Страница 43 из 52
Так что только Господь Бог может решить — чья же она, Оленька. Кому красоты ее больше всего досталось и достанется в этой ничтожной, жадной и прекрасной жизни: и кто овладел Оленькой сильнее и безотчетнее?
А потом тот же Господь Бог возьмет и передумает, и перерешит. И через тысячу лет, да чего там через тысячу — через сто тысяч лет в светлом райском саду все будет смотреть да поглядывать издали на свою красавицу Оленьку мусорник Кизя — ему даже на кнопку телеповтора нажимать не нужно будет. А о Венедикте же Васильевиче и о Ророчке Фортепьянове, и даже о самом господине Чмомордине Кузьме Кузьмиче никакой даже самомалейшей памяти на земле не останется…
15.
Итак, движимый благородными и бескорыстными побуждениями, замечательный патриот академик Бобылев решил спасти Россию от тлетворного влияния Запада, спасти русскую душу от чуждой и не свойственной ей алчности, защитить воздушное пространство от новых рустов и новых русских, а в порядке обязательного следствия — возродить отечественную авиацию и космонавтику.
Краеугольным камнем всего этого удивительного расцвета и дальнейшей безбедной, счастливой и справедливой жизни в России будет казнь вопиющего грязнохвата и богатея господина Фортепьянова — возможно более показательная, публичная, народовольческая, в чисто эсеровском духе. Раз надо — так уж надо! Академику Бобылеву все равно, с кого начать очередную решающую чистку, статистическое выравнивание и оздоровление страдающего и мятущегося русского духа и общества. Потому-то предложение авторитета Живчика расправиться с гнилушкой Фортепьяновым академик Бобылев и принял за перст судьбы. И с жертвенным чувством вступил на крестный путь спасителя Отечества. Убить, изничтожить Фортепьянова, и Россия возродиться и начнется новая жизнь!
Но почему же Чапчаховский законник Живчик, имеющий аукционное свидетельство — по его прикидкам — на 7% акций Тузпрома, все никак не решается оформить свою собственность на акции Тузпрома? А потому, что в силу природной мудрости махрового уголовника боится повторить судьбу субчика Мавроди, который тоже в свое время прикупил Тузпромовских акций. И тоже в аккурат 7%! Еще телеписатель Ужимкин проинтуичил и угадал — действительно оба героя отоварились на 50 миллиардов долларов каждый. И как раз за это портфельное инвестирование денег МММ в акции Тузпрома субчика Мавроди и выбили из игры, объявив во Всероссийский розыск, хотя можно было прямо с сервера продать на бирже акции доктора Мавроди и вернуть деньги обманутым вкладчикам МММ. Но соответствующие органы по настоятельной просьбе Председателя Совета Директоров Тузпрома господина Фортепьянова сделали этот семипроцентный пакет акций неотъемлемым вещественным доказательством уголовного дела, а покамест оставили эти акции там, где они и были, — на центральном сервере тузпромовского депозитария, под управлением самого Основного Диспетчера.
И вот чего до сих пор Живчик не может в ум взять, так это честности Рора Петровича. На фига, спрашивается, господину Фортепьянову на своем собственном сервере чужие фамилии хранить? Будь он на месте Рора Петровича, давно бы Живчик белым днем вошел в депозитарий, взял бы крестообразную отвертку, расковырял бы, распатронил все эти вонючие сервера, вытащил бы хард-диски, винчестеры и растоптал бы ногами все эти железки в прах. И полный порядок.
Меж тем бывший промысловик, а ныне магнат Фортепьянов, хотя и не может в силу ущербного экономического образования на словах выразить, чем отличаются короткая позиция от длинной позиции, но тем не менее в деньгах и акциях разбирается. И потому никак уже не упустит случая хотя бы по-простому, но все равно поближе к себе их подгрести. Сложил знатный тузовик 7% законника Живчика плюс 7% супчика Мавроди, и прямо на пальцах получилось у Ророчки 14%. А когда у господина Фортепьянова в руках оказываются чужие процентики или пожитки, то даже застрявши в форточке, он ничего и никогда не выпустит — это у него родовое, от вора-прадедушки осталось.
Живчик нутром чуял, что господин Фортепьянов произвел-таки все эти нехитрые математические манипуляции, в результате которых в остатке получилось, что его, Живчика, надо непременно убить. А затем — списать в теленовостях первого Тузоканала это заказное убийство на криминальные разборки или на неосторожное обращение с противотанковой гранатой.
Но чапчаховский законник Живчик потому так и взлетел высоко, что у него башка варит не хуже, чем у академика Бобылева. Зачем, спрашивается, решил он сам добраться до естественного олигарха и взорвать коротышку-микроцефала и только потом вплотную заняться дележкой Тузпрома? А затем, что понял законник своим природным умом: надо сперва перетянуть все тузпромовское акционерное одеяло на чапчаховскую братву, а потом уж растоптать все депозитарные сервера. А в дальнейшем создать блатные тузофирмы со счетами в офшорах и заодно — для поднятия своего высокого воровского имени — обеспечить братве на всех мурашинских и сибирских крытках достойный грев. В далекой же перспективе, уже с тузпромовского престола, прокусить ядовитыми зубками толстый зад господина Чмомордина и все забугорные магистральные тузопоставки, а главное все их оформление из Ужгородской таможни перевести на Чапчаховскую, то есть на свою частную таможню и дальше действовать по накатанному боливийскими поставками пути. Разница невелика: контейнерный мост из провинции Чапаре — это импорт, а поставки туза из Бузулуцкого месторождения — это экспорт.
Так что первый, очевидный и необходимый шаг к налаживанию нового и крупнейшего в России топливо-энергетического бизнеса — это взорвать авиамодельным самолетиком Председателя Совета Директоров Тузпрома господина Фортепьянова. Раз уж по-другому к нему не подобраться.
Так совпали интересы чапчаховского авторитета и всамделишного академика господина Бобылева, хотя академик Бобылев, мечтавший уничтожить всех грязнохватов в зародыше, срубить чужеродный социальный всплеск под корень, движим был в своей ненависти к господину Фортепьянову вовсе не жадностью, не завистью, не трусостью и не властолюбием. Нет, он обуреваем справедливостью, честностью и стремлением к социальному благу — то есть в высшей степени благородными чувствами.
Да, господа, давненько пора для дальнейшего успешного бизнеса, а также для полного освобождения от чего-либо, даже отдаленного напоминающего на святой Руси успешный бизнес, заварить кровавую кашу. А то что-то скучновато стало у нас в последнее время…
16.
— Слышь, Бобылев, неужели ты сумеешь попасть прямо в Фортепьянова? — все сомневался законник, не веря в достижения военной науки.
Заговорщики заехали в гараж академика, загрузили в огромный багажник “Мерседеса” точную копию истребителя Ла-5, к съемным крыльям которого прикреплены два реактивных действующих снаряда. Кроме самой авиамодели академик захватил несколько алюминиевых ящичков с надписями “Futara”, а также монитор, короб с электронной аппаратурой и небольшую канистру с авиационным бензином.
— Я пойду на таран, — сказал академик Бобылев, отождествляя себя со своим очередным сатанинским творением.
— Во, мазурик, дает прикурить! — одобрительно высказался Живчик. — Неужели ты этим самолетиком попадешь прямо в форточку?
— Если в литом америконебоскребе Тузпрома действительно имеется форточка, то я в нее попаду. Если Фортепьянов в момент атаки будет находиться в своем кабинете, то пластида ему хватит за глаза. Фюзеляж авиамодели представляет собой бомбу — между шпангоутами наклеена мощная взрывчатка.
— Где запрятана бомба? — не понял Живчик.
Академик бесцеремонно ткнул законника в бок, поводил пальцами по его ребрам и сказал:
— Вот тут.
Живчик поглядел на одержимого ученого, опять испугался глубоко сидящих темно-синих глаз академика и продолжил разговор странным заискивающе-панибратским тоном:
— Выходит, Лерчик, ты заранее знал, что я к тебе с заказом явлюсь? Или ты сам, без нас, хотел Фортепьянова замочить?