Страница 9 из 50
Георгий Чернявский. Лев Троцкий . – Молодая гвардия, 2010. – 665 с.: 7 ил. – Вып. 1661.
Эта книга интересна не столько подробным и непредвзятым изложением биографии оппонента Ленина, а потом его сподвижника и организатора Красной армии, сколько развёрнутым показом эволюции взглядов убеждённого революционера, столкнувшегося с российской и европейской реальностью, никак не желавшей укладываться в рамки классовой борьбы и социальной инженерии.
Одновременно наглядно продемонстрировано, как, начиная с середины 20-х годов прошлого века, изменялось в нашей стране и за границей отношение не только к Троцкому, но и к его соратникам и последователям, к его учению о «перманентной революции».
Во время революции и Гражданской войны тщеславный и амбициозный Троцкий был вынужден признать главенство Ленина. «На роль первого лица Лев Давыдович был неприемлем уже потому, что являлся новичком в большевистской партии, против лидеров которой он вёл длительную и острую борьбу, – пишет автор книги. – Наконец, он осознавал, что в силу своего национального происхождения не имеет возможности в переломный момент возглавить правительство страны».
После революции лишённый, как бы сейчас сказали, административного ресурса, преследуемый советскими спецслужбами, он сумел тем не менее создать свою организацию и продолжал идейную борьбу против сталинизма. Благодаря усилиям Троцкого и его ближайших соратников 6 апреля 1930 года была созвана предварительная конференция Международной левой оппозиции, принявшая «Воззвание к пролетариям всего мира». Это воззвание стало первым программным документом троцкизма. Высланный из СССР опальный «народный вождь» обрёл статус международного лидера-бунтаря. На смену его ушедшим сторонникам (разочаровавшимся в троцкизме или попусту перекупленным советской резидентурой, обещавшей как минимум прощение) какое-то время приходили новые энтузиасты. Но теперь за ним не шли, как раньше, трудящиеся массы, теперь за ним следовали группки интеллигентов, часто вкладывавших своё понимание в указания лидера и следовавших не столько этим указаниям, сколько личным амбициям.
Советская пропаганда того времени часто обвиняла Троцкого в сговоре с фашистами – достаточно вспомнить карикатуру работы Кукрыниксов под названием «Гигиена убийцы». Но с фашистами он никак связан не был. Лишь однажды хитрый Муссолини сыграл по своим соображениям роль «доброго покровителя» и представил ему транзитную итальянскую визу. Автор книги отмечает, что Троцкий ещё до прихода Гитлера к власти видел, что он несёт с собой. «Его оценка внутреннего положения в Германии была сравнительно объективной. Через неделю после образования правительства Гитлера, 6 февраля 1933 года, Троцкий высказал в письме правлению Левой оппозиции в Германии, что под прикрытием подготовки к выборам (они были назначены на 5 марта) нацисты произведут переворот. Именно так и произошло: 27 февраля Гитлер через послушного президента Гинденбурга ввёл чрезвычайное положение и начал громить демократию».
Многие из тех, кто участвовал в Октябрьской революции, никогда не могли забыть о вкладе Троцкого в её торжество. Советский разведчик-нелегал Вальтер Кривицкий, выступавший не только в троцкистском «Бюллетене оппозиции», но и в других западных СМИ, писал, что не является троцкистом, но «Троцкий в моём сознании и убеждении неразрывно связан с Октябрьской революцией».
Последние годы своей беспокойной жизни Троцкий в значительной мере посвятил работе над большой книгой о Сталине. В декабре 1933 года был подписан договор с американским издательством, основной текст первого тома был завершён к августу 1939 года, а окончательная версия была подготовлена к печати (на английском) уже после смерти автора, в 1941 году. Но вышла книга «Сталин» только в марте 1946 года, вскоре после знаменитой речи Черчилля, возвестившей, что на Европу спустился «железный занавес».
Троцкий всю жизнь считал себя пророком настоящего коммунизма, однако реальный коммунизм имел мало общего с его видениями.
«Политическую деятельность он рассматривал как огромную сцену, а себя как великолепного актёра, который играет выдающуюся роль в написанной им же марксистско-коммунистической драме…»
К этим словам автора можно лишь добавить, что и марксизм Троцкого, и коммунизм имели мало общего с первоисточниками. В них было слишком много фанфаронства, позы, безудержного популизма, жестокости и слишком мало интереса к людям и реальной жизни. Во многом усилиями Троцкого то, что виделось поначалу всемирным братством свободных людей, обернулось кровавой бойней Гражданской войны и тоталитарной системой.
Алекс ГРОМОВ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 3,0 Проголосовало: 1 чел. 12345
Комментарии:
Застывший мёд времени Ч.
Литература
Застывший мёд времени Ч.
РАКУРС С ДИСКУРСОМ
Владимиру Орлову по душе «озорство без оглядки»
Нашей машине перегородили дорогу… лягушки, купающиеся в пыли. Чудилось: они выплюхнулись из нового романа, над завершением которого сейчас работает Владимир Орлов на своей даче близ посёлка Троицкое в глубинном Подмосковье. Эти сидячие и похохатывающие земноводные будто и ведать не ведали, что под колёсами от них останется лишь мокрое место. Словно знали они: только странная демонстрация беззащитности может остановить механическую силу цивилизации, всё больше загоняющей себя в тупик. Не об этом ли очередное творение классика «ирреалистического реализма», не поверите, так и называющееся – «Лягушки»? Мы заглушили мотор.
Впрочем, Орлов предпочитает пока о «Лягушках» помалкивать. Я давно поймал себя на мысли, что многие его произведения наделены свойством предварения будущего. Например, «Альтист Данилов». Исполнилось ровно 30 лет, как этот роман вырвался из «Нового мира» в большой. Когда я его перечёл, мне показалось, что во многом я читаю о времени нынешнем. Помнится, в Голливуде замышляли снять фильм по «Альтисту…». Не срослось. Не будем сейчас обсуждать причины – они, как стрелы в святого Себастьяна, впиваются в автора. Сам факт, что в юбилейном для этого произведения году он подписал контракт с Камерным театром имени Бориса Покровского на постановку оперы «Альтист Данилов», свидетельствует об одном: роман снова входит в плотные слои атмосферы российского бытия.
– Владимир Викторович, время от времени меня одолевает затея составить «Книгу сбывшихся предсказаний». Вот написал прозаик или поэт нечто, а оно сбылось. Взять хотя бы «Время Ч.». После выхода «Альтиста…» я довольно часто слышал этот позывной. И сам применял. Не считаете ли вы: то, что произошло с нашей страной после «Альтиста Данилова», и то, что с ней происходит сейчас, – это сплошное материализовавшееся «Время Ч.»?
– Как сказал Умберто Эко, книга – это генератор интерпретаций. Сведущие люди подсчитали, что кроме тогдашнего тиража «Нового мира» было выпущено чуть ли не 10 миллионов ксерокса с «Альтистом…». Некоторые этими распечатками торговали. По 70 рублей – штука. Я тогда выступал в разных аудиториях – и на заводе «Динамо», и в академгородках, и в оркестрах, и в театрах – и понял, что, прочитав мой роман, каждый трактует его по-своему. В соответствии с собственными ожиданиями. Например, увидели сатиру, когда автор совсем не имел её в виду. А пародийные моменты, которые я себе позволял, интерпретировались читателями всерьёз. Я, когда писал роман, в немалой степени озорничал. Вообще произведение, которое потом может остаться и вызывать интерес, должно иметь известный элемент озорства. Я только одной вещи Булгакова завидую по-настоящему. «Собачьему сердцу». Потому что там присутствует озорство без какой-либо оглядки. А когда ты пишешь с оглядкой на читателя и общество, то и выходит, как с моим последующим романом «Аптекарь». В нём я уже контролировал себя, боялся, что он будет хуже «Альтиста…», пытаясь вложить в него определённые смыслы. И «Аптекарь» не был прочитан внимательно. В том числе и по той причине, что его опубликовали в «Новом мире» в 1988 году и он стоял в ряду так называемых отложенных романов, как пастернаковский «Доктор Живаго» или «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана. «Аптекарь» угодил чуть ли не в один номер с Варламом Шаламовым. В ту пору Олег Чухонцев, будучи членом редколлегии «Нового мира», мне сказал: «Ты «Аптекаря» написал не для нынешнего времени. А прочтут и поймут тебя через энное количество лет». Так оно и вышло. Вот сейчас на телевидении сняли 8-серийную картину под названием «Аптекарь». Если же рассуждать о «Времени Ч.», то не я его придумал. Во всех смыслах. Во-первых, это чисто армейское выражение. Когда начинается артподготовка или ещё что-то экстренное, назначается «Время Ч.». Ольга Кучкина вела телепередачу с таким названием. И у неё однажды спросили: «Это имеет какое-то отношение к «Альтисту Данилову?» На что она ответила, что вообще не читала этот роман. В «Альтисте…» герою даются чёрные метки. И тут, конечно, открывается другой смысл. Не армейский. Но это «Время Ч.» в его судьбе – не в судьбе страны. Хотя кто-то толковал именно так.