Приключения-75

Ничего себе, фальшивка! 130 лет работает против России! Да, молодец Гарик и его сотрудники, что обратили внимание на эту газетенку. Да и тот смолянин — умница, сразу сообразил, что сей «документик» нельзя оставлять безответным.

— Игорь, я готов рассказать тебе все об этом «завещании» и его авторе, кавалере д'Эоне, он же девица Луиза де Бомон де'Эон. Только прошу тебя, сиди спокойно, не перебивай, если тебе вдруг покажется, что я домыслил кое-какие детали. Приводя их, мне легче представить весь процесс создания фальшивки.

— Слушай, лейтенант, член Военного совета тебе так «домыслит»...

— Ты не понял, все, что касается разоблачения фальшивки, я изложу по пунктам, без домыслов. Помолчи!..

— ...Швейцарцы, караульные Версаля, отличались от мраморных изваяний, украшавших дворец, лишь тем, что не были мраморными. Но у статуй были выразительные позы и слепые глаза. Швейцарцы походили на истуканов, но видели все. И ничему не удивлялись. Этого требовал неписаный устав караульной службы. Да и не было ничего удивительного в том, что в этот поздний час из опочивальни принца Конти вышел сам принц, а за ним показалась изящная белокурая, девица с нежным цветом лица, оттененным легким пушком над верхней губой. Но разве из этих покоев не выпархивали и более очаровательные создания? Странно только, что эта пара направилась к королевским апартаментам. С тех пор как в них воцарилась маркиза де Помпадур, ни одна женщина не приближалась в такое время к королевской спальне. Стражи молча посочувствовали — ведь участь этой очаровательной девицы предрешена: маркиза не терпит соперниц...

Перед дверью королевской спальни принц остановился и, лукаво улыбаясь, стал поправлять на своей спутнице роскошное бархатное платье. Тоже ничего удивительного. При дворе Людовика XV хорошо знали эту причуду принца. Из него, наверное, получился бы превосходный портной, родись он не во дворце, а где-нибудь в предместье...

И только дежурный лейтенант широко открыл рот от изумления. Ему-то, конечно, было чему удивляться. Не далее, как вчера вечером, возвращаясь от приятелей несколько навеселе, он услышал, как в глухом переулке недалеко от Лувра кто-то вскрикнул, потом раздался такой знакомый и такой характерный звон скрестившихся клинков... Лейтенант бросился в переулок. Он не был завзятым дуэлянтом, да и вообще не отличался излишней храбростью, зато его отличало служебное рвение. Недавно король вновь запретил дуэли. Но французские дворяне чуть что — хватаются за шпаги. Министр полиции жалуется: у него в тюрьмах не хватает камер, чтобы содержать всех дуэлянтов.

Когда лейтенант добежал до конца переулка, звон шпаг уже больше не слышался, зато было слышно, как кто-то поспешно убегает. Видимо, шум драки потревожил обитателей переулка. Где-то распахнулось окно, фонарь высветил во тьме небольшой кусок мостовой. Загораживаясь от света, перед лейтенантом стоял изящный молодой человек в полувоенном платье. Он только что вложил в ножны шпагу, но еще не отдышался.

— Месье, вы дрались на дуэли?

— Нет, господин офицер! Я только отбивался от грабителей. Но, право, если у них есть пистолеты, то этот фонарь окажет нам дурную услугу...

Лейтенант разглядел своего собеседника. О, он его знал. В Париже вообще многие знали кавалера д'Эона! Среди задир-дуэлянтов он слыл за самого отчаянного. Его знали и в литературных кругах столицы как автора «Политических соображений об управлении древних и новых народов». Этого сочинения лейтенант не читал, зато просмотрел в долгие часы дежурств у королевских покоев другой трактат д'Эона — «Исторический опыт о разных положениях Франции в отношении финансов». Боже правый, разве есть во Франции хоть один человек, который не испытал на себе финансовые неурядицы, порожденные несчастными войнами за польское и австрийское наследство и правлением этого идиота, кардинала Флери?!

— Но, кавалер, я вынужден буду арестовать вас по указу короля.

— Лейтенант, не лучше ли нам поспешить немного и сначала выбраться из этого проклятого местечка?..

...Лейтенант даже привстал со своего кресла. Вполне возможно, что вчера он хватил лишнего, тем более, что угощал кавалер, но... тысяча чертей, он готов прозаложить голову, что сия барышня, как это ни фантастично... но нет сомнений — перед ним вчерашний кавалер, только в женском платье...

Двери королевских апартаментов открылись, пропуская принца и его спутницу.

Кавалер д'Эон еще никогда не покидал Франции. И уж никак не предполагал, что его первое путешествие будет в Россию! Но повеление короля, и тайная инструкция требовали его незамедлительного отъезда. Там, в далеком, холодном и загадочном Санкт-Петербурге, его ожидает французский посланник при дворе русской императрицы Елизаветы Петровны — кавалер Дуглас Маккензи. Правда, посланник еще не признан и посему выдает себя за коммерсанта, путешественника и черт его знает за кого еще. Д'Эон повезет ему письма для Елизаветы и останется в России.

Придется ехать. Ведь он сам добивался чести быть представленным королю, сам напросился на выполнение любого королевского поручения. Хитрая бестия принц Конти тут же ухватился за него. Конти спит и видит себя на польском престоле, и если король дал кавалеру тайные инструкции для передачи их Дугласу, то принц, этот «иезуит» и еще недавно глава тайной дипломатии Людовика XV, чуть ли не целый час наставлял относительно всего, что нужно разнюхать при русском дворе про польские дела.

Принц спешил. Ныне он уже не пользуется былым доверием короля, его звезда явно клонится к закату и может вновь взойти только на Востоке. Конти настоял, чтобы кавалер явился на аудиенцию к Людовику в женском платье. Трюк! Любовь к эффектам! А может быть, и желание немного рассеять меланхолию скучающего монарха.

Принц познакомил д'Эона с некоторыми письмами Дугласа. Кавалер читал и морщился. Русский двор, по словам Дугласа, — «масса роскоши, но мало вкуса и еще менее изящества». А женщины, женщины? «Они превосходно одеты, увешаны бриллиантами, но и только. В огромной зале, более короткой, чем Версальская галлерея, но гораздо более широкой, обшитой деревом, выкрашенной в зеленый цвет, прекрасно позолоченной, украшенной великолепными зеркалами и ярко освещенной множеством люстр и жирандолей, среди потока золота, серебра и света — они выстраиваются, как в церкви, все с одной стороны, а кавалеры с другой. Они обмениваются глубокими реверансами и не разговаривают даже между собой. Это идолы».

Боже правый, какая невообразимая скука! Слава богу, Дуглас пишет, что при дворе есть «несколько нимф — фрейлин», они превосходно говорят по-французски. Д'Эон не представляет, каким путем, помимо женщин, их осведомленности и врожденной болтливости, можно добыть сведения, которые помечены в королевской инструкции? Инструкцию надлежит выучить и уничтожить.

Кавалер отвык уже от зубрежки, но что поделаешь... Сведения о политическом, военном и финансовом состоянии России, ее настоящих и будущих видах на Польшу, о ее намерениях относительно Турции и Швеции, о расположении императрицы и ее министров к Франции, Англии, Германии, о склонности русского правительства к войне или миру, о том, преданы ли малороссийские казаки русскому правительству, о партиях петербургского двора... Дьявольщина — 14 пунктов! Даже о Персии не забыли.

Д'Эон не в восторге от предстоящей миссии. Иное дело, если, бы он сумел как-нибудь скомпрометировать Дугласа... и сам занял бы его место. «Посланник Франции при Петербургском императорском дворе»... в 29 лет! Что ж, это ли не карьера? Но Дуглас шотландец. Этим многое сказано — он непокорный подданный английского короля. Поддерживал Стюартов, а когда они проиграли, бежал во Францию «со шпагой и шапкой». Но, видимо, умен, ловок, если сумел стать доверенным человеком Конти. Поговаривают, что у посланника одна слабость — женщины. В прошлом году по дороге в Петербург он в Дрездене увлекся некой спутницей, которая чуть-чуть не увезла его в Берлин вместе с секретными письмами Людовика к Елизавете.