Страница 22 из 76
— Кальмарис, — сказал Энди.
Чтобы согреться, я спрятал руки под мышками.
— Он уже просил отвезти его к нашему президенту?
— Я забыл.
Тут заговорил сам Кальмарис:
— Ты — палач. Мучитель. Мы оба повернулись к нему.
— Ты ошибся, приятель, — сказал я. Кальмарис кивнул.
— Не ошибся.
В животе у меня шевельнулось что-то похожее на отвратительного холодного червя. Шевельнулось — и снова успокоилось.
— Энди… — Я кивнул в сторону выхода.
Вместе мы вышли в ярко освещенный торговый зал.
— Ну-ка, рассказывай, — потребовал я. Энди рассеянно кивнул.
— Что-то я еще помню, но кто знает, что сохранится в моей памяти к следующему разу!.. В общем, одна из частных компаний заключила с правительством контракт на разработку усовершенствованного спектрофотометра, который можно было бы использовать для противодействия стелт-технологиям нового поколения: по нашим данным, исследования подобного рода полным ходом шли в Китае. Когда прототип экспериментального устройства проходил рабочие испытания в Неваде, мы вдруг заметили совершавший странные маневры летательный аппарат, который каким-то образом поглощал излучение видимого спектра. Естественно, его тут же сбили…
— Естественно.
Энди снова схватился за пачку «Кэмела», сунул в рот еще одну сигарету и принялся хлопать себя по карманам в поисках зажигалки. Я протянул ему «Зиппо».
— Спасибо. Он закурил.
— В общем, теперь не поймешь, кто у кого в плену: он у нас или…
Сигарета вывалилась у него изо рта и скользнула на пол, оставив на черном тулупе осыпающийся серебристый след. Энди несколько раз с усилием моргнул, его расфокусированный взгляд уперся куда-то в пространство или, напротив, обратился глубоко внутрь.
— О-ох!.. — страдальчески выдохнул он.
— В чем дело?
— Опять!.. Нет, только не это! Не хочу!.. — Повернувшись, он неверной походкой лунатика протопал к выходу из магазина.
— Эй, Энди, куда?…
Но ночная темнота уже поглотила его. Бросившись следом, я резко толкнул дверь. Холодный ветер пустыни ударил мне в лицо, но Энди нигде не было. Исчез и его джип. Я, однако, был уверен, что Энди не уезжал на нем.
Я посмотрел туда, где раньше стоял «чероки». Никаких следов — только моя тень тянулась по бугристому красновато-коричневому песку.
Несколько секунд я стоял на пороге, потом вернулся в «Семь-Одиннадцать» — в ярко освещенную и такую реальную реальность. Я никогда раньше не нервничал, но сейчас каждый волосок на моей коже поднялся дыбом. Один, в пустыне, наедине с иллюзией, которая никак не желала рассеиваться, я чувствовал себя брошенным и бессильным. Где-то в глубине души ожили полузабытые детские страхи.
И все же сила воли — или, быть может, что-то другое — не совсем меня оставила. Я совладал с собой и сделал несколько шагов к прилавку. Блендеры по-прежнему негромко гудели, накручивая на лопатки густую, липкую массу, на шампурах гриля вращались хот-доги, мигающий свет флуоресцентной лампы пульсировал, казалось, прямо в голове.
Я посмотрел на охладители, на ровные ряды бутылок и картонных пакетов. Черт!..
Обогнув прилавок, я взялся за ручку кладовой. Страх пробежал по нервам, словно электрический ток, мир вокруг закачался, и я поспешно отступил назад. Серебристая дверь кладовки — металлическая, с толстой резиновой прокладкой — расплывалась и таяла, словно сотканная из тумана. Сознание готово было покинуть меня, и я напряг всю свою волю, пригвоздив его к месту, будто стальным костылем. Секунду спустя дверь ледника-кладовки приобрела свой обычный вид. Я повернул ручку и вошел.
Кальмарис сидел на ящиках из-под пива все в той же позе, что и десять минут назад.
— Сделай так, чтобы это прекратилось! — Боюсь, я не очень четко выражал свои мысли.
— Я ничего не делаю, — прозвучал ответ. — Я только позволяю осуществиться всем вероятностям.
— Тогда пусть они больше не осуществляются.
— Боюсь, это невозможно. Инстинкт самосохранения требует, чтобы я нашел тот единственный вариант, в котором ты меня не убил.
— Но ведь я тебя не убил…
— Убил.
Я шагнул к нему. Стальной штырь, удерживавший от бегства мое сознание, вонзался теперь прямо мне в темя и, казалось, с каждой секундой погружался все глубже.
— Что тебе от нас нужно?
— Не от вас — от тебя. Мне нужно остаться в живых. Ты и я связаны до тех пор, пока вопрос жизни и смерти не решится окончательно. Я давно предвижу возможное наступление собственной гибели от твоих рук, хотя сейчас у тебя и нет подобных намерений. К счастью, я способен управлять различными вероятностями собственного временного потока, и поэтому я продолжаю искать ту единственную последовательность случайных событий, которая в конечном итоге избавит меня от смерти. С твоей точки зрения, этот вариант тоже может оказаться весьма желательным. Если некому будет следить за вероятностями вашего мира и своевременно изменять их, сценарий, приснившийся вашему военному лидеру, в конце концов обязательно осуществится.
Мои глазные яблоки вдруг заломило как перед приступом мигрени. На периферии зрения вспыхнули яркие ярмарочные фейерверки, и я с силой потер глаза кулаками, стараясь потушить, потушить, потушить их сверкание…
Вероятности сдвинулись…
Я проснулся. Я лежал рядом с женой в тихой и темной спальне, где было слышно только тиканье часов — и ничего больше.
— Энди… — не проговорил, а выдохнул я.
Конни шевельнулась, теснее прижавшись ко мне. Ее тело казалось знакомым и теплым. Я обнял Конни за плечи и впился взглядом во мрак, стараясь вернуть отлетевшие воспоминания. Без них я был другим — не таким, каким я себя считал.
— Что-нибудь не так? — сонно пробормотала Конни.
— Не знаю. Мне приснился Энди Маккаслин…
— Кто-кто?
— Парень, с которым мы служили в рейнджерах много лет назад. Я тебе о нем рассказывал. Мы дружили.
Конни подавила зевок.
— Он, кажется, умер? Только ты ни разу не рассказывал — как…
— Он участвовал в секретной операции в Центральной Америке и попал в плен к повстанцам.
— О-ох!..
— Они допрашивали его несколько недель — все не давали ему умереть.
— Боже мой!.. А ты?…
— Это было много лет назад. Но сны — странная штука… — Я сел на постели, спустил ноги на пол.
— Куда ты?
— Пойду, заварю себе чаю. Посижу, подумаю. Все равно мне больше не уснуть.
— Посидеть с тобой?
— Да нет, не стоит. Спи. Тебе рано вставать.
— Ты уверен? Я могла бы сварить тебе пару яиц или еще что-нибудь.
— Обойдусь. Не волнуйся, со мной все в порядке.
Но в порядке было далеко не все. Сидя в своем подвальном кабинете с чашкой чая руке, я вспоминал погибшего друга и в конце концов пришел к выводу, что он не имел права умирать. И стоило мне подумать об этом, как призраки боли и страданий тут же вырвались из подвалов моей памяти, где до этой минуты были заключены, и Энди Маккаслин, и все, что с ним случилось: полевые телефоны, провода с «крокодилами» на концах, пеньковые веревки, заостренные бамбуковые щепки и другие ужасы, с которыми не шло ни в какое сравнение даже то, что довелось пережить мне в детстве и от чего я бежал к безмятежному существованию кабинетного работника с нормированным рабочим днем.
Нет, это не должно было случиться. Только не с Энди… Я потер висок и прикрыл глаза. В кабинете царила полутьма, и мои губы вдруг сами выговорили слово:
— Кальмарис…
Меня зовут Брайан Кинни, и я больше не алкоголик. Это мой отец был жалким пьянчугой, не умевшим держать в узде собственных демонов. В дни моего детства эти демоны частенько вырывались на свободу, чтобы мучить меня и мою мать. Отец был мягким и добрым человеком, — и я готов это признать, — но всей его доброты не хватило, чтобы на наших с мамой личных весах любовь перевесила боль. Я уже начинал соскальзывать в собственную, населенную моими личными демонами страну, когда Энди Маккаслин вырвал из моей руки пистолет и решил за меня уравнение, над которым я бился уже много лет.