Страница 41 из 52
— Взорвать Рора Петровича не сложно. Но лучше уж сразу взорвать весь тузпромовский небоскреб. Туз из недр сам идет и сам себя по трубам к потребителям доставляет. А эти трутни сидят в дендрарии и занимаются только тем, что прячут по офшорам украденные у России деньги, — от них только вред. Надо все промыслы и тузопроводы национализировать, а тузпромоских крыс-конторщиков отправить в трудлагеря на перевоспитание, — академик Бобылев опять предложил свое любимое кардинально-социалистическое решение всех проблем.
— Нет! Глупости несешь, академик! Мой небоскреб погоди взрывать! Это здание мне самому еще пригодиться. Не все же мне по гадюшникам сидеть, пора и в еврокомфорт перебираться, — в Живчике заговорил собственник. — Для этого мне и нужно кокнуть говнюка Фортепьянова, но само здание ломать не нужно — все в Тузпроме мое!
— “Не твое, а мое!” — подумал дремлющий Венедикт Васильевич.
— Штамповка знает, где форточка, за которой сидит Фортепьянов, — продолжал законник. — И ты, Лерчик, в эту самую форточку доставишь бомбу!
— Господин Живчик, вас нам представили как крупного инвестора. А разговор у нас пошел совсем в другую сторону, — заметил господин Куропаткин.
— Вам бабки что ли нужны? — тут Живчик почувствовал себя, наконец, с атомщиками на дружеской ноге.
— Да, — подтвердил Бобылев.
— Сколько?
— Много. Сколько нам нужно? — уточнил академик Бобылев.
— Одну секундочку, — директор Чудаковской АЭС открыл записи, посмотрел и сказал:
— Чтобы потом не морочить голову с таможней, нам нужно примерно шестнадцать миллионов долларов. Сюда я включил и штрафы за простой вагонов.
— Действительно, деньги. Хотя таможня у меня своя, тут без проблем. Но шестнадцать миллионов! Вы что, хотите на Луну слетать, проветриться за мой счет? — пошутил законник. Страх перед атомщиками у него полностью выветрился.
Академик Бобылев и господин Куропаткин переглянулись. Выбора у них не было — ремонтировать Чудаковскую АЭС директор ООО “JJJ” господин Мутрук отказался наотрез — его монтажники навострились поставлять пивным заводам клепаные жбаны, и все атомные электростанции отныне и навсегда брошены на произвол радиоактивной судьбы. Составы с нержавейкой стоят плотным кольцом вокруг Чудаковской АЭС, и только за то, что они там простаивают, Южно-Сибирская ж.д. получает электроэнергию бесплатно, а тарифы взвинчивает. Денег, чтобы выкупить у “Центратомсоюза” эту стратегическую нержавейку, у них нет и никогда не будет. Потерять, кроме мизерной пенсии и ничтожной зарплаты, они ничего не могут, потому что и так уже потеряли в этой жизни все — и здоровье, и империю, на которую они это здоровье положили. Этот же случайно забредший к ним в полуподвал законник производит впечатление вполне надежного, хотя и не слишком приличного человека.
— У меня нержавейки двадцать составов, но чтобы продать этот металл за границу, мне надо сперва выкупить его у владельца, — господин Куропаткин дал первую коммерческую информацию.
— Ну! — ухмыльнулся Живчик и подумал: “Надо же! И наука двинулась барыжить — купить за копейку, продать за пятак”.
— Это, уважаемый Живчик, не простой металл — это нержавейка, готовые контуры, полная водо-водяная оснастка атомной электростанции. Вещь дорогая и редкая, поскольку побочный продукт работы любого реактора — это оружейный плутоний. Только диффузные барабаны приделать — и вперед. Нам бы желательно вывести все это железо на Кипр — синьор Мудаффи ждет его—не дождется. За эту нержавейку он готов с радостью выложить миллиард долларов, — объяснил господин Куропаткин суть бизнеса.
— Мой домашний философ Додик мне что-то уже толковал про эти бесхозные реакторные примочки. И что я должен буду в своих предвыборных речугах напирать на атомный бардак, — вспомнил вдруг Живчик. И с этого момента стал относиться к деловому предложению господина Куропаткина со всей серьезностью. — А как высокие мусора на это дело посмотрят? — Живчик поднял указательный палец правой руки к потолку.
— Все мусора в доле, — заверил академик Бобылев на понятном уголовнику языке.
— А вы сами, ребята, сколько хотите?
— Половина от чистой прибыли наша — половина твоя, и провались они все пропадом! — сказал академик Бобылев.
— Кто провались? Кого ты имеешь в виду? — уточнил Живчик.
— Кого я имею в виду?! МАГАТЕ, мутате и все эти договора по нераспространению, и всю нашу атомную лавочку — всех Центратомсоюзовких чиновников, которые альфу от беты отличить не могут! Пусть все они поцелуют меня в задницу! — горячо и злобно выкрикнул академик.
Живчик помолчал, покумекал. По своему успешному опыту международного оптового поставщика, он хорошо знал, что отстежку с таких серьезных бабок надо носить не в районное управление по борьбе с отморозками, а выше, гораздо выше.
— Говори напрямую — кто за подмазку здесь отвечает? — жестко спросил Живчик, показывая пальцами жест, обозначающий деньги.
— Я отвечаю, — сказал господин Куропаткин, налил себе полстакана водки и в очередной раз предохранился от радиации.
— Ты будешь носить откат наверх и раздавать упырям? — уточнил Живчик.
Господин Куропаткин поставил стакан и подтвердил кивком, что он лично знает тех, от кого зависит разрешение на вывоз атомных прибамбасов за рубеж.
— Нет, — сказал Живчик. — Я сам всем этим пидорам буду носить бабки, чтобы они знали и видели, откуда ноги растут, и ни секунду не сомневались, что если они нас кинут с нержавейкой, то их прирежут, даже если они с нашими общаковыми бабками свалят ко мне в Боливию. Раз я вкладываюсь в это дело, мне нужно знать, кто крайний и кого мы в случае чего будем кончать вместе со всеми его родственниками. Понял меня, Лерчик? Иначе я в это атомное дело не ныряю.
Так Живчик объяснил оборонщикам суть блатного финансирования.
— Там лишних людей не любят, — покачал головой господин Куропаткин.
— Любят — не любят… Детский сад. Я не лишний, раз вы без меня с места тронуться не можете, — сказал законник.
— Пусть сходит с тобой разок под самые звезды, какая тебе разница? Им же от этого не убудет, а только прибудет. Да, наверное, господин Живчик туда не в первый раз и пойдет, — сказал проницательный Бобылев.
Живчик кивнул и продолжил мысль:
— Что же касается тебя, Лерчик, то ты первым делом бери сейчас свой пластидовый самолетик. Для успешного начала совместного бизнеса мы прямо отсюда поедем и замочим коротышку Фортепьянова. Тогда сразу видно будет, чего ты, академик, стоишь. А если у тебя тут действительно такой крутой замес, значит я потом и за нержавейку возьмусь, большое дело с вами начну. Понял меня?
— Я хочу к Оленьке! — вдруг открыл глаза Венедикт Васильевич.
— Просыпайся, Штамповка, поедешь с нами. Академик сейчас птичку запустит, а ты кнопочку нажмешь. Бабки любишь? — пошутил Живчик.
— Люблю, — признался спросонья Венедикт Васильевич.
— А чистеньким хочешь остаться?
— Хочу, — подтвердил Венедикт Васильевич.
— Ай, молодец! Вот это я понимаю! — одобрил Живчик и распорядился. — Поедешь сейчас с нами кончать Фортепьянова, а то живой отсюда не выйдешь…
Законник опять было перешел к своей блатной методе, но академик Бобылев прервал его:
— Хватит нас пугать, Живчик! Не знаю, как тебя по батюшке, но довольно!
Академик Бобылев встал со стула, приосанился, принял значительную памятникообразную позу и провозгласил начало воплощения в жизнь спасительной идеи точечного терроризма:
— Это моя профессия — держать весь мир в страхе! Мы сейчас поедем и уберем этот жалкий статистический нонсенс — жадного ублюдка Фортепьянова. Но я сделаю это исключительно для России! Конец упырю Фортепьянову! Но вовсе не потому, что этот тузпромовский магнат перешел тебе, Живчик, дорогу и попытался, как ты говоришь, поднять тебя на вилы. Всех этих господ Фортепьяновых необходимо срочно стереть с лица земли русской, но совсем по другой причине, которую ты, Живчик, своими слабыми мозгами не поймешь! Надо срочно приводить нашу жизнь в порядок! Иначе Россия погибнет… Никто кроме меня не очистит нашу древнюю, святую землю и народную жизнь от этих грязнохватов!