Страница 22 из 40
Хатия Керемон, имперский командующий Мнемозины, стояла в небольшой огражденной ложе у задней стены собора. Перед ней простирались ряды скамей, заполненных прихожанами, добропорядочными жителями Аркио. Больше трети собрания составляли писцы библиариума, старшие из которых, те, кто контролировал доступ в нижние хранилища, сидели в передних рядах. На дальнем от Хатии конце нефа, с кафедры проповедника, вознесенной над алтарем на железных стропилах, кардинал Рейнхард направлял прихожан в самой важной церемонии года. В Ритуале Долготерпения собравшиеся взывали к Императору о даровании сил и просили о духовном попечении на предстоящие месяцы. Надвигалось пустое время года, но обитатели северного, населенного архипелага Мнемозины терзались мыслями не о холодах или сырых туманах.
Нет, людей беспокоило то бесконечное непроницаемое забвение, что приходило вместе с зимой и пагубно влияло на их души. Керемон прибыла в собор вечером, когда небо ещё оставалось чистым, но приглушённый звон колоколов, звучащий фоном к проповеди Рейнхарда, подсказывал командующему, что за дверями её ждет совершенно иная ночь.
Кардинал произносил речь уже целый час и явно не собирался умолкать в течение следующего. Впрочем, Хатия не испытывала недовольства по этому поводу, ведь лишь в день проведения Ритуала Рейнхард обретал истинную значимость для жителей планеты, глубоко нуждавшихся в пополнении духовных сил. Весь остальной год Керемон не выпускала узды политической власти над миром-хранилищем, пусть негласно, но безраздельно правя Мнемозиной. Влияние Хатии проистекала из двух занимаемых ею постов — имперского командующего и, благодаря тысячелетней традиции, верховного куратора библиариума. Впрочем, она не считала разумным бессмысленное противостояние с Экклезиархией. Кроме того, кардинал играл жизненно важную роль ортодоксального тирана. Мнемозина всегда нуждалась в поучениях Рейнхарда, а сегодня — особенно.
Ноги Керемон уже начинали неметь, когда кардинал произнес «Свет Императора вечен», что означало скорое окончание проповеди.
— Идите, напитавшись его силой, и да освятит он ваш путь. Сомневающимся суждено сгинуть, и да не протянете вы им руку помощи, — произнес напоследок Рейнхард.
Двери собора распахнулись, и колокольный звон, в котором звучали вызов и предостережение, стал поистине оглушающим. Зная, что это означает, Хатия спустилась из ложи, плавно вступая в церемонию как воплощение мирской власти, набравшейся сил от власти духовной. Верховный куратор повела прихожан на площадь перед храмом.
Оттуда открывался вид вдоль Дороги Памятников на гигантский купол библиариума, освещавший ночь тусклым алым сиянием из узких витражных окон. Подойдя к краю площади, Хатия Керемон подняла взгляд к звёздам, и толпа верующих за спиной верховного куратора последовала её примеру, зная, что в течение нескольких месяцев никому из них не удастся увидеть небо.
Температура быстро снижалась, уровень влажности, напротив, стремился ввысь. Первые завитки тумана ползли по земле, а Керемон ждала, когда небеса дадут знак о наступлении зимы и напомнят людям, что над грядущей пустотой останется сиять неугасимый свет.
Наконец, метеоритный дождь начался. Каждый год, в один и тот же день, Мнемозина входила в пояс осколков, и Хатия, хорошо зная, что это событие никак не связано с мгновенным наступлением планетарной зимы, все равно не могла удержаться от благоговейного трепета при виде такого совпадения. Ритуал Долготерпения служил щитом, не позволявшим трепету превратиться в ужас. Вскоре уже несколько огненных стрел ежеминутно прочерчивали тёмное небо, и Керемон следила за их полётом, сохраняя в памяти краткие вспышки света. Ощутив, что достаточно набралась сил, она опустила глаза.
Туман вступал в свои права. Придя из бухты Аркио, он уже охватывал библиариум, словно бело-серая стена пустоты, не уступавшая высотой городским шпилям. К утру над океаном мглы останутся только верхушки купола и собора, туман овладеет островами Мнемозины, укутывая людей в саваны, застилая глаза и заставляя опустить руки. Он не развеется до самого весеннего равноденствия.
В мире, превратившемся в серый лабиринт нечётких очертаний и бесконечного забвения, люди с легкостью могут поддаться отчаянию. Большая часть населения может искать укрепления лишь в вере, но верховный куратор и её писцы находились в лучшем положении. Вечные труды в библиариуме давали им цель, путеводную нить. Зимой в стенах хранилища, как обычно, продолжались работы по упорядочению и воскрешению воспоминаний Империума.
Когда стена тумана подступила вплотную, Керемон вновь подняла взгляд к небесам, решив напоследок ещё несколько минут полюбоваться метеоритным дождём. Одна из чёрточек привлекла её внимание тем, что падала, в отличие от остальных, почти вертикально. Странный метеор всё никак не сгорал в атмосфере, и к нему присоединился другой такой же. Затем сразу несколько. Над толпой поднялся приглушенный шум удивлённых голосов, но через несколько секунд изумление сменилось страхом.
Падающие звёзды превратились в десантные капсулы.
С этими смертными всё прошло слишком просто. Хотя, разумеется, их поражение и так не вызывало никаких сомнений. Орбитальные защитные системы пали под огнём орудий фрегата типа «Гладий», некогда известного как «Страж могилы», но теперь носившего имя «Вестник терзаний». Вслед за сбросом десантных капсул «Громовой ястреб» «Железное отчаяние» доставил на поверхность планеты «Носорога» и «Хищника». Во время спуска корабль встретил сопротивление в виде звена старинных истребителей «Молния», высланных на перехват Привратниками Мнемозины. После краткого воздушного боя пылающие обломки имперских самолётов врезались в землю, а «Железное отчаяние» успешно выгрузило бронетехнику.
В городе располагалась полнокровная рота Привратников, и солдаты выдвинулись в сгущавшийся туман для противодействия захватчикам в зонах высадки вдоль Дороги Памятников. Имперцы столкнулись с пятью отделениями космодесантников, обладающих тяжелой огневой поддержкой, и полегли за несколько минут. Ближайшие подкрепления могли прибыть в Аркио только много часов спустя.
Просто. Слишком просто. Как смертные могли выучить урок, погибая столь быстро?
Не то, чтобы солдаты что-то значили. В полной мере насладиться мудрыми поучениями Акрора предстояло гражданскому населению и планетарному руководству. Как славно, что они проявили полную готовность к сотрудничеству и бежали, блея от страха, обратно за стены собора. Набившись туда и съежившись в ужасе, смертные превратились в сосредоточенную аудиторию, ждущую назидания.
И Акрор пришел к ним, встав в дверях вместе с двумя отделениями своих братьев и выжидая целую минуту, прежде чем вступить внутрь. Он позволил собравшимся рассмотреть, кто явился в собор. Акрор ждал, пока хнычущие ничтожества поймут послание, воплощенное в его силовой броне, где чёрное встречалось с багровым, и, пересекаясь, объединяло кровь с эбеновым пламенем. Эти глупцы могли воспринять базовый смысл геральдики, как и поверхностное значение высохших черепов, свисающих с пояса доспеха, и фаланг пальцев, развешанных по наплечнику брата Люкта, словно патронташи. Глубинное понимание символов наверняка окажется не под силу смертным, но ничего страшного. Их путь к откровению только начался.
Итак, настало время начать обучение со всей серьезностью. Зашагав вперед, космодесантник заговорил, и динамики шлема разнесли звуки его речи по внутреннему пространству собора.
— Я — Акрор, капитан Роты Страдания, — братья следовали за ним, оставаясь в нескольких шагах позади. — Мы пришли освободить вас.
Он остановился у ближайшего к дверям ряда скамей. Люди, скорчившиеся там, ещё сильнее вжались в пол, и Акрор, наклонившись, принялся водить левой рукой над тремя из них, делая вид, что не может выбрать. Их глаза расширились, полные смертного ужаса и отчаянной надежды. Отлично. Аудитория начинает проникаться учением, хотя ещё и не осознает этого. Схватив за рясу какого-то священника, Акрор поднял его над головой.