Мгла над Гретли

— И вы думаете, такие есть у нас в Гретли?

— Нам известно, что врагу из Гретли поступает ценная информация. Нам известно — думаю, и вы об этом знаете, — именно в Гретли бывают случаи саботажа. Не исключено, что Гретли является одним из провинциальных опорных пунктов шпионажа. Наверное, Олни удалось кое-что разузнать. Поэтому-то его и прикончили.

Инспектор Хэмп кивнул, шумно допил свой чай и встал.

— Я собираюсь этим делом заняться, — сказал он мрачно — Разумеется, мы начнём расследование, но вряд ли оно к чему-нибудь приведёт.

Он достал маленькую записную книжку и показал мне.

— Вот его записная книжка. Думаю, она вам будет нужна, но сегодня она понадобится и мне самому. А сейчас, как вы сами сказали, нам нужно вернуться в комнату Олни. Пойдёмте.

В коридоре мы встретили сержанта с массивным подбородком. Вероятно, он очень удивился, увидев меня с инспектором.

— Сержант, — резко обратился к нему Хэмп.

— Да, сэр.

— Этого человека зовут мистер Ниланд. Он мой друг.

— Сержант Бойд.

Мы посмотрели друг на друга, обменявшись кивками. Говорить вроде бы было не о чем. В то время как инспектор отдавал сержанту какие-то приказы, я прошёл вперёд.

— Вы не возражаете против того, чтобы я снял комнату Олни? — спросил я инспектора, когда мы уже шли по слякотной улице. — Нет? Тогда, пожалуйста, замолвите за меня словечко хозяйке квартиры миссис Вилкинсон.

— Славная старушка, — отвечал он. — Лучшего места в Гретли, пожалуй, и не найти. Кроме того, я смогу заходить к вам туда, не привлекая внимания.

— Я тоже об этом подумал. А кроме того, если вас это не затруднит, наведите для меня некоторые справки. Это сэкономило бы мне уйму времени.

— Затруднит? Нисколько! — отвечал он с явной иронией.

Наконец мы вновь оказались на Раглан-стрит, и мне подумалось, что бедная миссис Вилкинсон, возможно, ещё и не знает о смерти своего квартиранта. Я спросил инспектора, и он ответил, что ей сообщили об этом ещё прошлой ночью.

Инспектор принялся тщательно осматривать комнату. Я усердно помогал ему, но зажигалку так и не удалось обнаружить. Впрочем, я и не рассчитывал найти её в комнате. Ведь даже если мы не пользуемся зажигалкой, то всё равно должны носить её с собой.

 Что ж, меня это не удивляет, — сказал я. — Ставлю десять против одного, что она находилась при нём… Ставлю столько же за то, что сейчас она принадлежит одному из жителей Гретли… Взгляните на мою. Постарайтесь запомнить. У Олни была точно такая же.

Инспектор внимательно осмотрел мою зажигалку и сказал, что, если ему случится когда-нибудь увидеть подобную, он узнает её сразу.— Я думаю, — продолжал он, — вам не терпится познакомиться с записной книжкой Олни. Пожалуй, я заскочу сюда около девяти часов вечера и принесу её, а? Отлично. А теперь за работу. Сегодня у меня её более чем предостаточно. Особенно в связи с убийством Олни. Всё-таки я постараюсь помочь вам получить информацию о людях, которые вас интересуют. Напишите их имена на листке.

— Очень кстати! — И я тут же записал десяток имён на обратной стороне старого конверта.

Он взглянул на список, кивнул и молча вышел из комнаты.

Как только я остался один, мне стало грустно. Я вновь начал думать о судьбе бедняги Олни, вспомнил, как он глядел на меня сквозь дешёвые очки в металлической оправе. Сначала было жалко его, а потом я пришёл в ярость. Я решил, что отдам все силы своей работе. В скверном настроении я вернулся в отель, собрал свои вещи, позавтракал, уплатил по счёту и снова отправился на Раглан-стрит.

На смену мелкому дождю и слякоти явился прямо-таки зимний туман. Я опять вышел на улицу, чтобы разыскать дом Бауэрнштерн. В ближайшем почтовом отделении я узнал её адрес по телефонной книге. Доктор Маргарет Бауэрнштерн, Шервуд-авеню, 87. Пожилая прислуга, с виду иностранка и, возможно, австриячка, открыла мне дверь и недружелюбно объявила, что в это время доктор Бауэрнштерн принимает только пациентов.

— В таком случае, — сказал я, — перед вами пациент, проводите меня в кабинет.

Кроме меня, пациентов не оказалось. Похоже было на то, что у доктора Бауэрнштерн не слишком блестящая практика. Я вошёл в маленький чистый кабинет.

В первый момент доктор Бауэрнштерн не узнала меня, да и мне она показалась непохожей на ту женщину, которую я видел вчера у Олни. В белом халате, с гладко зачёсанными тёмно-коричневыми волосами, она сидела в своём кабинете с серьёзным и деловитым видом, как и подобает врачу. Должен признаться, она мне очень понравилась.

Я заметил, что у неё хорошая фигура и широкие плечи, которые с недавних пор появились у всех наших женщин. Вот только лицо было измученным, это особенно бросалось в глаза в свете ярких ламп. Стоило ей узнать меня, как на её лице появилось сердитое выражение. Вслед за этим она сделала вид, что видит меня впервые.

— Здравствуйте. На что жалуетесь?

Я подумал, что раз уж попал к врачу, стоит выяснить причины моей подавленности.

— Это, конечно, пустяки, — начал я невозмутимым тоном, — не могу сказать, что чем-нибудь серьёзно болен, но я всё время нахожусь в состоянии какой-то подавленности, плохо сплю, потерял аппетит.

— Покажите язык. 

Я показал ей язык и, надо сказать, сделал это с удовольствием.

— На мой взгляд, вы слишком много курите и мало бываете на воздухе. Когда вы в последний раз были у зубного врача?

— Давно, очень давно, — ответил я и покачал головой. — Видите ли, я очень занят. Не стоит сейчас заниматься моими зубами. Дайте мне какое-нибудь средство, которое бы встряхнуло меня и привело в норму. Вы знаете, что я имею в виду.

У парадной двери, которая была не более чем в двух метрах от кабинета, раздался резкий звонок.

Было слышно, как служанка долго открывала её, а затем послышался чей-то резкий голос.

Через секунду служанка постучала в кабинет и что-то быстро и испуганно затараторила по-немецки. Доктор поспешила к ней. Едва она вышла, как я прильнул к небольшому окошку. У двери стоял полицейский. Не знаю, по какому делу он пришёл, но пробыл он недолго. Приход полицейского положил конец той маленькой комедии, которую мы разыгрывали. Когда она вернулась, на лице её было то самое выражение, что я видел прошлой ночью. В её блестящих глазах отражались тревога и скрытый страх. Она прикрыла за собой дверь, но вперёд не пошла.

— Как всё это глупо! — сказала она сердито. — Что вам от меня нужно, зачем вы сюда явились?

— Я пришёл сюда, чтобы сказать вам кое-что, — ответил я серьёзно. — Ваша служанка заявила, будто вы принимаете только пациентов, и мне не оставалось ничего другого, как тут же заболеть.

На лице её появилось нечто отдалённо напоминающее улыбку.

— Так вы пришли рассказать мне о чём-то?

— А также кое о чём вас спросить. И то и другое очень важно, — прибавил я. — Может быть, выберем другое, не столь мрачное место для нашего разговора?

— А мне показалось, что мрачность — предмет вашей гордости.

Я уставился на неё. Было ли это неожиданное замечание намеренным ходом, цель которого показать мне, что она видит меня насквозь?

— Хорошо, — продолжала она, — можно побеседовать и в другом месте. По четвергам я пью вечерний чай рано, потому что к пяти мне нужно успеть в детскую лечебницу.

Когда мы проходили через переднюю, она приказала служанке поставить чай. В глазах служанки я заметил тревогу и предупреждение. Просто удивительно, насколько эти две женщины выдавали себя с головой.

В гостиной доктор Бауэрнштерн сняла свой белый халат. На ней было тёмно-бордовое платье, которое очень шло ей, хотя и подчёркивало её широкие скулы и запавшие щёки. Эта женщина, с суровым и одновременно беззащитным взглядом, всё-таки была красива. Она не знала, как себя держать со мной, это сковывало её и раздражало, а мне, разумеется, было на руку.

— Я хотел поговорить о вашем пациенте Олни, — начал я, пристально глядя на неё.

— А что с ним?

— Он мёртв.