Литерный эшелон

Получалось, что линия работает прилично, но Бюро будто бы испарилось. С кем теперь надлежало связаться? Грабе погиб. Данилин будто исключен из состава Бюро и сейчас где-то на фронте. Следующим осведомленным был Государь Император, но с ним-то что?.. Сообщения о его судьбе приходили противоречивые.

Новости ширились, неслись по телеграфному проводу просто лавиной: менялась власть, провозглашались и падали правительства, национальные республики, города переходили из рук в руки. И нервы Шульги не выдержали, когда власть в городе, куда шла из Аккума телеграфная линия, поменялась снова на красную. Шульга снарядил полдюжины бочек динамитом, вышел на буксире в море сбросил их на кабель. Тем самым оборвалась не только связь, но и буквально путеводная ниточка, что вела в Аккум.

После Шульга протер пыль со старенького приемника, включил его и днями напролет слушал эфир, вникал в положение, но сам ни разу в эфир не выходил, памятуя распоряжение Инокентьева. Картина мира складывалась туманная, но весьма неприятная. Закрадывалась мысль, оно, в общем, и хорошо, что о расположении города никто не знает.

К тому времени рачительный Латынин накопил консервов на несколько лет. Что-то уже давали и казачьи сады. В крайнем случае, можно было попробовать есть то, что произрастало в экспериментальной теплице. Растения не прошли еще достаточных испытаний, но Беглецкий утверждал, что опасаться наверняка нечего и дальнейшая проверка на животных – просто излишняя предосторожность.

Но что же делать, если вдруг у города появятся большевики?.. Конечно, малый отряд до эскадрона или даже до двух возможно уничтожить. Но если силы будут больше?..

Ожидание прервалось одним поздневесенним днем.

– Парус! – донес с вышки караульный.

Такое случалось и раньше: часто, порой несколько раз на дню на горизонте появлялись паруса или дымы. Но доселе все корабли шли курсом с севера на юг или обратно.

Чаще Шульга выходил на них смотреть – это как-то скрашивало скуку и вынужденное безделье. Вышел и в этот раз, осмотрел горизонт в мощнейший морской бинокль. Да, действительно: одинокий белый парус в лазурном море. И, кажется, он шел курсом к Аккуму.

Это было странно. Место для постройки городка было выбрано так, что он не был виден с моря: вход в залив закрывали два холма. И, порой, корабли идущие даже вдоль побережья проплывали, ничего не заметив.

Ранее, когда кто-то все же заходил в бухту, навстречу на буксире выходил кто-то из города и в рупор объяснял, что город наглухо закрыт, что тут экспериментальная противоэпидемиологическая станция и чума с тифом просто гуляют по улицам.

Но сейчас время было другое, не то время.

– Ну-ка, – распорядился Шульга. – Орудия к бою.

Казаки засуетились с энтузиазмом. Учения с пушкой проводили регулярно, хотя, обычно и без снарядов. И перспектива шмальнуть в цель – согревала душу.

Как и ожидалось, баркас уверенно плыл к проходу меж скал, и скоро зашел в бухту.

Обслуга орудия тут же взяла ее в прицел. Рядом с двумя пулеметами залегло еще четыре человека.

Чуть поодаль, за пакгаузом собрались зеваки.

Было это, впрочем, лишним: совершенно ясно, что на баркасе не было достойного упоминания оружия. На палубе двое убирали парус: старик с окладистой бородой и мужчина, обгоревший до рубинового цвета.

– Кто вы такие? – ругнулся Шульга в мегафон. – Чего вас сюда занесло, и что вы тут делаете? Я вас не знаю…

Рубиновый мужчина обернулся и крикнул:

– Олег, ты что ли?.. Ты что забыл, что во все времена я знал всегда больше тебя?..

В Аккум он добирался долго, путем кружным через неспокойные края, где основная статья дохода – грабеж. Поговорка о том, что рыба гниет с головы, совершенно не касалась осколков империи. Там давно уже жили по своим законам. Генерал Алексеев снабдил Данилина письмом к некому полковнику, которого запросто называл «Яшенькой». «Полковник Яша» оказался человеком несколько старше Андрея годами, но живым словно мальчишка…

На Кавказ он был отправлен генералом Алексеевым для формирования добровольческих частей. Хотя, может, послан был банально куда подальше, с глаз долой.

Как же его фамилия была? Ах да – Слащёв…

Читая письмо Алексеева, Слащев как бы между прочим спросил:

– Какое училище заканчивали?..

– Алексеевское…

– А, это на Пречистенке?.. Бывал, знаю.

– Не «Александровское», а «Алексеевское». Это «александроны» на Пречистенке, а мы в Лефортово, за Яузой…

– Простите… Я нарочно так сказал. Проверяю – времена сейчас, сами знаете, неуверенные. Хотя меня обмануть проще простого, я петербуржец, павловец…

И Слащёв запел марш училища:

К нему Андрей собирался вовсе не заходить, дабы не обременять человека занятого. Потом все же решил нанести просто визит вежливости, но помощи не просить. Поможет советом – и то хорошо.

Но полковник проявил деятельнейшее участие: собрал отряд из дюжины таких же, как и он сам сорвиголов, спросил:

– Вам точно не надо никого в помощь добавить.

– Сам справлюсь… – нарочито спокойно зевнул Андрей.

– Ну, глядите. Не говорите потом, что Яков вам не предлагал.

– Не скажу…

– А отчего вас в Туркестан несет, не скажете?.. Понимаю, все секретно… Но все-таки по-свойски?

Казалось несправедливостью обижать Якова подозрительностью и ложью, но говорить правду тоже было не с руки.

Поэтому Андрей ответил обтекаемо:

– Может, получится из Закаспия привести подкрепление.

– Из кого?.. Из туркестанцев?.. Ну-ну…

Но в помощи не отказал.

Несколько раз в дороге отряд попадал в перестрелки. Двое спутников было ранено, но что-то или кто-то по-прежнему хранил Андрея. Вдоль железной дороги добрался до побережья Каспийского моря. Там нашел капитана, которого соблазнил – нет, не речами о спасении Отечества, а нетолстой пачкой британских банкнот.

Конвой «полковника Яши» отбыл назад, Андрею пришлось же обождать: капитан кораблика не спешил отчаливать, ожидая, когда закончится сезон штормов. Когда погода немного исправилась, Андрей уговорил отправиться в путь. На суденышке подняли парус, но ветер был часто не попутный и путешествие затягивалось.

Меж тем прямо в море грянуло, обрушилось на Андрея лето года 1918-го. Сделало это как-то вдруг, сразу. Когда отплывали, стоял пусть и конец, но зимы. Обыватели кутались в одежды, в оврагах еще лежал ноздреватый снег. Но в пути погода резко наладилась, стало жарко: по кораблику ходили в рубашках, а то и вовсе без них. Дул ветерок, потому солнечный жар почти не чувствовался. Изрядно отвыкший от каспийского солнышка Андрей, стремительно обгорел. Кожа стала горячей, просто пунцовой, и в последнюю ночь невозможно было прилечь, не то, что заснуть. Пришлось делать компрессы из холодной морской воды…

Удалось забыться, но не более чем на три часа. Это было как раз кстати: Данилин старика-капитана опасался. На утлом суденышке полковник был целиком в его власти. Старик запросто мог привезти Данилина прямо в Астрахань в руки большевиков, а то и просто без изысков, ударить в спину ножом. Ведь, наверняка, деньги, предложенные за путешествие были у пассажира не последними.

С иной стороны, ломал голову Андрей, а что делать со стариком по прибытии. Он будет знать о городе, то есть – знать слишком о многом.

Но старик сдержал свое слово, доставил Данилина целым. Ответно Андрей решил, что негоже после этого нарушать свое слово. Паче, старик интереса к городу не проявил – принял на борт обещанную пресную воду, да отбыл, пока попутный ветер не переменился.

По поводу прибытия Андрея все работы в городе были отменены. Все жаждали скорей услышать новости, узнать, что творится в мире, и как происходящее может коснуться городка.