Оранжевое лето

Вернулся я, как обещал, совсем скоро. Человек у автомата с минералкой продолжал растерянно озираться, по-моему, он даже стоял на том же месте. Лин недовольно искала меня взглядом среди толпы. Я выскочил напротив того рассеянного парня и нарочно громко позвал девушку: она резко подняла голову и укоризненно посмотрела на меня.

Отлично, шоу только впереди. Тот парень тоже поднял глаза и скользнул по мне — не без интереса, как мне показалось. Я подошел к Лин и протянул ей из-за спины розу на длинной ножке, потом обнял и поцеловал в щеку, прошептав незаметно:

— Не смотри на него. Сейчас подавится…

Он не подавился. Он долго смотрел нам вслед, нахмурив красиво изогнутые брови на худом аристократическом лице. Только Эван оглянулся на него, но ни о чем не догадался. Дэмиэн гордо улыбнулся, и мы подмигнули друг другу.

Улицы были мне знакомы. Я проходил мимо знакомых мест и не без удивления вспоминал, как был маленьким и как каждый день бегал мимо изгородей, деревьев и магазинов. Иногда, очень редко, эти места чем-то напоминали Гальер, но в целом впечатление было совсем другим. Пространство было намного больше, улицы шире, деревья выше, а магазины и супермаркеты просто огромны.

— Клево, — говорил Дэм на каждом углу, крутя головой и щелкая фотоаппаратом.

— Твой дом далеко? — спросил я. Лин кивнула.

— Очень. В другом конце.

— А Аарона? — спросил Эван.

— Он тоже рядом. Эван, мы не пойдем к нему сейчас. Если сильно хочешь, поедем в парк. Только ненадолго, — Лин посмотрела на меня вопросительно. Я повел плечом и кивнул.

— Пойдем, почему бы и нет…

Мы сели в автобус, в котором провели еще полтора часа. Теперь за окном мелькало совсем другое, и я сначала узнавал знакомые места, но потом появились совсем не известные. Зато Лин объясняла нам, что и за каким поворотом сейчас появится.

— Направо церковь, — сказала девушка, и мы с мальчишками повернули головы вправо. За поворотом появились золотые высокие купола. — А налево, по-моему, цирк. Или нет. Нет…

— Парк! — выпалил Эван, увидев огромное колесо обозрения и высоченные горки — в три раза выше наших. Я вспомнил, как мне стало плохо в петле, и на всякий случай отвернулся.

В парке мы провели больше двух часов. Эван никак не хотел уходить. Он прокатился с Дэмом на огромном автодроме, на карте, на карусели, вращающейся с бешеной скоростью в воздухе. Потом мы отвели его в комнату кривых зеркал, и он чуть не надорвал живот от смеха. Дэм тоже смеялся, а мы сначала сдержанно улыбались, а потом стали смеяться тоже.

И все-таки наш парк был лучше. В нем не было кривых зеркал, скоростных гонок, гигантского колеса обозрения, но зато были фонтаны, художники, теплые кирпичи… Ну ладно, и скейтеры. А здесь за блеском ярких рекламных щитов, светящихся лампочек и городским глянцем не было того очарования, которое было в кованых фонарях и оградах. Все это было совсем не то, хотя Эвана можно было понять. Его привлекал именно город, именно суета и размах Альтера.

— Не урони фотоаппарат, — предостерег я, когда Дэмиэн стал снимать Альтер сверху, из кабинки колеса обозрения. — Расколотил уже однажды…

— Ты что, я аккуратен и точен, как любой фотограф-профессионал, — отмахнулся Дэмиэн. — А вон площадь и часовня. Как красиво… А люди еще мельче, чем у нас.

— А моста нет, — заметил я. — Вот и все. Гальер лучше.

— Ясное дело, лучше…

На горках мы кататься не стали. Эван немного расстроился, но и сам трезво рассудил, что со сломанной ногой прокатиться не удастся. Вместо этого он съел огромную порцию сладкой ваты, и мы вышли из парка.

Гуляли мы долго, и описывать весь наш путь тоже очень долго, да и ни к чему. Я нашел среди переплетения улиц, проспектов и перекрестков интернат. Нашел не сразу. Сначала мы вышли к реке, и я вспомнил, куда надо повернуть. Я шел и вспоминал все, что было. Что-то вспоминать было приятно, что-то отвратительно. На берегу я нашел то место, где два испуганных пацана в последний раз видели Тая живым. Я узнавал улочки и закоулки наших с Шоном путешествий. Чем ближе к интернату — тем больше и ярче. Наконец мы подошли к забору. С внешней стороны он был того самого голубого цвета. Я улыбнулся и толкнул калитку.

— Пойдем, — я позвал Лин, Дэма и Эвана и пошел вперед. Краска потрескалась и облупилась, но наши желтые ладони все равно оставались яркими на фоне побледневшей голубизны. Я подошел к тому месту. Дэм потянул меня за рукав.

— Что это? Это ваши?

— Да. Вот лапа Шона, — я показал на отпечаток ладони друга и нашел еще один — тонкие длинные пальцы. — Вот моя.

— Вот это да… Сколько лет прошло, а они сохранились, — сказала Лин. Эван с интересом рассматривал потрескавшуюся краску.

— А вот Тая, — я нашел большой отпечаток.

— Эй, — услышал я голос за спиной и оглянулся. У стен интерната стоял мальчик лет четырнадцати, в красной бейсболке, и курил сигарету. Он потушил ее и выбросил в урну. — Вы по делу или так?

— Скорее, так, — сказал я. — Ты живешь здесь?

— Ну а если да, то что?

— Ничего. И я тоже отсюда. Меня Кристиан Айгер зовут.

— Ну? — не поверил мальчик. — Ваша фотка висит на доске почета. Похож…

— А по какому поводу? — я удивился.

— Так вы же актовый зал разрисовали. С этим… не помню.

— С Шоном, — сказал я.

— Да, наверное. У вас Тай был директором, да?

— Точно… А у вас кто?

— Сэм Стэнтон. Может, знаете такого.

— Конечно, знаю! — я даже закричал от неожиданного восхищения и нахлынувших воспоминаний. — Еще бы! Он же с нами был, спал на соседней кровати! А он собирает марки с кораблями?

— Еще как, — мальчишка махнул рукой. — У него в альбоме их две тысячи, наверное.

— Здорово, — сказал я. Мне было очень приятно услышать такое море добрых новостей. Потому что, во-первых, Сэм Стэнтон был классным парнем, во-вторых, здесь не забыли ни Тая, ни меня с Шоном, хотя мы-то ничего особенного не сделали, только актовый зал раскрасили. И отпечатки — вот они. Мальчик поправил бейсболку.

— Хотите, я вам покажу все тут, — предложил он, но я отказался. Представил, как буду ходить по коридорам, которые мне больше не принадлежат и служат теперь домом для совсем других ребят. Буду ходить под их удивленные взгляды — совсем не нужный здесь. А потом я увижу Стэнтона… Он спросит, что со мной стало, где и с кем я живу, как у меня вообще сложилось. Что я ему скажу?

— Да нет, спасибо. Мы пойдем. Удачи тебе.

— Ну и вам тоже, — мальчишка улыбнулся, и я заметил, что во рту у него не хватает зуба.

Мы уже вышли из-за калитки и отошли довольно далеко, когда он вспомнил одну важную вещь и хотел побежать за мной. Он выбежал на улицу и стал озираться. Никого не заметив, мальчишка вздохнул и вернулся.

А мы снова пообедали в кафе. Здесь было попроще, чем в том, где мы сидели недавно, но тоже опрятно и уютно. Сбылась мечта Эвана, он до отвала наелся блинчиков с сыром. Розу мы на время поставили в вазу, которую для нас с удовольствием нашли доброжелательные официанты.

— Надо было, чтобы Шон тоже поехал с нами, — сказал Дэмиэн, и я подумал, что он прав. Шону бы здесь понравилось.

— Зато теперь ты сможешь рассказать ему про интернат, — рассудила Лин.

Я рассказал Шону о Сэме на следующий день. В этот же день случилось чудо — уехал Райан, и мы с Дэмом доставили Шону обратно его диван, шкаф, зеркало, стол и кактус. Он пригласил нас выпить чаю из огромных кружек с яркими тропическими птичками. Дэмиэн прилип к этой кружке и все время, пока я болтал с Шоном, рассматривал птиц в зарослях джунглей. Мне очень нравилось сидеть на кухне у Шона. На подоконнике стояло несколько горшков с кактусами, на гвозде висели прихватки из лоскутков, и вообще казалось, что у каждой вещи здесь есть свое место, которое ей идеально подходит. Вот только телевизор не помещался на узком столе, и Шон привинтил к стене кронштейн. Теперь старенький черно-белый "Горизонт" вещал новости и показывал кинофильмы оттуда. Сейчас по телевизору выступал молодой аккордеонист: он играл популярные хитовые мелодии, получалось у него весело и красиво, и Дэм тихо смеялся в кружку.