Страница 24 из 24
— Значит… Значит, это мой дедушка похоронен возле дома бакенщика?
— Да, милый, это он, Степан Иванович… — а потом тихо добавил: — Видимо, шальная пуля тяжело ранила его в момент перестрелки… Сколько я дум передумал в то время о Степане Ивановиче, где он, жив ли, доставил ли карту в штаб? Но где мне было узнать о нем? Долго я наводил справки о Степане Ивановиче после того, как бежал из плена и лежал в госпитале. А потом снова ушел на фронт, бил Врангеля, белополяков… Прошли годы, а о своем друге я так ничего и не узнал… И только вы, ребятки, помогли мне узнать его судьбу…
Подарок
Круг замкнулся. События, связанные с находкой партизанской карты, пришли к тому месту, с которого начались. Осталось выяснить, зачем понадобились дяде Феде спрятанные партизанами документы. И Константин Петрович сообщил:
— Теперь все можно объяснить просто… Вы помните, я вам рассказывал про гонца из соседнего партизанского отряда?
— Помним, — в один голос сказали Лева и Миша.
— Так вот, «дядя Федя» был тем самым гонцом, который повел наш отряд в село Боровое. Хотя он сейчас и постарел, но я сразу узнал его на допросе у следователя….
— Ух ты! — только и мог произнести Лева.
— Оказывается, — продолжал Константин Петрович, — его послали к нам не партизаны, а колчаковцы. И письмо он принес подложное. Белым нужно было во что бы то ни стало вернуть свои секретные документы. А как это сделать? Решили пойти на провокацию, навести наш отряд на засаду, уничтожить его и взять документы. Беляки, конечно, думали, что все их бумаги будут при отряде.
Для этой цели и был вызван крупный полицейский шпик Николай Брусницкий, или как вы его называете «дядя Федя». Выбор карателей пал на Брусницкого не зря: он знал местность и, главное, что среди документов в железном ящике находились его личное дело, доносы на многих сельских коммунистов, которых колчаковцы зверски убили. Каратели знали, что Брусницкий ради спасения своей шкуры сделает все, чтобы документы снова оказались в руках колчаковцев… Остальное, пожалуй, вам и без меня понятно.
— Не понятно, — замотал головой Миша.
— Ну как же! Ты, Миша, своим рассказом о партизанской карте встревожил Брусницкого. Он сразу же догадался о ее назначении. Догадался, конечно, и о том, чем может грозить ему обнаружение железного ящика. Вот почему он не дал вам моторную лодку, а сам бросился на поиски. Но оплошал: затянул свой выезд. Оформлял двухдневный отпуск.
За разговором время бежало незаметно.
— А теперь — к Василию, — предложил Лева.
Ребята и Константин Петрович пошли в больницу, где лежал Вася. Он уже выздоравливал. Рана, которую нанес ножом Брусницкий, затянулась. Вася похудел, побледнел, но его серые глаза были полны жизни и задора. Он очень обрадовался приходу друзей, а еще сильнее — Константину Петровичу, когда узнал, кто он такой.
Зашел в палату Василя и лесничий Иван Прокопьевич. Из-под расстегнутого ворота рубашки виднелось забинтованное плечо. Забинтована была и голова лесничего.
Лева и Миша наперебой рассказывали Васе и Ивану Прокопьевичу все, что услышали от Константина Петровича. Потом все пятеро ели конфеты печенье и фрукты, которые Константин Петрович принес
Константин Петрович с интересом рассматривал высокого сильного лесничего.
— Как вам, Иван Прокопьевич, удалось найти Брусницкого в бору? Ведь это не так-то легко. Да и притом же вы были ранены.
Лесничий улыбнулся широкой светлой улыбкой.
— Кому трудно, а мне — нет. Я бор как свой дом знаю… Ну и, конечно, опыт помог. Ведь я в Отечественную войну четыре года разведчиком служил… Дело произошло так…
Когда Брусницкий и лесничий скатились в овраг, бандиту удалось нанести своему противнику удар камнем по голове. Иван Прокопьевич потерял сознание. Когда он очнулся, Брусницкого поблизости уже не было. Лесничий встал и с трудом выбрался из оврага. Он внимательно осмотрел поляну, кусты. Бандита и след простыл. Не оказалось и злополучного железного ящика.
Между двух гранитных глыб Иван Прокопьевич наткнулся на свое ружье. Брусницкий, видимо, сперва хотел его взять с собой, но, обнаружив, что оно не заряжено, спрятал его там.
Теперь, когда ружье было в руках, Иван Прокопьевич мог смело двинуться на поиски бандита. Сильно болело раненое плечо. Он с трудом вынул из патронташа патроны, зарядил ружье и углубился в бор.
У ручья, к которому он вскоре подошел, увидел окровавленную белую тряпку. Очевидно, здесь Брусницкий умывался и отдыхал. Отпечатки ботинок на увлажненной земле показали, что бандит спустился вниз по ручью.
Прошла ночь, настало утро, а Иван Прокопьевич все шел и шел. Плечо и голова разламывались от боли, ноги еле двигались… И вот вблизи ручья, за густыми кустами, он услышал хриплый голос бандита и звонкие голоса ребят…
Пришла врач и сказала, что свидание пора заканчивать.
— Я уезжаю скоро, капитан, — грустно проговорил Лева.
Миша и Вася тоже загрустили. Но Вася вдруг приподнялся и горячо сказал:
— А ты приезжай на то лето!
— Чтобы еще путешествовать? — с напускной строгостью спросил Константин Петрович.
Ребята смущенно заулыбались. Вася сказал:
— Мы тут договорились всем классом пойти по следам вашего отряда, собрать экспонаты для школьного музея…
— Вот это другое дело! — сказал Константин Петрович. — И я с вами. Возьмете?
— Возьмем! — хором закричали ребята.
Снова пришла врач. И уже строго потребовала, чтобы гости уходили. Все попрощались с Васей и с Иваном Прокопьевичем и вышли из палаты.
Под вечер Константин Петрович, Лева и Миша с отцом побывали на могиле Степана Ивановича Боркова, возложили на могилу пенок. Дедушка Андрей прослезился, узнав, кого схоронил он тридцать восемь лет назад.
А на другой день Жаков уезжал. Провожая его, ребята вручили ему сверток.
— Вам от нас подарок…
Константин Петрович развернул бумагу. Там оказалась фляжка, та самая фляжка, которая хранила долгие годы партизанскую тайну.
Ребята увидели, как у этого седого, сильного человека дрогнули руки и в уголках глаз блеснули непрошеные слезы.
Барнаул 1958 г.