Расстановка

— Да. Все верно. Я мечтаю быть принятым в кадровое ядро, в орден профессиональных революционеров. Думаю, по своим практическим качествам, мировоззрению и теоретическим знаниям… надеюсь… подойду… — сейчас Железнов говорил о сокровенном, во взгляде его читалась мольба — Если нужны доказательства моей дееспособности, за этим дело не станет. Поверьте, это не пустое бахвальство. При возможности… очень вас прошу… передайте мою просьбу Центральному Совету.

Рэд не спешил отвечать, пряча горькую усмешку. Да, полноценное мировоззрение, которое выводило из материализма опору на технику для решения общественных проблем, было одним из требований для кадровых подпольщиков. Но другим требованием этого ордена было безбрачие: только так обеспечивалась мобильность, неподкупность, неуязвимость для шантажа. А у Железнова, после смерти жены, остался сын. Хоть он и учился сейчас в Армарике, за рубежом — но руки у РСБ были длинными… Очевидная уязвимость! Шансы на прием Железнова в кадровое ядро практически нулевые.

"Сейчас его надо обнадежить. Нельзя расхолаживать перед началом дела" — подумал Рэд — "Пообещаю передать просьбу. "

— Как вы понимаете, не я такие вопросы решаю — развел руками Рэд — Но просьбу вашу передам… Образ жизни у меня кочевой, рисковый… Мало ли что может случиться. Вы ее лучше продублируйте, через разведывательное подразделение. У Крота налажена шифросвязь с Центральным Советом, так что и ваше письмо будет им отправлено по назначению. С большей гарантией, чем устная просьба. Хотя, со своей стороны, постараюсь сделать все возможное.

— Я очень вам благодарен, это крайне важно для меня — Железнов улыбнулся и доверительно раскрыл ладони навстречу собеседнику.

— Что ж, в добрый час. — Рэд широко улыбался, его окрыляло сознание выполненного долга — Повторю, в Урбограде тридцать пять активистов.

— Тридцать пять, на миллионный город. Но и такая горстка, при хорошем руководстве, может творить чудеса.

— Желаю вам победы!

Будущий лидер городской организации Союза Повстанцев извлек из кармана пиджака узкий серебряный портсигар, вынул три сигареты. Аккуратно высыпав табак, он свернул клочки пергамента, исписанные содой, и поместил в пустые гильзы. Свободное пространство сверху вновь набил табаком, вернул сигареты-контейнеры обратно. На письменном столе остались рыжие табачные крупинки. Вместо того, чтобы смахнуть их, Железнов потянулся к пластмассовой головоломке. Подсознательно он тянул время, обдумывая — не упустил ли чего-то важного. Рэд понимающе и выжидательно склонил голову набок.

Помолчав минуты три, Железнов завернул последний угол мудреного пазла, и решительно встал из-за стола.

Мирный студент Янек, равнодушный к политике, оставил из набора выживания лишь два предмета. Стреляющую ручку, чтобы покончить с гонителем — и отравленную ампулу, чтобы умереть.

Нет следствий без причин. Значит, и у такого поведения, неадекватного по общим меркам, были свои резоны. Обыватель махнул бы рукой: "мальчик потерял рассудок". Это объяснение ничего не объясняет.

Не объясняет и справочник, с его наукообразием: "сумеречное состояние… неспровоцированный эпизод поведения, грозящего убийствами, телесными повреждениями или разрушениями. Часто сопровождается также саморазрушительным поведением, нанесением себе травм, вплоть до суицида".

Неспровоцированный? Сомнительно… Ведь еще две недели назад, до того как впервые в жизни отправиться на митинг, Янек не помышлял об убийстве и самоубийстве.

Да и сейчас, монотонно шагая по урбоградским улицам навстречу гибели, он не трепетал от ярости. Напротив, в его душе царила холодная пустота и обреченность.

Биохимик, не разводя гнилой достоевщины, сухо пояснил бы: "Эндорфинный дисбаланс! Угнетение метаболизма, ведущее к депрессии."

Физиолог бы прибавил: "Такое о происходит, когда не удовлетворены базовые потребности, срывается программа социального самоутверждения. Отсюда тоска, страх, нежелание жить."

Но что же именно "не удовлетворялось"? Почему Янек впал в депрессию молниеносно? Почему он не ограничился собственным уходом, а решился на покушение? Почему в мишени он выбрал не случайного прохожего, а лейтенанта Подлейшина?

На эти вопросы не ответит физиолог и биохимик. Лишь писатель, "инженер душ", способен понять эти сложные коллизии. Впрочем, без помощи социолога не справится и он.

Непросто вникнуть в душу земного человека, а внутренний мир жителей Мезли был на порядок сложнее. Роковое решение Янек принял внезапно, под влиянем разбушевавшейся интуиции. В нем пробудилось "шестое чувство", которое позволяло подпольщикам видеть кровь реакционеров "черной" (хотя физически цвет ее не менялся), а у Никиты Доброумова вызвало приступ рвоты при выступлении Шкуродерова. Просыпалась эта интуиция не у всех мезлян, и возникала обычно под влиянием шока.

Круговерть событий: митинг, избиение, привод в РСБ, диалог со Шкуродеровым и Подлейшиным, совет Артура, арест Наташи, предложения Зернова — вся адская катавасия последних дней — и вызвала этот шок. Янек заполучил удивительный дар внезапно, не освоившись с новой способностью, не умея управлять ей.

Он обрел способность отчетливо видеть скрытое, мгновенно уходить в транс. Ощущение времени при этом исчезало, мыслитель растворялся в окружающем, и воспринимал мир не кусочно, а как единое целое, где все связано со всем. Талант видеть больше, чем лежит на поверхности. Грозный дар!

Интуиция… Что это? В чем ее сущность? Кто владеет ею — может ухватить положение вещей, минуя рассуждения и логику. Интуиция постигает истину "одним махом", не выводя ее из других истин. Картина мира, во всей ее сложности, сразу встает перед глазами.

Но интуитивное познание не безумно. Личность в этом случае просто не осознает, какими извилистыми путями она продвигается к выводам — и воспринимает их как озарение. Промежуточные звенья не осознаются, мелькают очень быстро. Остается лишь итог. Между тем, эту скрытую цепочку можно размотать логически от начала к результату — было бы желание…

Если ограничиться событиями последних недель, то решимость Янека на самоубийство еще можно объяснить, с грехом пополам. На митинг он пошел из чувства сострадания к ограбленным пенсионерам, после избиения в полиции и беседы с Артуром — начал задумываться о силовой борьбе, будучи доставлен в РСБ ощутил себя обреченным (все рабсияне знали мрачную историю и зловещие происки этой спецслужбы), в беседе с лейтенантом юный миролюбец уже мыслил категориями "бомб", узнав об аресте возлюбленной почувствовал себя прижатым к стенке, и наконец отверг предложение Зернова уйти в подполье — понял, что у него нет на это сил и навыков. Ни одно из требований обстановки не мог он выполнить. По соображениям идейным, не мог принять предложение Подлейшина и тем спасти Наташу. Не мог принять и предложения Зернова, жить нелегально. Янек попал меж двух огней. В этой системе выхода не оставалось. Известно, что смерть — это путь наименьшего сопротивления. Жить с поддельным паспортом, бросить учебу и родных, обживаться самостоятельно в чужом деревенском доме, скрываться от полиции — все это гораздо сложнее, чем разгрызть стеклянную ампулу и одним махом разрубить все узлы.

Но и здесь возникают вопросы. Если покопаться, выход все же был: Янек мог повредить себе ногу, броситься с высоты или под автомобиль, с таким расчетом, чтобы смерти избежать — просто выйти из строя на ряд месяцев. В этих условиях шантаж РСБ терял смысл: кому нужен агент-калека? Очевидно, такого агента не вовлекут подпольщики, ценных сведений он доставить не сможет, да и чисто физически ограничен в возможностях… Такой вариант мелькал в сознании Янека, но парень его отбросил. Интуитивно выбрал убийство лейтенанта и собственную смерть.