Страница 24 из 25
Итак, финал — все мочат вервольфа.
Кому мешала животинка?
Да всем подряд!
Воет громко? Спать мешает?
Думаю, верфольфов не любят за ум и красоту. То бишь за дурные наклонности, звериные повадки, острые зубы и способность линять, оставляя на ковре шерсть. Еще говорят, вервольфы, плохо поддаются дрессировке. Вероятно по этой причине никто не слышал про сторожевого или одомашненного оборотня.
Для начала мы взяли топор и пошли с ним… Нет, не на оборотня.
Если мы и были наивными, то не настолько, чтоб ходить на вовкулака с туристическим топориком.
Василиса срубила в парке осинку, вырубила из нее кол. Собирались оббить его серебром, но за недостатком времени решили не связываться. Впрочем, кой-какие изменения в конструкцию все же внесли: намазали его чесноком приделали крестовину, вроде как сделали колу рукоять, чтоб удобней было бить с одной руки.
Остаток осины порубили на стрелы, оперив их перьями из подушки, и вставив кусочки серебра вместо острия.
Сделали арбалет. Во дворе валялся разбитый и всеми брошенный «Запорожец». Если у него и оставалось что-то от машины, то после нашего визита там осталось еще меньше — мы сняли пластинчатые торсионы. Арбалет сделали самый простой, со спуском от гнутого прута, натяжкой крюком и стременем.
Затем отправились на охоту.
И луна была в кресченте, не в полнолунии стало быть оборотень был не в полной силе. И гороскопы сулили нам удачу. Впрочем, бывало ли в гороскопах иначе?
До вокзала добрались до вокзала — арбалет завернули в мешковину. Колу Василиса сообразили из ткани ножны и повесила все себе за спину. Деревянную рукоять было видно за версту — но мало ли сейчас по улицам носится людей с деревянными мечами?
Вдруг опять за городом очередной съезд, на котором будут искать то ли цвет папоротника, то ли орков. Но не найдут ни того ни другого, но время проведут, в общем славно, хотя и странно.
Странное дело по пути нам встретились еще несколько любителей игр с деревянными мечами — два парня и девушка. Они салютовали Василисе почтыми бутылками.
Одна и та же дорога привела нас на один и тот же вокзал. Под посадкой стояла электричка, но не мы не они в вагон входить не стали.
Один из парней порывался подойти к нам, но Василиса схватилась за рукоять и он тут же откатился на исходную.
Затем они все же зашли в вагон. Мы стояли на перроне.
Наконец, зашипели и закрылись двери, электричка покатилась прочь.
Огни на перроне стали тусклей.
Электричек на сегодня больше не было.
Мы спрыгнули с перрона и пошли в темноту. Свет далеких светофоров и полной луны отражался в отполированных колесами рельсах.
Вероятно, это была единственная в мире настоящая лунная дорожка.
Мы пошли по ней — охота началась.
Кто кого?
Конечно же мы его. — что за вопрос.
В конце концов добро должно побеждать зло. Хоть иногда, хоть в книгах. Я не уверен, что я есть апофеоз добран, но уж поверьте — многим лучше вервольфа.
И еще, чуть не самое главное — если бы мы, а не он остались на холодных рельсах заштатного вокзала, то этих строк не было.
А может быть и читателей было бы поменьше.
Мы победили — это так, но черт возьми, это была нелегкая победа.
И я должен сказать о ней хоть немного.
Мы были с Василисой вместе, как в старой доброй венчальной формулировке: В горе и в радости. Жаль, что радостей нам выпадало немного.
Но ведь выпадали же.
Я так и не понял, кто на кого охотился. Думаю, оборотень ждал нас, и вел нашу пару как только мы спрыгнули с перрона. Но напал на нас только тогда, когда был уверен, что никто не придет к нам на помощь.
Тьма меж рельсами обрела форму, оторвалась от земли, обросла мускулами напряглась.
Бросилась на нас.
Щелкнул спуск, стрела пронеслась — но слишком высоко.
Василиса отбросила бесполезный уже арбалет, и когда вервольф был близко, огрела его колом как дубиной, по башке. Тот отскочил, помотал головой и бросился опять, открыв пасть.
Василиса опять среагировала, но не так как надо кол попал в рот вовкулаку боком. Челюсти сошлись, осина затрещала, полетела щепа — оборотень. То ли на него так действовала осина, то ли просто рот занозил.
Теперь Василиса была безоружна.
Вовкулак расплевался осиной и теперь двинулся на Василису. Она могла только тихонько пятиться.
— Беги, крикнул я ей, беги.
Она будто вросла в землю. Зато на нее рванул оборотень.
Я сделал то что мог — подставил подножку. Он растянулся, окрасил рельсы кровью. В свете луны она казалась черной. Или действительно была таковой?
Но оборотень поднялся. Пригнувшись, пошел на Василису, пригнулся для прыжка…
Прыгнул!
Казалось — еще чуть и когти вопьются в тело, зубы в шею, казалось Василисе осталось жить ровно столько, сколь займет этот полет.
Но когда оборотень был в высшей точке прыжка, что-то громыхнуло и его смело с траектории прыжка.
Он прокатился кубарем, смог подняться на четыре лапы. Его морду заливала кровь — но это была кровь не из разбитого носа, теперь она хлестала ручьями.
Вервольф будто был еще силен, будто приготовился к еще одному прыжку, но вдруг часто задышал и упал на бок.
Из тени пакгаузов выходил…
— Рагволд… — прошептала Василиса.
— Борис… — отозвался я.
Он прошел мимо нас, встал над поверженным противником и его пушка громыхнула еще три раза. После чего он откинул стволы, выбросил гильзы вложил четыре новых патрона. И держа пистолет наготове проверил вовкулака:
— Exitium… Porro non quo…
Я не знал латынь, но перевод не понадобился даже мне. Вовкулак умер во второй раз — и теперь, похоже навсегда…
— А ты неплохо дралась — заметил я Василисе.
— Думаешь?
— Уверен, только на будущее: кол все же оружие колющего действия. Возможно — ударного. Никак не рубящего.
— Я, — начал он, — удивляюсь вашей то ли смелости то ли глупости. Сам не люблю ходить на вервольфа даже с пистолетом, а вы только с колом… Мои аплодисменты.
Он вернул пистолет на пояс и повернулся к нам.
— Ну что пошли?
— А это? — указал я на тело.
— Уже не воскреснет. Это уж поверьте мне.
— И не будете заметать следы?
— Да ну, надо же о чем-то писать в газетах. Я даже серебро выковыривать не буду.
— Простите, что опоздал. — сказал он уже в машине. — Не стоило мне вас оставлять — я не думал, что вы будете расторопней меня.
На сей раз я оказался расторопней их обоих и занял место рядом с водителем, я боялся, правда, что водитель нужен этой карете лишь для проформы и они оба сядут на заднее сиденье. Но все оказалось иначе.
— К тому же, — продолжал ротмистр, — с моей каретой произошла сущая нелепица — я оставил ее в одной деревне, и на нее позарилась местная молодежь. Угнать конечно, не угнали, и даже в салон не залезли — тут слово надо знать заповедное. Но колеса все же сняли. Я попытался отыграть пространство временем, но увы, заплутал, стукнулся о барьер Минковского, три недели провел среди древних кельтов… Впрочем, вряд ли это вам интересно.
Может в иной момент я бы и поинтересовался судьбой древних кельтов, но тогда меня интересовал другой вопрос:
— Вы были в деревне?
— В Хмырово?
— Ну да.
— Был, не стану отрицать. Я хотел изъять сундук до того как вы до него доберетесь. Но я вышел раньше вас, а вернулся позже… Проводник — все же великое дело. Бабушка-колдунья была под нашим наблюденьем, но она была человеком, и на свой дом и место жительства наложила заклинание, чтоб нежить не смогла достать. Посему мы не стали его изымать. Но вот такой вариант, что нежить с помощью обмана человека извлечет. Только объясните мне все же, что вас выгнало в путь? Отчего мы с вами так часто встречаемся?
Мы ему рассказали все — не было никакого смысла что-то скрывать. Василиса рассказывала быстро, цветисто и сбиваясь. Я дополнял короткими фразами.