. Опять распахнулась тяжелая бархатная портьера и опять Кирьяков увидел страшный гестаповский застенок.

Но на этот раз он не был только зрителем: два гестаповца, подхватив его под руки, рывком втолкнули в пыточную камеру. Неслышно за ним захлопнулась дверь.

Полковник Курт Амедей фон Качке, заложив руки за спину и сбычив голову, начал бегать по кабинету, изредка пуская в стену пулю за пулей из своего парабеллума. Это была бессильная, клокочущая ярость: так тщательно разработанный план уничтожения партизан рухнул, рухнула и карьера гаулейтера на берегу бирюзового Средиземного моря.

И Гуго Вальтер, весь трясясь, покрытый потом, с ужасом ждал, что герр полковник в бешенстве всадит в его тело всю обойму парабеллума.

Но вдруг полковник остановился. И бегающие глаза его тоже остановились на адъютанте: Гуго Вальтер втянул голову в плечи и закрыл глаза в ожидании последнего своего часа.

Вместо выстрела он с радостью услышал сиплый крик полковника:

— Скажите там, чтобы к Кирьяку никто не прикасался… Я сам — слышите, Вальтер? Я сам займусь им, и пусть он заранее проклянет день своего рождения и благословит час своей смерти. Слышите, Вальтер?

Гуго Вальтер, получив, наконец, право удалиться из кабинета, стремительно рванулся к двери, шепча дрожащими губами нечто похожее на молитву.

Слепой в сопровождении молодой девушки — поводыря шел по улице города, перебирая струны гитары и гнусавым голосом тянул какую-то жалостливую песню.

Остановившись перед резиденцией начальника гарнизона, слепой заговорил:

— Помогите слепенькому во имя Христа, добрые господа… Дайте на пропитание, что будет угодно вашей милости…

И, дернув струны, сипло запел.

Но часовой, стоявший у входа, не разжалобился при упоминании имени Христа, он выбросил впереди себя автомат и рявкнул:

— Треэти зи цур зайте! (Отойдите!)

Девушка схватила за руку слепца и потащила его прочь, и тот шел за ней, тыкая впереди себя длинную, как посох, палку, и невидящие глаза его, закрытые темными стеклами очков, были неподвижно устремлены в одну точку.

В этот день слепец в сопровождении поводыря обошел весь город. Он побывал у танкодрома, возле казарм, у сарая с продовольствием, приблизился было и к бензобашням, но оттуда без всякого предупреждения часовой стеганул по ним из автомата, и слепой поспешил скрыться в глухой переулок.

Везде слепой гнусавил свои песни, ему подтягивала девушка. Они заговаривали с жителями города, прислушивались к разговорам немецких солдат, и только к вечеру медленно побрели из города.

Наступившие сумерки вскоре их скрыли.

Наконец, они остановились среди темного поля, и слепой осторожно потянул нижнюю стенку гитары и она отодвинулась. Внутри гитары оказался портативный радиопередатчик.

— Ну, товарищ Холодова, действуйте, — проговорил «слепец». — Радируйте Федору Кузьмичу: пусть он ровно через час приступает к операции… Порядок штурма Сухова — по плану… Действуйте, девушка!..

— Товарищ майор, — тихо сказала Вера. — А как же быть с Сережей?.. Ведь фашисты его сразу убьют, как только начнется штурм резиденции… При этом не только Кирьяков погибнет, погибнут все, кто находится в застенке…

— Не допустим, Вера, — успокоил Рогов девушку. — Я дал указание Гапаридзе и Камневу, чтобы они прежде всего незаметно проникли в кабинет Качке.

— А если Сережа не в школе? — спросила девушка.

— Этого быть не может… Мы убедились с вами, что гестаповский застенок находится только в школе и при этом рядом с кабинетом Качке. Неужели вы думаете, что такого человека, как «Днепр», полковник отправил в городскую тюрьму… Нет, девушка, можете быть уверены, он держит его рядом с собой…

— А если… — начала Вера и не досказала: в ее воображении возникла страшная картина — изувеченный, с изломанными костями молодой разведчик, попавший, как бы там ни говорили, в лапы Качке по ее вине.

Но Рогов понял девушку.

— Будем надеяться, что ничего непоправимого не произошло… Времени для этого было слишком мало…

— Товарищ майор! — взмолилась девушка, и горячие руки ее вцепились в Рогова. — Времени для этого не нужно много… Может быть, уже сейчас?.. Вот в эту минуту? А?

Она бросила руки к глазам, как будто хотела заслонить то страшное, что рисовалось ее воображением.

— Успокойтесь, — ласково проговорил Рогов. — Через час начнется штурм и…

— Но почему через час? — задыхающимся шопотом спросила она. — Ведь это очень много, товарищ майор… Нельзя ли раньше? Ради бога, товарищ майор!..

— Да поймите же вы, милая девушка, — убеждал ее Рогов, — что час — самый короткий срок. Всего бы лучше — штурм начать подальше за полночь, когда немцы уже угомонятся и в эту ночь не будут ждать нападения, но именно из-за товарища Кирьякова я назначил такой короткий срок… Итак, все ясно… Радируйте о штурме.

Штурм начался спустя несколько минут после полуночи.

К небу вдруг взвился гигантский сноп огня, а через минуту — второй. Это горели подожженные группой Алексея Найды две цистерны с маслом, только сегодня доставленные на танкодром. Потом огонь перебросился на сарай с продовольствием, предназначенным для проходящих через Сухов армейских частей.

Сначала по крыше сарая поползли розовые острые языки пламени. Потом, обретая силу, они вдруг загудели, и яростное шипение огня начало швырять в небо охапки багрового дыма и искр. Горящие мешки с крупой лопались от жара, и сухое зерно взлетало кверху, как шрапнель.

К месту пожаров бежали немцы. Они строчили по огню из автоматов, как будто свинцовый ливень мог захлестнуть пожар или в этом воющем пламени могли быть те, которые подожгли сарай.

А когда загорелись конюшни, и взрывы гранат начали раздаваться все чаще и в разных местах, и пули стали повизгивать возле бензобашен, охрана их залегла в канавах.

Лейтенант Кравчук, затаившийся невдалеке со своей группой саперов, воспользовался благоприятно сложившейся обстановкой и отдал приказ немедленно рыть колодцы для закладки ящиков с толом.

Саперы поползли…

Тем временем огонь, охватив все прилегающие к бензобашням постройки, переметнулся на бывший продовольственный магазин, где ныне были сложены ящики со сливочным маслом, предназначенным для отправки в Берлин.

Вот тут-то огонь потек по земле, как расплавленный чугун. Кипящее масло трещало, фонтаны мелких горячих брызг разлетались во все стороны, поражая тех, кто подходил близко. Удушливый чад забирался в легкие и раздирал их в сухом кашле.

Повсюду огонь ревел уже грозно и величественно.

Но растерянность среди немцев достигла своей вершины в тот момент, когда вырвавшиеся из конюшни лошади, раздувая ноздри, бешеным аллюром поскакали в промежутки, не охваченные еще пожаром. Но в эти промежутки устремились и солдаты, брошенные полковником Качке для борьбы с огнем. Ошалевшие кони — у некоторых горели развевающиеся хвосты и гривы — врезались в пожарников, подминая их под копыта.

Создалась та чудовищная неразбериха, где трезвый голос замолкает и начинает властвовать инстинкт самосохранения.

Огонь, потушенный в одном месте, нежданно возникал в другом, и вскоре полковник Качке с ужасом заметил, что этой бушующей стихией управляет опытная и умелая рука: очаги огня, возникая в разных местах, неумолимо брали в кольцо резиденцию начальника гарнизона.

Он сам пытался руководить, как боем, борьбой с пожарами, но оказалось, что телефонная связь прервана, и начальник гарнизона был отрезан от всех воинских частей, орудующих где-то там, в этом воющем, клокочущем пламени.