Мажор

Зырянский: Чего ты?

Жученко: Постой. Как он тебе сказал?

Зырянский: Просто сказал, что он подозревает Вехова.

Входят три-четыре коммунара, между ними Гедзь.

Шведов: Откуда же он знает?

Зырянский: Значит, знает.

Гедзь: А в самом деле интересно: как он может знать, что Вехов у меня украл ключи?

Зырянский: Разве вы коммунары? Вы бабы. Откуда знает? Что же, по-вашему, он крал вместе с Веховым? Значит, имеет какие-нибудь основания.

Шведов (задумчиво): Какие-нибудь… Это недостаточно.

Гедзь: Да, это верно. Скажи, Вехов, прямо: когда ты украл ключи?

Вехов: Я ключей не брал.

Шведов: Я ему верю.

Зырянский: Ну еще бы! Как это можно, чтобы Шведов кому-нибудь не поверил? Я удивляюсь, как ты попам не веришь? Ну что с ним делать?

Шведов: Это дело завтра разберем. Завтра все равно день боевой. И комсомол и совет командиров. (Вехову.) Иди в спальню.

Задерживаются в вестибюле: Шведов, Жученко, Зырянский, Собченко, Деминская, Донченко, Гедзь. Другие коммунары в спецовках пробегают наверх и влево по коридору.

Гедзь: Странная история!

Собченко: Теперь у нас все истории странные. Вот смотри: мой штанген, эти самые ключи, сколько инструмента у всех пропадает. Откуда у нас столько воров? Откуда набрались, понимаешь?

Романченко (пробегая): Это не коммунары крадут.

Жученко: Вот мудрец тоже, Федя, а кто же крадет?

Романченко: Это черти завелись в коммуне.

Донченко: Вот я тебе уши надеру. Какие черти?

Романченко: Завелись в коммуне. Черти. С рогами и хвостом. Штатив пять сантиметров, а пружина четыре с половиной. Все крадут. Много чертей. Мы вчера с Ванькой одного поймали.

Шведов: И что ты мелешь? Кого вы поймали?

Романченко: Я же сказал тебе: черта, такой, знаешь… (Прикладывает рожки.)

Жученко: А ну, покажи.

Романченко: Э, нет! Это мы в подарок готовим с Ванькой.

Жученко: Кому?

Романченко: Совету командиров, кому же? Вот завтра поднесем. (Показывает, как он будет подносить. Удирает наверх.)

Шведов: Болтает пацан.

Жученко: Нет, здесь что-то есть. Федька — серьезный человек.

Черный (входит): О, целое совещание. Григорьева не видели?

Собченко: Вот еще этот Григорьев, понимаешь ты… А зачем он тебе?

Черный: В коллекторе была прокладка из слюды. Обтачивали коллектор на шлифовальных. Теперь ставим прокладку бокелитовую.

Жученко: А бокелит на шлифовальных плавится.

Черный: Во, прокладку переменили, а того не заметили, что бокелит жару не выдерживает. Ты знаешь, какое вращение на шлифовальных?

Собченко: Ну?

Черный: Вот тебе и «ну». Бокелит расплавится, а снаружи этого не видно. Ставим коллектор на место, все собираем, пробуем мотор — ничего не выходит. А черт его знает, в чем причина? Попробуй догадаться.

Собченко: А кричали все: «Девчата виноваты — обмотка неверная».

Черный: Валили на обмотку. Девчата уже и плакали, бедные.

Жученко: Да, это, брат, действительно. Кто же это наделал?

Черный: Да Григорьев же…

Шведов: Ну будет завтра день, постойте.

Жученко: Действительно, черти в коммуне.

Воргунов медленно спускается с лестницы, задумался.

Зырянский: Вот, может быть, товарищ Воргунов разъяснит?

Воргунов: Чего разъяснять?

Жученко: Говорят, черти в коммуне завелись.

Воргунов: Этого только не хватало.

Жученко: Товарищ Воргунов, вы слышали сказки о штативе и пружине, о бокелитовой прокладке, об автомате, о ласточкином хвосте?

Воргунов: Слышал.

Гедзь: Так отчего это?

Коммунаров прибавляется.

Воргунов: Отчего? Ясно — отчего. Не умеем работать.

Шведов: А вот мы за это возьмемся по-комсомольскому.

Воргунов: Как же это — по-комсомольскому?

Шведов: А вы не знаете?

Воргунов: Да видите ли, я уже сорок лет как в комсомольцах не был.

Блюм: Энтузиазм — вот что нужно!

Жученко: А вы в энтузиазм верите?

Воргунов: Я ни во что не верю. Я могу только знать или не знать.

Собченко: Ну хорошо, так вы энтузиазм знаете?

Воргунов: Это штука для меня трудная. Начнем с маленького. Вот вы рабфаковцы. Значит, геометрию, скажем, знаете?

Голоса: Знаем.

Воргунов: Какая формула площади круга?

Голоса: Пи эр квадрат.

Воргунов: Как можно эту формулу изменить при помощи энтузиазма?

Молчание.

Зырянский: Ну, так это само собой… Энтузиазм не для того, чтобы формулы портить.

Воргунов: Вот человек хорошо сказал. А вот работа нашего завода состоит из одних формул. Куда ни повернись — математика.

Шведов: И для того, чтобы применять математику, нужен энтузиазм.

Воргунов: Посмотрим. Возьмем того портача, который, скажем, проектировал бокелитовую прокладку. Сейчас он обтачивает на шлифовальных. Это без энтузиазма. А не дай Господи, он станет энтузиастом, так он коллектор в горне обжигать будет.

Голоса: Ну…

Воргунов: Да. Ведь тут все дело в знании и честности. Если ты не знаешь свойств бокелита, не смей браться за конструирование бокелитовых деталей. Или посмотри в справочник. Вы понимаете, молодые люди? Это ведь халтура, это мошенничество, портачество. Люди не уважают ни себя, ни математики, ни работы, ничего. Какой энтузиазм может им помочь?

Молчание.

Воргунов: Вот и все. Можно продолжать мой путь?

Собченко: Нет, минуточку. Вот бакинцы выполнили пятилетний план в два с половиной года. Разве это не энтузиазм?

Воргунов: Да нет! Подобрались хорошие, честные, уважающие себя работники. Они всегда одинаковы — и с энтузиазмом и без энтузиазма. А сволочь всегда есть сволочь, и нечего призывать ее к подвигам. Дать стрихнина — и все.

Жученко: А вот вы не правы, так не правы! Нас тогда всех стрихнином потравить нужно было…

Воргунов: Почему… вас?

Жученко (смутился): Да… так. Мы, тоже, знаете… всяко бывало.

Гедзь: Да это же известно, чего там скрывать. Мы, товарищ Воргунов, были, как бы это выразить… не так, чтобы очень честные…

Воргунов: На работе?

Гедзь: Нет, не на работе…

Воргунов: Меня интересует только работа, а если вы там от любви или от голода… ну так это… это другое дело, совсем другое дело… Ну, я плыву дальше… (Он уходит несколько расстроенный и сгорбленный.)

Гедзь: Здорово завернул.

Шведов: Он правильно сказал. Конечно, нужны прежде всего точность и освоение техники.

Клюкин: И энтузиазм!

Шведов: Вот для него как-то места не находится.

Клюкин: Жалко, что я на посту стою. А то я треснул бы тебя прикладом по голове за такие разговоры, хоть ты и секретарь.

Собченко: Давай я за тебя постою, а ты тресни…

Шведов: Постойте, чем неправильно?

Клюкин: А ты понимаешь? Точность ему показали. А раньше он о точности не слышал? И у буржуев есть точность.

Гедзь: Ты точности дай волю… Они с тебя и шкуру стянут по всем правилам математики. Точность у них называется расчетом…