Неуязвимый (в сокращении)

Из-за моей любви к воде мы также первыми произвели один спуск, едва не обернувшийся для нас бедой. После затяжных дождей уровень воды в реке Кем повысился, и мы с моим другом Питом решили, что река достаточно глубока, чтобы спрыгнуть в нее с крыши шестиэтажного Сент-Джонз-колледжа. Быстрая рекогносцировка позволила нам убедиться в отсутствии затонувших магазинных тележек, после чего мы забрались на удобно изукрашенный мост Вздохов, а с него и на нашу отправную точку, на крышу. Оказавшись там, мы почти сразу сообразили, что идея наша глупа, и согласились с тем, что можно пойти на попятный без риска запятнать репутацию.

К несчастью, именно в этот миг нас заметил какой-то заботливый горожанин. «Не прыгайте! Все не так плохо, как вам кажется! Вон привратники идут, они помогут вам спуститься…»

Мы как-то не были уверены, что привратники колледжа проникнутся к нам таким же сочувствием. И, отменив наше предыдущее решение не прыгать, ухнули вниз — в воду глубиной не более метра и в какую-то мягкую грязь. Мы собирались проделать это упражнение тихо и незаметно — увы, оно превратилось в публичный спектакль. Кто-то вызвал полицию. В поднявшейся суете мы позволили течению отнести нас вниз примерно на полкилометра, а после вылезли из реки и вернулись домой.

Выучка, которую я прошел дома и в школе, сделала меня умелым и опытным для моего возраста альпинистом. Больше того, шесть месяцев университетских каникул и обеспеченная морской пехотой финансовая независимость давали мне прекрасную возможность еще больше расширить мой опыт в скалолазании. Этому способствовали поездки в Грецию, Испанию, Курдистан и Исландию, не считая многочисленных экспедиций в Альпы.

Еще одна кембриджская ночь, памятная мне по причинам более романтического свойства, пришлась на День Св. Валентина 1991 года, когда я впервые встретился с Анной. Хорошенькая шотландская девушка, изучавшая французский и арабский языки, она сразу прониклась моими интересами, моей страстью к приключениям. Мы полюбили друг друга и вскоре стали неразлучны.

Учеба в университете подходила к концу, и мне хотелось как можно больше всего успеть, прежде чем я снова окажусь в морской пехоте. Поэтому в мае 1991 года, за две недели до выпускных экзаменов, после хорошей попойки голос совести, твердивший о том, что надо готовиться к экзаменам, надолго замолк. Поздним вечером в пятницу я с тремя приятелями приехал в Скалистый край и завалился спать прямо в машине у паба.

Весь следующий день мы лазали по отвесным склонам из песчаника, и я почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы в одиночку совершить восхождение, относящееся к категории «исключительно сложное». С земли затея выглядела отчаянной — двадцать метров гладкого отвесного камня с крошечными зацепками для пальцев; что касается ног, тут приходилось рассчитывать только на силу трения. Прикидывая маршрут снизу, я сильно нервничал. Однако, едва покинув землю, я успокоился и сосредоточился на том, что делаю.

Крепкие нервы полезны в большинстве человеческих занятий, но в скалолазании они просто необходимы. Мне приходилось видеть скалолазов, которые теряли самообладание, начинали дрожать и буквально сами себя стряхивали с каменной стены. На меня же страх нередко действовал положительно — ничто не позволяет так хорошо сконцентрироваться. Собственно, я так люблю лазать по скалам отчасти потому, что занятие это снимает стресс. Мелкие тяготы жизни отходят на задний план. Срочные дела, заботы и обязательства — все это уже не имеет значения, когда ты находишься в ста метрах над землей и малейшая оплошность может означать для тебя падение в объятия смерти.

И разумеется, лазанье по скалам насыщает кровь адреналином. Спустя какое-то время то, что ты находишься высоко над землей, начинает скорее возбуждать, чем пугать, а напряженные физические усилия лишь добавляют яркости ощущениям. Суровая красота гор у многих вызывает восхищение. А у скалолаза это чувство еще сильней из-за личной причастности к тому, что он видит вокруг.

Для меня лазанье по скалам — двойной вызов, двойная нагрузка, и умственная, и физическая. Лучшие из скалолазов обладают трезвым умом и большой мышечной силой, а также гибкостью, чувством равновесия и хорошей реакцией. Я всегда замечал за собой способность контролировать потенциально опасные ситуации, когда секундная паника может обернуться катастрофой. Это мне впоследствии пригодилось и в армейской жизни. В то же время я просто наслаждался лазаньем по скалам — будучи уверен, как и прочие молодые люди, что несчастные случаи выпадают только на долю других. То, что случилось со мной в июле 1990 года, когда я оказался на волосок от смерти, лишь незначительно пошатнуло эту мою довольно высокомерную позицию.

Я лазал тогда по Французским Альпам вместе с приятелем по имени Марк. То был наголо обритый парень с бычьей шеей и шрамами по всему лицу (он был заядлый регбист), походивший скорее на вышибалу, чем на преподавателя латыни, коим он на деле и являлся. Я готов был доверить Марку свою жизнь, и мы с ним составили сильную, пусть и не очень миловидную, команду альпинистов.

Одна из самых внушительных гор, расположенных вблизи Шамони, — Игла Друидов, гранитный пик высотой 3900 метров, нависающий над ледником, именуемым Море Льда. Прошлым летом мы с Марком взошли на него с юго-западной стороны. Теперь нам хотелось попробовать северную. По северной стене Иглы проходит один из шести классических альпинистских маршрутов — длинный, крутой, открытый всем ветрам путь по камням, обычно не осыпающимся, если верить путеводителям…

Восхождение занимает два дня, на середине маршрута расположены отличные бивачные полки. (Полка — это выступ на отвесной скале, достаточно широкий, чтобы просидеть или пролежать на нем ночь.) Поднявшись в первый день на шестьсот метров, мы с Марком добрались до полки, рекомендованной путеводителем как лучшее для ночного отдыха место. Однако до сумерек оставалась пара часов, и мы, повинуясь порыву, решили пройти вверх еще несколько участков, хоть и знали: в таком случае ночь придется провести на лежащей вверху полке поуже. Спальных мешков мы, чтобы облегчить восхождение, с собой не взяли, однако у нас имелась газовая горелка и одежда наша была достаточно теплой, так что мы не боялись замерзнуть. Ночь выдалась холодная, но очень ясная, и мы, сидя на полке, видели далеко внизу огни Шамони. Мы коротали время, болтая и попивая чай, и наконец задремали, надежно прикрепившись к каменной поверхности, чтобы не свалиться с полки во сне. Каждые несколько минут я просыпался, дрожа от холода, устраивался поудобнее, чтобы согреться, и вновь засыпал.

За час до рассвета мы так окоченели, что не могли больше лежать. Проснулись, позавтракали: накололи льда — его много скопилось в каменной впадине, — растопили его с помощью горелки и сварили овсянку. За завтраком мы немного повздорили: Марк поносил мою стряпню, а я роптал на его ночной храп. И в итоге сошлись на том, что на ночь мы устроились так себе, однако поразительное зрелище восхода солнца вполне это искупает. Глянув вниз, мы увидели налобные фонари других альпинистов, устроившихся на нижних полках.

Следующий участок восхождения пролегал по расщелине с отвесными краями. Мне предстояло идти первым, и я, крикнув вниз Марку, чтобы он не спускал с меня глаз, начал передвигаться по расщелине «крестом», а это в восхождении самое трудное.

И именно в этот миг мы услышали грохот. Где-то над нами начался сильный камнепад. Я понял: убраться с дороги я не успею. Если камни летят в моем направлении, мне крышка. Если же они пронесутся мимо, тогда моя главная задача — не сорваться. Не поддаваясь панике, я сосредоточился на ближайших зацепках, стараясь о камнепаде не думать.

Огромные валуны пронеслись чуть левее нас и покатились дальше вниз. Вся гора сотрясалась от ударов камней, каждый из которых порождал новый камнепад. Воздух вокруг свистел, и припахивало серой, когда валуны на бешеной скорости врезались друг в друга.