Пророк

– Властьимущим пришлось бы нести крупные расходы на социальное обеспечение.

– Вряд ли превышающие те, что мы несем сейчас. У нас ведь социальная рыночная экономика, а наша семья никогда не уклонялась от налогов.

– Они должны были бы поступиться влиянием и властью.

– Те, кто не обладал ни умом, ни талантами, никогда не смогут играть серьезной роли, к какой бы семье они ни принадлежали. Другой вопрос, куда направлять таланты и как использовать ум. Но достойным людям в такой системе всегда нашлось бы место. Более того, им было бы много легче утвердиться во власти.

– И влияние князя Александра Юсупова выросло бы? – она внимательно посмотрела на меня.

– Он мог бы занять очень высокое положение в новой иерархии, – ответил я, чуть подумав.

– Но тогда ему стоило бы всеми силами поддержать подобные перемены.

– Возможно, но есть одна загвоздка. Нарушение баланса ведет к быстрым переменам... слишком быстрым для общественного сознания. Можно перевернуть мир, но создать при этом такой хаос, что путь к желанному благоденствию растянется на века.

– Но ведь это будут перемены к лучшему. Неужели люди не поймут своей выгоды?

– Резкое изменение образа жизни выбьет у них почву из-под ног, лишит чувства защищенности. Крушение старых, проверенных ценностей аукнется анархией, а анархия – это биржевой коллапс, резкий рост цен на товары первой необходимости, локальные войны с множеством жертв... Может, сейчас наш мир и несправедлив, но мы, по крайней мере, давно уже отвыкли от столь серьезных потрясений. Взрыв может быть ужасающим и кровавым. Не зря говорят, благими намерениями мостится дорога в ад.

– Тогда надо бороться против этого.

– То есть встать на сторону тех, кто пытается сохранить существующий порядок вещей, – усмехнулся я. – Тех, кто несет бред о таинстве власти и тем укрепляет власть олигархии, кто разговорами о священной собственности защищает права грабителей на награбленное, заменяет духовный путь церковными догмами и ритуалами, скрывает эксплуатацию за красивыми россказнями о содружестве труда и капитала, – короче, защищать несправедливость этого мира.

– Я не понимаю тебя! – отчаянно замотала головой Юля. – Ты только что говорил о том, что надо предотвратить взрыв...

– В том-то и беда, что ко взрыву мы идем под флагом борьбы за справедливость, а стабильность защищают обманщики и воры.

– И что же ты выбрал? Кого поддержишь?

– Никого. Разрушать существующий порядок вещей – неприемлемо для князя Юсупова. Поддерживать подлецов – невозможно для Сяо Лунга.

– Значит, ты будешь ждать, кто кого победит?

– Я знаю исход.

– Чем же все закончится?

– Ничем. Все останется как есть.

– Тогда и беспокоиться нечего, – передернула плечами Юля.

«Может быть, если не знать, на какую бурю способен Гоюн, – подумал я. – Тигр явно готов к прыжку, и какая разница, будет ли эта атака губительна для него самого, если пострадают невинные люди?»

Некоторое время мы ехали молча.

– Ты говорил с Гоюном? – спросила вдруг Юля.

Я резко повернулся к ней.

– С чего ты взяла?

– Так, показалось.

– С Гоюном.

Я почему-то пришпорил лошадь, но Юля быстро нагнала меня.

– Ты боишься его? Наверное, он действительно опасный человек. Я ведь долго верила ему.

– Он действительно опасен, очень опасен... но я боюсь себя.

– Он предлагал тебе встать на его сторону?

– Да.

– Ты отказал?

– Да.

– Ты не боишься, что он захочет убить тебя?

– Нет. Он, как и я, сам не совершает гадостей. Мы с ним оставляем неблагодарную работу другим и пользуемся плодами их ошибок.

Мы выехали к асфальтированной дороге, ведущей в деревню, и поехали по обочине. Вскоре я уже украдкой наблюдал за крестьянскими избами. Старые, примерно шестидесятых годов постройки, типовые дома выглядели убого. Я вспомнил роскошные коттеджи в Архангельском, самом большом имении Юсуповых. Там еще лет пятнадцать-двадцать назад самые последние крестьянские семьи перебрались в просторные дома, не похожие один на другой и напичканные самым лучшим оборудованием. А здесь люди все еще ютились в сборных домиках, наподобие тех, что распространены в странах Северной Америки.

Я аккуратно объехал большую выбоину на дороге – судя по всему, давнюю, еще с лета оставшуюся. Неужто никому из жителей деревни за все время так и не пришло в голову вызвать дорожную службу? Если так, то в этой деревне действительно было немало проблем.

Несколько удивляло отсутствие людей на улицах и во дворах. Хотя автомобили: старые ржавые пикапы и малолитражки – стояли за воротами, самих жителей я нигде не увидел. Мы проехали чуть дальше и услышали шум и крики, доносившиеся с «пятака». Очевидно, мы поспели к разгару какого-то местного праздника.

Мы свернули за угол и оказались у магазина. Весь «пятак» был заполнен народом. Под гиканье и одобрительные возгласы зрителей в центре круга, образованного толпой, нещадно молотили друг друга десятка два молодых людей, и их яростные вопли, мат, стоны и глухие звуки ударов сливались с улюлюканьем толпы. Две женщины, громко причитая, тащили к обочине какого-то парня с разбитым в кровь лицом.

– Что это? – изумленно спросила Юля.

– Кулачные бои, – ответил я.

– Какая дикость, – фыркнула она.

– Традиция.

Нас заметили. Постепенно мы привлекли внимание всех зрителей, и драка в центре площади тоже начала затихать. Лишь один парень, лет двадцати пяти на вид, все никак не мог успокоиться, ругался и кидался на противников. Его отталкивали, пытались утихомирить, а он все не унимался.

– Охолонь, Федор, – подошел к буяну невысокий осанистый старичок. – Князь к нам пожаловал, а ты бузишь.

Федор застыл на месте и растерянно посмотрел на нас с Юлей. Кажется, он был изрядно пьян.

– Добро пожаловать, ваша светлость, – старик, подойдя к нам, поклонился.

– Здравствуйте, – я спрыгнул с лошади, передал поводья подскочившему ко мне мужику и помог спешиться Юле.

– А у нас тут праздник, ваша светлость, – сообщил подошедший старик. – Рождество пресвятой богородицы празднуем.

Кажется, это был староста, но я никак не мог вспомнить его имени.