Что надо сделать…

Аркадий Аверченко

Что надо сделать…

Нами получено письмо от неизвестного читателя, подписавшегося скромно и мило: — «Петроградец».

В тоне письма и подписи чувствуется солидный человек, а отнюдь не вертопрах какой-нибудь, желающий ошеломить читателя мимолетной ракетой трескучей мысли; мысль автора проста и остроумна, несмотря на кажущуюся сложность её осуществления. Вопрос, которого касается автор, не только назрел, но и перезрел, и если его, выражаясь аллегорически, не срезать во время, он, как некий плод, с треском упадет на головы заинтересованных людей.

Одним словом, письмо, написанное нашим читателем, умно, тонко и исчерпывающе.

Мы гордимся нашими читателями.

Вот письмо:

«Милостивый государь, г. редактор!

Я уже много лет читаю ваш остроумный журнал и очень люблю его. (поистине удивительно чутье и вкус этого скромного псевдонима, под которым, на основании вышенаписанного им, можно заподозрить крупную личность, обладающую сильно развитым художественным вкусом. Примеч. ред.) Во всяком вопросе, к которому вы подходите, вы берете быка за рога. (И верно. Берем. Это наш принцип. Но какова у автора наблюдательность! Примеч. ред) Надеюсь, что на этом основании, вы и дадите на страницах вашего уважаемого и талантливого (но каков вкус у человека! Примеч. Ред.) журнала место моему письму…

Читали ли вы когда-нибудь, господа, Майн-Рида, именно те его романы, в которых он описывает пиратов Коромандельскаго берега, бразильских разбойников и дикарей, водящихся в болотистых местах Амазонки.

Положа руку на сердце, кого они вам напоминают?

Угадали. Ну вот то-то же. Я так и знал. Действительно, получается такое впечатление, что все перечисленные отбросы земного шара перенесены в Петроград, одеты в извозчичьи армяки, посажены на козлы и двинуты сомкнутым конным строем на публику, предводительствуемые одним из членов городской думы, одетым в красный мундир, мокасины на голых ногах и шапку, сделанную из старой сигарной коробки. В ушах у этого члена думы сверкают две коробки из-под сардинок, а нос проткнут дамской булавкой. Он скачет впереди, испуская воинственные крики и науськивая всю свою банду на оторопевшую беспомощную публику.

— Что такое петроградский извозчик?

Кто этого не знает,

На грязном обшарпанном экипаже сидит бесформенное оборванное существо, рычащее, кусающееся и плюющееся.

Право, больно подумать: ведь это наш же русский человек, брат наш по родине, который крестится на каждую церковь, который имеет или имел папу и маму, поминаемую им отнюдь не в приливе сыновней любви.

Это грязное, обшарпанное, ободранное, зловонное существо, сидящее скорчившись на козлах — ненавидит всякого седока острой длительной ненавистью, а седок тоже ненавидит его и — боится.

Что бы сказал лондонец или парижанин, если бы кто-нибудь выпустил на лондонские или парижские улицы несколько тысяч грязных пиратов с грубыми голосами, озверевших разбойников, которые бы подстерегали в глухих местах доверчивых прохожих, усаживали их на особые приспособленные для грабежа тележки и, провезя их для отклонения подозрений несколько кварталов — грабили бы и обирали этих доверчивых прохожих.

Да ведь человека, который организовал бы эту страшную банду, лондонцы давно бы уже повесили во дворе мрачного Ньюгэта или Тауэра по приговору коронного суда. Мы, петроградцы, — почти все нервные, раздражительные люди; 1/4 всей этой нервности вызывается петроградскими извозчиками.

Идете вы по улице. Захотелось вам поехать.

— Извозчик!

Он тускло и равнодушно глядит на спину своей лошади.

— Извозчик!! Свободен?

Такой же бы получился результата, если бы вы звали сфинкса у академии:

— Сфинкс! Свободен?

Молчит, каналья, подлец этакий, чтоб его лихорадка взяла!

— Изво-о-озчик!

Еле заметное движение головы,

— Чего орешь? Занят. Не видишь, что ли.

Это — когда он занят. Вот — когда он свободен:

— Извозчик!

— Пожалуйте! Куда прикажете?

— На Троицкую. (Он стоить на Караванной).

— Рублик пожалуйте, без лишнего,

— Что-о? А по таксе не хочешь ли?

— На кладбище тебя повезу по таксе, вот куда.

Вы, возмущенный, идете дальше. За вашей спиной ставится точка этому краткому разговору:

— Жулик. Туда же.

Подумайте, ведь это наш же брат, русский человек, обычно такой добрый, отзывчивый к чужому горю, ласковый и приветливый,

Кто его сделал таким?

Наверное, городская дума устроила где то под землей тайную школу, и особые инструкторы в тиши ночей тайно учат всему этому извозчиков. На свою же голову.

— Извозчик! Надеждинская, семь гривен.

— Положите полтора.

— А по таксе не хочешь?

— Плевали мы на вашу таксу.

Мыслите логично: городская дума придумала свою таксу, извозчики плюют на нее; значить — они плюют на думу.

Деловому петроградцу приходится целый день носиться по городу на извозчиках. Вопрос: что от него остается вечером после десятка вышеприведенных разговоров. Вот к устранению и разряжению всей этой нервности бедного петроградца и ведется вся сущность моего делового проекта.

Вот мой проект: за день извозчики доводят петроградца, благодаря городской думе, до состояния близкого к истерике.

Избивать каждого извозчика, дабы сорвать злость — некультурно. Да он и не при чем.

Разыскивать какого-нибудь из членов думы — культурно, но хлопотливо. Что же предлагаю я? В Англии сейчас живет негр, бывший знаменитый боксер Джонсон. У него лицо от тренировки — как камень: хоть поленом по нем бей — глазом не моргнет.

Следует выписать этого негра Джонсона, избрать его в члены городской думы и выставить на Невском в особой специально устроенной будке.

И вот, когда у кого-либо из петроградцев, едущих на извозчике, уж очень накипит на сердце — петроградец останавливает на Невском извозчика, соскакивает с экипажа и, подскочив к негру и крякнув, со всего размаха ударяет это твердокаменное чудовище по лицу. Негру все равно (он тренирован), а петроградцу сразу сделается легче, ибо он высказал свое мнение о петроградском муниципалитете — в самой категорической форме Вот мой проект!

С почтением к вам

Петроградец.

Р. S. Содержание негра Джонсона город должен взять на себя, а если откажется — обложить извозчиков.

Петрогр.»