Страница 2 из 10
Звучит неплохо, да? Конечно, ведь это не ваши кости ломаются, не ваши кишки выворачиваются наружу, как содержимое помойки возле итальянского ресторана. Беда в том, что я чувствую все свои раны. Я могу долго разглагольствовать про жгучую, пульсирующую боль, которая в этот самый момент пронзает каждую клеточку моего тела, но лучше оставлю это для своей следующей книги – «Думаете, вы знаете, что такое боль?». Сейчас я ограничусь цитатой из Рональда Рейгана, который вскоре после того, как схлопотал пулю, заметил: «Ой-ой-ой!»
Что ни говори, альтернатива всё равно хуже – я о смерти, ясное дело. Взять хотя бы тех двух парней, на которых я приземлился. Вы с ними даже не успели познакомиться, а их уже нет. Большинство думает, что я бессердечный (а ещё грубый, вонючий и так далее), но мне жалко продавца хотдогов, правда. Биржевого брокера меньше, хотя его часы от Patelc Philippe меня действительно впечатлили. Я на них упал, а они всё ещё работают. Эгей, они же ему больше не нужны, а у меня как раз осталось достаточно пальцев, чтобы…
БАМ!
Кип приземляется прямо в центр моей переломанной грудной клетки – с таким звуком, будто на меня свалилась мокрая подушка-пердушка.
Всем своим видом он словно вопрошает: «Что это было?» Но сам он целёхонький. Щенок взвизгивает и улепётывает. Хорошо ему. Не то что мне.
Если бы я не схватил эту собачонку, меня бы здесь не было. Теперь мне надо перетерпеть страдания и дать телу восстановиться, а потом придумать, как найти щенка на улицах Манхэттена.
Щенок на улицах Манхэттена? Это ведь песня такая была?
Нет. Ты, наверное, путаешь с фильмом «Маппеты завоёвывают Манхэттэн».
Кстати, вся эта сцена – идеальный пример того, почему комиксы лучше книг. С картинками всё было бы куда проще. Две вертикальные панели, несколько линий движения, может быть, кадр с продавцом хот-догов и брокером, которые удивляются, почему их вдруг накрыло тенью, – и готово. Полстраницы, не более. А звук удара был бы куда более смачным.
Что, интересно, будут делать все эти безмозглые книжники в нашем постлитературном мире? Муа-ха-ха!
А тем временем…
Да, да. Не подгоняй меня.
Прежде чем я успеваю вскричать «Шарик, к ноге!», я вижу, что меня удостоили визитом сверху. Не с небес, конечно, – из пентхауса. Ох ты божечки! Вновь прибывший приземляется напротив меня – никакого оглушительного шума и треска, только тихое, мерное жужжание двигателей в механической броне. Ого, да это не кто иной, как тот чокнутый охранник, который вышвырнул меня из пентхауса! Ему не приходило в голову, что по пути я успею прихватить Кипа. Стоило видеть его физиономию!
Не знаю, действительно ли передо мной здоровый громила или всё дело в броне, но приземление у него вышло эффектное. Из ботинок со свистом вырывается последняя струя воздуха, и ещё дымящиеся хот-доги катятся в разные стороны. Но металлический лязг, который этот костюм издаёт при движении, всё портит. Фирменный знак «Старк Индастрис». Такую броню на Amazon не закажешь – видимо, парень щеголяет китайской подделкой, которую его босс купил на eBay. Чёртов интернет! Неужели больше никто не ходит со старыми добрыми автоматами?
Железный Джо подлязгивает чуть ближе. Из предплечья у него выдвигается ракетная установка. Даже не спрашивайте, в чём секрет этого фокуса. Если только костюм сделан не из Вибрания, который поглощает вибрации, отдача от этой штуки оторвёт ему руку и зашвырнёт далеко-далеко.
Но он не торопится стрелять. Забрало его шлема с щелчком поднимается, открывая потрёпанное жизнью лицо и сломанный нос. В его стальных глазах я вижу, что парень не промах, стреляный воробей, нет, дважды стреляный. Это не какой-нибудь позёр, мечтающий самоутвердиться. Может, он даже побывал в парочке боёв и заработал на клетушку в пентхаусе. Я почти проникаюсь к нему уважением.
Пока он не открывает рот.
– Не знаю, как ты умудрился выжить, но мне плевать. Верни собаку, или я устрою тебе децимацию!
Я хохочу:
– Ты что, хочешь уничтожить одну десятую часть меня?
Он дёргает головой – мол, что этот тип себе позволяет?
– Что ты несёшь?
– Децимация – это значит, железная ты башка, казнь каждого десятого. Не веришь? У этого костюма наверняка есть доступ к интернету, погугли. Я подожду.
– Чёртов граммар-наци, – он поднимает руку, на которой, насколько я могу судить, крепится гладкоствольная 37-миллиметровая пушка. – Я хочу сказать, что разорву тебя на куски, ясно?
– Хорошо, только тут дело не в грамматике, здесь скорее вопрос семантики, как…
Он тыкает в меня стволом – учитывая моё текущее состояние, это весьма болезненно.
– Где собака?
Тут он замечает, что я лежу на окровавленной куче – слишком большой, чтобы всё это сошло за мои останки, – и лицо его омрачается.
– Ты ведь не… приземлился на него?
До этого момента я и не задумывался, как воспринимает мир моя селезёнка, – он поднял меня на стволе, словно на лопате, чтобы заглянуть под низ.
– Ай! Холодно! Очень холодно! Его там нет! Он убежал! Убежал!
Облегчённо вздохнув, охранник лязгает башкой и нажимает кнопку на предплечье.
Из недр костюма доносится страстный голос искусственной дамочки, с которой я был бы не прочь замутить. Она объявляет:
– Собачий свисток активирован.
Те мышцы у меня на шее, которые отвечают за поворот головы, размазаны по земле, так что я не могу посмотреть назад, но я слышу где-то за спиной стук собачьих когтей по асфальту.
Железяка самодовольно улыбается, словно он с самого начала был уверен, что всё кончится хорошо.
– Кип, маленький паршивец! Вот ты где! Иди-ка сюда, блохастый!
Его слова грубы, но в голосе слышится нежность. Похоже, он и вправду неравнодушен к этой лохматой псинке. Меня пронзает внезапная боль. Может быть, это снова селезёнка, – но скорее дело в том, что мозг подкидывает мне идиллические картинки из жизни мальчика с собакой. Мальчик – это я, и я учу щенка приносить палку, подавать лапу и всё такое. Нашёл время!
Охранник вряд ли захочет всё это выслушивать, но кое-что я должен ему сказать.
– Эй, парень!
– Заткнись. – Стук когтей становится отчётливей. – Сюда, мой мальчик!
– Как тебя зовут, приятель? Посмотри на меня, я уже одной ногой в могиле. Ты можешь спокойно назвать своё имя.
Он закатывает глаза, но воссоединение с пёсиком слишком его растрогало, и он сдаётся.
– Берднардо.
Позади я слышу быстрое щенячье дыхание и звук, с которым свисающий из щенячьего рта щенячий язык хлопает по щенячьей морде.
– Бернардо, амиго, пор фавор, послушай меня. Я знаю, что Кип просто прелесть, знаю, что охранять его – твоя работа, но поверь мне: ты не хочешь брать на руки эту собаку.
Вдаться в детали я не успеваю – надо мной пролетают собачья мошонка и собачий зад, и Кип бросается прямо в металлические объятия Бернардо.
– Вот ты где, мешок с костями!
– Слушай, он правда похож на щенка, но поверь, он…
Щенок облизывает охраннику лицо. Бернардо смеётся – наверное, ему пришло в голову какое-то счастливое детское воспоминание о том, чего на самом деле не было.
– Ну всё, всё, успокойся, – далматинец облизывает его всё интенсивнее. – Слышишь? Хватит! Кип!
– Брось его, Берни. Поверь мне.
– Я тебя сейчас знаешь куда брошу?
Язык движется всё быстрее. Такое чувство, будто кто-то скребёт наждаком по железу. Берни – тот ещё здоровяк, лёгкая боль ему нипочем, но по глазам видно, что он немного озадачен. И вместо того, чтобы разобраться в происходящем, он решает сорваться на мне.
– А ты кто такой, чёрт тебя дери? Кем надо быть, чтобы взломать систему безопасности за миллион баксов, только чтобы стащить…
И тут маленький язычок слизывает кожу с щеки Бернардо, обнажая жилы и мясо. Бернардо удивлённо кричит (и его можно понять!). Он инстинктивно пытается коснуться раны, но не может, потому что на руках у него сидит Кип. Малыш Кип, который жуёт окровавленный ошмёток щеки, как будто это резиновая игрушка.