Страница 4 из 24
В общем, не знаю, как получилось, но к концу дня я уже была готова идти с Григорием не только под венец, но и на край света. Босиком. По терновнику. Без еды и одежды. В самую лютую стужу. Я была готова на все, лишь бы он был рядом, смотрел на меня, говорил со мной, обнимал меня и любил больше жизни, согревая своим теплом.
Он довез меня на своем «Пежо» до моего дома, я пригласила его на чашку кофе, он решительно отказался, я не менее решительно настояла, напоила его сначала кофе, затем коньяком, после чего, будучи уже не в силах сдерживаться, упала в его страстные объятия, в которых и провела всю ночь напролет без перерыва.
Бедняга уполз под утро. Изможденный, выжатый как лимон, он, с трудом передвигая ноги, кое-как оделся, освежился в душе и отправился решать проблемы со своими финансовыми аналитиками, не забыв нежно поцеловать меня на прощание и пообещать примчаться обратно, как только сможет. Я лежала в постели, оглохшая и онемевшая от любви, и счастливо улыбалась, глядя ему вслед и слушая эхо его тающих в тишине шагов. Боже, какое это блаженство любить и быть любимой! Все вчерашние сомнения относительно моих чувств к этому человеку напрочь выветрились из моей головы, и теперь я твердо знала, что лучшего кандидата в мужья мне уже не найти. Гриша был идеальным <во всех отношениях, начиная с внутренних качеств и кончая чисто мужскими. Мне было очень хорошо с ним, легко и просто, не нужно было напрягаться и что-то выдумывать — он понимал меня с полуслова, угадывал все мои желания и выполнял их самым наилучшим образом. Какое счастье, что мы с ним встретились! Порой на то, чтобы узнать человека как следует, уходят многие и многие годы, а с Григорием мы сошлись сразу, настолько были схожими наши характеры и так согласно были настроены наши души, нетерпеливо раскрывшиеся навстречу друг другу.
На работу в этот день я опять не пошла. Позвонила своей помощнице Любе, заменявшей меня в мое отсутствие, и сообщила ей, что заболела, подхватив острую инфекцию под названием «сумасшедшая любовь», и слегла, судя по всему, надолго. Пожелав мне не спешить с выздоровлением, Люба заверила, что агентство без меня не обанкротится, и, завистливо вздохнув: «Какая же ты счастливая, Вероника!» — положила трубку. Провалявшись в постели до самого обеда, я наконец встала и начала приводить себя в порядок. Душа моя ликовала и пела, а мысли витали где-то на седьмом небе от счастья.
Уже давно я не испытывала ничего подобного и теперь наслаждалась каждым мгновением. Подумать только, а ведь еще вчера утром мне казалось, что жизнь моя не имеет никакого смысла и я вот-вот умру от тоски и одиночества. Боженька, спасибо тебе за то, что подарил мне моего Гришеньку, самого умного, красивого, нежного и страстного мужчину на свете!
Ночью, в перерывах между взрывами страсти, мы рассказывали друг другу о своей жизни. Вернее, в основном рассказывала я, а он больше слушал, стараясь вникнуть во все и не спуская с меня горящего любовью взгляда. В результате к утру Григорий знал обо мне практически все, даже то, где я храню свои деньги и запасной ключ от квартиры. Он настолько располагал к себе, что я доверилась ему полностью, без тени сомнений и страха. Я болтала без умолку, а он внимал мне, то хмурясь, то смеясь, и сердце мое переполнялось радостью от ощущения поразительной близости и полного взаимопонимания.
Одним словом, когда раздался долгожданный звонок в дверь, я разве что только не завопила от счастья и бросилась открывать. Одетый в черный кожаный плащ, Григорий стоял, преклонив одно колено, на площадке, улыбаясь блестящими от переполняющих его чувств глазами, и держал в вытянутой руке букет алых роз.
— Вероника, я люблю тебя, — сказал он.
— Ты сумасшедший! — сказала я, смеясь от счастья и принимая цветы. — Встань немедленно!
— И не подумаю! — Он упрямо мотнул головой. — Буду стоять тут хоть до скончания века, пока не скажешь, что согласна стать моей женой.
Сунув руку в карман плаща, Григорий вынул обитую малиновым бархатом коробочку, открыл и протянул мне. В ней было золотое колечко. Взяв мою трепещущую руку, он надел мне его на палец и взволнованно произнес:
— Теперь мы помолвлены, Вероника. Я твой навеки.
Глаза мои увлажнились, сердечко подпрыгнуло от радости, и я бросилась к нему, обняла и поцеловала в губы.
— Поклянись, что будешь любить меня до гроба, — потребовала я, не спуская с него глаз.
— Клянусь, — торжественно произнес он.
Затем мы вошли в квартиру.
— Хочешь кофе? — предложила я, любуясь колечком, поселившимся на моем безымянном пальце.
— Нет, спасибо, я недавно перекусил. Собирайся, Вероника, нам нужно кое-куда съездить.
— Что, очередной сюрприз? — спросила я, лукаво прищурясь.
— Нет, просто мне срочно нужно выполнить одно поручение, — он слегка замялся, — а поскольку расставаться с тобой не хочу, то предлагаю сделать это вместе. Это не займет много времени. А потом поедем ко мне домой — хочу похвастаться своей квартирой. Заодно и нашу помолвку отпразднуем. Ты не против?
— О чем ты говоришь, милый, — расцвела я. — Через секунду буду готова.
Минут через пятнадцать мы вышли из подъезда, около которого стоял серебристый «Вольво-740».
— Это тоже моя машина, — пояснил Гриша, заметив мой вопросительный взгляд. — Садись за руль, если хочешь.
— А почему бы и нет?
Я уселась за руль, он разместился рядом и сказал, обернувшись:
— Познакомься, Вероника, это мой двоюродный племянник Саша.
Посмотрев назад, я только сейчас заметила сидящего там маленького мальчика лет восьми, одетого в синюю куртку с капюшоном и джинсы с кроссовками. Насупившись, он смотрел в окно и, казалось, ничего не слышал.
— Здравствуй, Саша, — приветливо поздоровалась я. — Ты чего такой серьезный?
Саша и ухом не повел в мою сторону.
— Не обращай внимания — это он домой возвращаться не хочет, — сказал Григорий. — Погостил у меня несколько дней, избаловался, а теперь капризничает. Заводи, поехали, а то опоздаем. — Он посмотрел на свои золотые часы: — Уже полвторого. Через полчаса нам нужно быть на Курском вокзале, там его родители будут ждать, моя сестра с мужем.
— Они не из Москвы? — Я плавно тронула машину с места.
— Из Липецка. Время от времени присылают мне племянника, чтобы приобщался к культурным ценностям. Я его по музеям вожу, на выставки, в детские развлекательные центры — одним словом, воспитываю.
— Тебе это нравится, я смотрю, милый.
— Конечно, — кивнул он. — Я же говорил, что люблю детей.
Всю дорогу мы с ним мечтали и спорили о том, сколько у нас будет детей, как мы будем их воспитывать и кем они станут, когда вырастут. Саша по-прежнему молчал, я слышала лишь его недовольное громкое сопение, изредка прерываемое тяжкими вздохами. Бедный мальчуган, раздразнили его московскими прелестями, а теперь снова везут обратно, в опостылевший Липецк. Что ж, его вполне можно понять.
Ровно в два часа я вырулила на автостоянку напротив Курского вокзала и заглушила мотор. Вокруг было полно машин, всюду сновали люди с сумками, бесконечным потоком выходили из подземного перехода и из дверей вокзала, создавая шумную и бестолковую суету. Посмотрев по сторонам, Гриша сказал:
— Что-то их не видно. Может, поезд запаздывает. Ладно, вы посидите Здесь, а я схожу в справочное и выясню. В крайнем случае сестра знает номер моей машины и сама подойдет. Ее зовут Галина. Не скучай, Вероника.
Нежно поцеловав меня в щеку, он вышел из машины и смешался с толпой. Чтобы немного заглушить вокзальный шум, я решила включить приемник, протянула руку и вдруг услышала жалобный тоненький голосок сзади:
— Не отдавайте меня, тетенька.
Я повернулась к Саше. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами, полными слез, губы его дрожали.
— Ну что ты, Сашенька, — начала я ласково успокаивать его, — это ведь твои родители, они тебя любят, соскучились, наверное. Каждый человек должен жить у себя дома, а не в гостях. Знаешь, как говорят, в гостях хорошо, а дома лучше.