Страница 5 из 11
— Я видел, как ты появился, — сказал молодой человек. — Давай, тебе нужно подняться в Дом.
Он выбросил сигарету и устроился напротив широкой лужайки. Он не оборачивался, что бы посмотреть идёт ли за ним Квентин, который сперва не следовал за ним, но затем страх остаться в этом месте самому заставил его бежать рысью, чтобы догнать его.
Лужайка была огромна, размером с несколько футбольных полей. Казалось, нужна целая вечность, что бы перейти её. Солнце подпекало Квентину шею.
— Так как тебя зовут? — спросил молодой человек таким тоном, что бы убедить Квентина, что ответ ему не интересен.
— Квентин.
— Очаровательно, откуда ты?
— Бруклин.
— Лет сколько?
— Семнадцать.
— Я Элиот. Больше ничего мне не говори, я не хочу знать. Не хочу привязываться.
Квентину приходилось идти быстрее, что бы не отставать от Элиота. Что-то было не так с его лицом. Его осанка была очень прямой, а рот был искривлен в сторону, в постоянной полугримасе, которая открывала “гнездо” зубов, торчащих под невероятными углами. Он был похож на слегка недоношенного ребёнка с некоторыми дефектами, которые он пытался скрыть бережным уходом.
Но несмотря на его странное появление, от Элиота веяло естественным самообладанием, что заставляло Квентина сразу стать его другом или просто проводить с ним время. Он, очевидно, был из тех людей, которые чувствовали себя дома в мире — как рыба в воде, в то время как Квентин чувствовал себя как плывущая собака, постоянно изнурительно борясь за каждый глоток воздуха.
— Так что это за место? — спросил Квентин. — Ты здесь живешь?
— Ты имеешь ввиду здесь, в Брейкбиллс? — беззаботно ответил он. — Да, думаю да. — Они прошли далеко по лужайке. — Если это можно назвать жизнью.
Элиот провёл Квентина через щель в высокой изгороди в лиственный, темный лабиринт. Кусты были обрезаны в виде узких переходов, фрактально разветвляющихся коридоров, которые периодически открывали взору небольшие тенистые беседки и дворы. Кустарник был настолько плотным, что свет не проникал через него, но тут и там тяжелая желтая полоса солнца падала на тропу сверху. Они прошли мимо плескающегося фонтана тут; мрачную, пострадавшую от дождей белую каменную статую там.
Это были хорошие пять минут, прежде чем они вышли из лабиринта через отверстие в окружении двух возвышающихся топиари медведей стоящих на задних лапах на каменной террасе в тени большого дома, который Квентин заметил издалека. Из — за ветра показалось, что один из высоких, лиственных медведей слегка повернул голову в его сторону.
— Декан, вероятно, придёт за тобой с минуты на минуту, — сказал Элиот. — Вот мой совет. Сиди здесь, — он указал на обветренную каменную лавку так, будто говорил чересчур ласковой собаке стоять на месте. — И постарайся выглядеть так, как будто ты отсюда. А если ты скажешь ему, что видел, как я курю, я отправлю тебя в нижний круг ада. Я там никогда не был, но если хоть половина из того, что я слышал, правда, то он очень похож на Бруклин.
Элиот испарился в искусственном лабиринте, а Квентин послушно сидел на скамье. Он смотрел вниз, на серую мокрую землю. Это невозможно. Он старался мыслить логически. Он думал, что все эти слова у него в голове, однако это казалось неправдоподобным. Квентин чувствовал себя так, как будто связался с наркотиками. Плитки были с замысловатой резьбой с узором из развивающейся лозы, или, возможно, каллиграфических слов, устаревших до неразборчивости. Маленькие пылинки и семена кружились вокруг в солнечном свете. «Если это галлюцинация, то я ужасно обкурен» — подумал он.
Самой странной частью всего этого была тишина. Как бы он ни прислушивался, не мог услышать шум ни единой машины. Было такое чувство, как будто он находился в фильме, в котором вырезали звуковую дорожку.
Французские двери протрещали несколько раз, затем отворились. Высокий, толстый человек в костюме из индийской жатой ткани в полоску вышел на террасу.
— Добрый день, — сказал он. — Ты, должно быть, Квентин Колдуотер.
Он говорил очень корректно, как будто бы хотел изобразить английский акцент, но недостаточно старался. У него было мягкое, открытое лицо и тонкие светлые волосы.
— Да, сэр, — Квентин никогда никого из старших — или кого либо еще — не называл «сэр», но сейчас он почувствовал, что это необходимо.
— Добро пожаловать в колледж Брэйкбиллс, — сказал мужчина. — Я полагаю, ты про нас слышал?
— Вообще-то нет, — ответил Квентин.
— Что ж, тебе был предложен Вступительный Экзамен здесь. Ты согласен?
Квентин не знал, что сказать. Это был не тот вопрос, к которому он готовился, когда проснулся утром.
— Я не знаю, — сказал он, моргая. — Я имею ввиду, я думаю я не уверен.
— Совершенно понятная реакция, но, боюсь, неприемлемая. Мне нужно да или нет. Это только для Теста, — с надеждой добавил он.
Интуиция Квентина подсказывала, что если он скажет нет, все это закончится прежде, чем слог бы вылетел из его рта, и он останется стоять под холодным дождем и в собачьем дерьме на Первой улице, интересуясь, почему ему показалось, что он почувствовал тепло солнца на шее всего на секунду. Он не был готов к этому. Пока нет.
— Ладно, хорошо, — сказал он, не желая показаться нетерпеливым. — Согласен.
— Великолепно. — Он был из тех весёлых людей, чей юмор не всегда доходил до окружающих. — Давай проверим тебя. Меня зовут Генри Фогг — без шуток, пожалуйста, я их все уже слышал — но вы можете называть меня Декан. Следуй за мной. Сдаётся мне, ты последний прибывший, — добавил он.
На самом деле, Квентину не пришла в голову ни одна шутка. Внутри дома было тихо и прохладно, и был богатый, приятный запах книг, восточных ковров, старого дерева и табака.
Декан шел впереди него с нетерпением. Его глазам потребовалась минута, чтобы приспособиться. Они прошли через гостиную, увешанную темными масляными картинами, узкими деревянными панелями прихожей, затем вверх по нескольким лестничным пролетам к тяжелой, бревенчатой деревянной двери.
В то же мгновение, как дверь открылась, на Квентина уставились сотни глаз. Комната была длинной и просторной, полной отдельных деревянных столов, расположенных в ряд. За каждым столом с серьезным видом сидел подросток. Это была классная комната, но не из таких, как Квентину доводилось видеть, где стены были из шлакоблока и на досках объявлений покрытых плакатами с котятами, с надписью на них "ДЕРЖИСЬ, ДЕТКА". Стены этой комнаты были из старого камня. Комната эта была полна солнечного света, и он тянулся дальше и дальше и дальше. Это было похоже на трюк с зеркалами.
Большинство детей были ровесниками Квентина, и, судя по всему, тоже были восхищены представшей глазам красоте, или отсутствием таковой. Но не все. Было несколько панков с ирокезами или бритыми головами, и был существенным контингент готов и один из этих супер Евреев, Хасид. Слишком высокая девушка со слишком большими очками в красной оправе с глупым видом глазела на всех. Несколько молодых девушек выглядели так, как будто они плакали. Один ребенок был без рубашки, и вся спина его была в зелёных и красных татуировках. «Господи,» подумал Квентин, «какие родители позволили бы ему сделать это?» Другой был в моторизованной инвалидной коляске. Еще одному не хватало левой руки. Он был одет в темную, заправленную рубашку с одним сложенным рукавом и серебряной застёжкой, чтобы не открывался.
Все столы были одинаковыми, на каждом из них лежал обычной пустой бланк с тестами, и очень тонкие и очень острые карандаши № 3, лежавшие рядом. Это было первое из того, что Квентин видел здесь, было ему знакомо. Был одно свободное место, по направлению к задней части комнаты. Он сел и подвинул свой стул вперед с оглушительным скрипом. Ему показалось, что он увидел лицо Джулии в толпе, но она отвернулась почти сразу, да и не было времени. В начале комнаты Декан Фогг чопорно откашлялся.
— Все в порядке, — сказал он. — После небольших приготовлений, во время экзамена будет стоять полная тишина. Вы можете подсмотреть в тесты других студентов, но вам будет казаться, что они пусты. Вам не потребуется дополнительно затачивать карандаши. Если вы хотели бы стакан воды, просто поднимите три пальца над головой, вот так, — продемонстрировал он.