Мажор

Синенький спокойно спускается сверху.

Синенький (к дежурному): С сигналкой?

Шведов: Вот глупый вопрос. Куда ты годишься без сигналки?

Синенький вылетел.

Шведов (у телефона): 4-17-11. Товарища Крейцера. Александр Осипович? У нас пожар. Столярная мастерская. Только что… Вызвал только что… Еще не знаю. Коммунары уже все там… Да. Вы будете у телефона? Есть. Роза, Крейцер будет у телефона. Я побегу…

Деминская: Есть.

В окна пробивается отблеск пожара. Слышен неясный шум толпы.

Зырянский (вбегает): Вот везет… Воды нет в водопроводе. Где Шведов?

Деминская: Крейцер у телефона.

Зырянский (у телефона): Александр Осипович? Зырянский, да, дежурный командир… Воды нет в водопроводе, поганое дело. Хорошо, нажмите. Тушим, как же. Да как? Огнетушители, а то больше руками… Горит крыша и угол. Там, где сложены стулья… Знаете? Хорошо.

Сверху Блюм, поддерживаемый Торской.

Блюм: У меня сердце… Я не перенесу этого. Ох, боже мой! Мальчики только сегодня говорили… Как они все хорошо знают… Как там дела? Если я сегодня не умру, так значит, я еще здоровый человек.

Зырянский помог свести Блюма, направляется к выходу.

Торская: Не волнуйтесь так. Алеша, пришли ко мне девочку.

Зырянский: Есть.

Захаров и Шведов входят.

Шведов: Кто говорил с Крейцером?

Деминская: Дежурный.

Захаров: Звони в совхоз. Пускай срочно дают воду, а то совсем сгорим… (Вышел.)

Шведов (у телефона): 30–39. У нас пожар, знаете? Так почему воды нет? Коров поили… Давайте немедленно. Вот черти: через десять минут. (Выбежал.)

Платова (коммунарка лет тринадцати): Что такое, Надежда Николаевна?

Торская: Зина, в моей комнате есть нашатырный спирт. Тебе мама даст. Принеси сюда.

Платова: Есть. (Побежала наверх.)

Зырянский (вбрасывает в вестибюль Болотова, у него в руках радиоприемник): Роза, он арестован. У кого пожар, а у него радио… (Скрылся.)

Деминская: Вот еще… людишки… Как же ты?

Болотов: Честное слово, не слышал сигнала. Я там в инструментальной работал, а там… примус… шумит…

Деминская: Ну, чего ты врешь: как это можно не слышать тревоги? Вот выгонят тебя — и правильно.

Собченко и Романченко вводят под руки Вальченко.

Торская: Что случилось?

Вальченко: Как замечательно удачно.

Собченко: Ушибли здорово.

Романченко: Балку вытаскивали, а эта штука… раскоряка такая, как треснет его по кумполу. Он только брык.

Вальченко: И не раскоряка, а стропильная нога.

Романченко: Нога… Хорошая нога.

Собченко и Романченко убегают.

Торская: Вы уже в сознании?

Вальченко: Да ничего… сначала оглушило.

Торская: Но у вас кровь?

Вальченко: Это ничего… ударило сильно. А как хорошо кончилось.

Погас свет.

Торская: Вот еще беда… Болотов, беги ко мне, там возле зеркала свеча и спички. Принеси.

Деминская: Он под арестом.

Торская: Ничего не убежит, я отвечаю…

Болотов: Есть. (Умчался наверх.)

Платова (сверху): Ой, и темно ж. Вот спирт.

Торская: Ну, как вы себя чувствуете, Соломон Маркович?

Блюм: Я себя никак не чувствую… Как там с пожаром этим? Для моего сердца нельзя такие пожары. Мне и доктор сказал: в случае чего у вас будут чреватые последствия…

Шведов (входит): Провода порвали.

Торская: Света не будет?

Шведов: Одарюк уже на столбе. Будет. (У телефона.) 4-17-11. Товарищ Крейцер? Горим. Ого, тушим. Руками растаскиваем. Сейчас весь двор завален огнем: балки, стулья, доски… По всему двору разбросали… Да так благополучно: по башкам кой-кому досталось… Средне. Плохо с костюмами, испортили многие… Да, думаю, что потушим… Хорошо, ждем.

Болотов (осторожно несет зажженную свечу): Насилу нашел.

Шведов: Смотри, тут целый лазарет. А я видел, как вас стукнуло, товарищ Вальченко. Аж зазвенело.

Вальченко: У меня тоже впечатление было довольно сильное…

Блюм: Сильное впечатление хорошо, если у тебя здоровое сердце.

Торская: Зина, принеси бинт из больнички.

Платова: Есть. (Убежала наверх.)

Шведов: А знаете, кто хорошо работает? Воргунов. Он и Забегай, как черти. Мы их два раза из огнетушителя тушили. Старый, а с

энтузиазмом…

Блюм: Голубчик, Шведов… потушим?

Шведов: Потушим, а как же…

По окнам вестибюля пробегает свет прибывших машин, шум моторов.

Шведов: О, пожарные приехали. (Выбежал.)

Платова (сверху): Вот бинты…

Торская: Дайте, я вам перевяжу…

Вальченко: Это прямо замечательно. Я желал бы, чтобы меня каждый день… по кумполу.

Торская: Через три дня от таких наслаждений никакого кумпола не останется.

Зырянский (входит): Ф-фу… насилу одолели.

Блюм: Потушили?

Зырянский: Не потушили, а растащили по бревнышку. Двор, как огненное озеро. Пожарные приехали. С бочками.

Вальченко: Это самый счастливый день…

Блюм: Ну, зачем вы так говорите… Вы знаете, чем это может кончиться?

Вальченко: А что?

Блюм: Я же знаю, чем это кончается. Пока у тебя голова разбита, так все хорошо. А когда голова целая и все на месте, так тебе говорят: я уезжаю…

Вальченко: Кто?

Блюм: Откуда я знаю кто? Каждая может уехать. Говорит, характерами не сошлись… Жены эти самые…

Вальченко: Нет… не может быть…

Торская: Мне этот лазарет придется разогнать за то, что он занимается пустяковыми разговорами…

Пожарный (входит): Где телефон? 5-50. Говорит связист. Коммуна Фрунзе. Пожар номер шесть. Воды не было. Да, ребята сами растащили. Во дворе много огня. Поливаем. Пришлите несколько бочек… (Вышел.)

Воргунов и Забегай входят обнявшись.

Забегай: Пропустите старых партизан. Ой-ой-ой, что же они с нами сделали? Товарищ Воргунов?

Воргунов: Да, здорово нас того. Стервецы, из огнетушителя поливали.

Зырянский: Вы еще спасибо скажите, а то из вас окорочка были бы.

Вальченко: Жму вашу руку, Петр Петрович.

Воргунов: А вы как?

Вальченко: О, я наверху блаженства.

Воргунов: Кому что, а курице просо…

Торская: Да вы весь мокрый, надо сейчас же переодеться.

Забегай: Идем, сейчас идем. Я вам предлагаю, как старому партизану, мое галифе.

Смех. Зырянский и Синенький входят.

Зырянский: Хорошо, товарищ Воргунов?

Воргунов: Да, это по-нашему: все горит, никаких инструментов, шипит, гремит, валится, а они руками, голыми руками. Это все-таки картина…

Торская: Да ведь и вы с ними.