Убийство по-домашнему

— Ах! — Она с удовольствием потянулась и протянула руку через меня к столику за сигаретами. Закурив, она тихо спросила:

— А что произошло с теми превосходными шоколадными конфетами, которые я купила специально для тебя? Готова поспорить, что мама их съела!

Она огляделась сквозь густую занавеску ресниц. У неё были серо-голубые, как сигаретный дым, глаза.

— Я также вижу, что она унесла половину цветов. Как жаль! Я хотела как можно торжественнее отметить тот момент, когда ты придешь в сознание.

— Если говорить о том, как я пришел в сознание, то я бы назвал этот момент не только торжественным, но также и просто… необычным, — сказал я.

— В самом деле, любимый? — Она повернула голову так, что почти касалась губами моей щеки. — Любимый! С этой забинтованной головой ты выглядишь совершенно по-другому. Как-то более… мужественно. Ну, признайся сам, разве это не интересно? Полное впечатление, что у меня новый муж…

Мне трудно описать впечатление, какое производила на меня Селена. Вероятно, она действительно была самой красивой женщиной в Калифорнии. Что касается этого, тут Марни была совершенно права. Однако Селена была еще чем-то большим. Я действительно не мог её вспомнить, но в той ситуации, в которой мы оказались, не было никакой искусственности. Её манера поведения была одновременно восторженной и вместе с тем очень естественной. Да, Селена это умела! Её необычайная простота и естественность приводили к тому, что в её чувственности была какая-то чистота и непредсказуемость, в ней было что-то от языческой гречанки.

Я здоровой рукой взял прядь её мягких блестящих волос и начал перебирать их пальцами.

— Моя жена, — сказал я. — Сколько времени мы муж и жена?

— Два года, любимый. Чуть больше двух лет.

— Ради Бога, скажи, где я тебя нашел?

— Ах, как мне мешают эти бинты! — воскликнула она и сильно изогнула шею, чтобы меня поцеловать. — В Питтсбурге, любимый, — ответила она.

— Готов поспорить на что угодно, что ты была любимицей Питтсбурга!

— Конечно. Мужчины так и сходили по мне с ума, меня даже выбирали мисс Питтсбург.

— Серьезно?

— Серьезно. — Она крепко прижалась ко мне и переложила мою руку со своих волос на грудь. — Любимый, — сказала она, — Нэйт очень волнуется за тебя. Нэйт так благороден! Постарайся обязательно обрести память, ты не представляешь себе, какую он испытывает профессиональную гордость.

— К черту Нэйта, — сказал я, изучая нежный профиль Селены. — Лучше расскажи мне что-нибудь обо мне. Я люблю тебя?

— Не знаю, Горди. В самом деле не знаю. А как по-твоему, ты меня любишь?

— Да, первое впечатление, что, вероятно, да, — сказал я и поцеловал ее. — А ты? Ты меня тоже любишь?

Она чуть отодвинулась и грациозно потянулась всем телом.

— Ты само очарование, Горди! Я тебя просто обожаю! В самом деле!

— Но у меня, говорят, паршивый характер. Я негодяй… люблю заглядывать в рюмку…

— Чувствую, что Марни уже успела приложить здесь руку, — сказала Селена, и на ее лице появилась почти ненависть. — Отвратительный маленький дьявол! Что она тебе наболтала?

— Только то, что я негодяй и мерзавец.

— Нет, вы только послушайте! Из-за этой девушки я когда-нибудь заболею! Что из того, что ты любишь немножечко выпить? Все любят.

— Ты тоже иногда пьешь немножечко больше чем нужно?

Она улыбнулась, а потом громко рассмеялась своим свободным искренним, чуть хрипловатым смехом.

— Любимый, я всегда все делаю «немножечко больше…»!

Она внезапно села в кровати, разгладила платье и погасила сигарету в пепельнице.

„— Мой милый… все это очень красиво и весело, но я ведь должна была помочь тебе быстро и подробно вспомнить твое прошлое.

— Ты действительно пыталась это сделать, — сказал я.

— Ничего подобного. Я не делала абсолютно ничего, кроме того, что ужасно радовалась, что мой муж пришел в сознание! Ты не можешь себе представить, как досадно спать в одной комнате с мужем, который лежит без сознания и неподвижно, как колода!

— Так значит, ты все время спала в этой комнате?

— Ну, конечно же, в этой! — Она широко раскрыла глаза. — С первой минуты, когда тебя привезли из больницы. — Она показала рукой на другую кровать. — А где же еще, по-твоему, я спала?

— Я только сейчас начал над этим задумываться, — ответил я.

— В самом деле, любимый, это было ужасно… Ты весь в гипсе и в бинтах… — Селена улыбнулась и закурила новую сигарету, глубоко затягиваясь дымом. — Но давай поговорим о чем-нибудь другом.

О чем угодно. Например, хотя бы о том, что ты должен вспомнить…

— Прекрасно! — сказал я. — В таком случае, может быть, о Лиге Чистоты «Аврора»?

— Лиге Чистоты «Аврора»? Неужели мы обязательно должны говорить именно об этом?

— Насколько я понимаю, вы считаете, что я должен все знать о ней. Что это очень важно.

— Да, верно, это невероятно важно, но вместе с тем и невероятно скучно!

— Вот именно! Именно поэтому начнем с Лиги Чистоты.

Она надула пухлые губы.

— Ну, ладно, будь по-твоему. Итак, все началось с твоего отца. Подозреваю, что отца ты тоже не помнишь?

Я покачал головой.

— Я только слышал, что его звали Гордон Френд Второй и что вот уже месяц, как он умер. И это все.

— Твой отец… — Селена задумалась. — Как бы тебе описать твоего отца? Он был невероятно богатым человеком, адвокатом в Сэйнт-Поле. И это самое приятное, что я могу сказать тебе о нем. Однако самой важной чертой его характера было то, что он очень высоко держал голову. — Она задумчиво взяла мою руку и почти неосознанно начала её поглаживать. — Невероятно высоко. Все ему мешало. Сигареты, танцы, помада, алкоголь, секс…

— Ага, понимаю! Рассказывай дальше.

— Какие у тебя приятные руки, любимый! Такие большие и сильные. Как у моряка.

— Моряк… — Что-то шевельнулось в моем подсознании. — Селена, мне кажется…

— Ах, да, мы говорили о твоем отце, — перебила меня Селена и, оторвав взгляд от моих рук, начала говорить очень быстро:

— Что еще можно было бы сказать о нем? Ну, так вот, как ты можешь себе представить, он был человеком с трудным характером. И тут, внезапно, десять лет назад, когда жизнь с ним становилась все более и более мрачной и почти невыносимой, твой отец столкнулся с Лигой Чистоты «Аврора» и до смерти влюбился в эту организацию!

Легкое беспокойство, которое во мне пробудилось, внезапно угасло. Я почти забыл о нем, слушая рассказ Селены.

— Он поддерживал с ней сексуальные отношения? — спросил я.

— Горди! Не будь таким фривольным! — Селена улыбнулась и опустила глаза, чтобы посмотреть на меня. Она по-прежнему держала мою руку прижатой к груди. — Лига Чистоты «Аврора» — это светская организация, и её цель — внедрение в Соединенных Штатах чистоты нравов. Для этого она издает сотни и тысячи брошюрок в духе: «Танцы, юная девушка, — это вымысел дьявола!» или: «Дьявол получает свою долю с каждой бутылки виски!» и тому подобное. Лига ежегодно организует летние лагеря для молодежи, где насаждает чистоту нравов и простоту. Ну и, естественно, Лига категорически против…

— …губной помады, табака, танцев, алкоголя и… секса, — закончил я за нее.

— Вот именно, дорогое дитя! Во главе всей этой мрачной организации стоял отвратительный субъект по фамилии Гебер. Мистер Гебер был представителем и агентом Лиги Чистоты «Аврора» во всем Сэйнт-Поле. Он полюбил твоего отца с первого взгляда, и твой отец тоже с первого взгляда влюбился в мистера Гебера и начал вкладывать в Лигу деньги, в результате чего Сэйнт-Пол становился с каждой минутой все чище и чище в отношении морали…

Она снова положила голову на подушку, и ее светлые волосы оказались возле самой моей щеки.

— Любимый! Ты не можешь себе представить, что это была за жизнь! И, скорее, сможешь это представить себе, как только полностью обретешь память! Говорю тебе, это был кошмар. Каждое утро он проверял, достаточно ли все мы скромны и прилично одеты. Он лично вытирал в ванной пудру с носа Марни. Нам не разрешалось ходить ни в театр, ни в кино. Мы проводили долгие, пугающе долгие вечера дома, слушая, как отец цитирует стихи о чистоте нравов и читает безнадежные брошюрки мистера Гебера. Что же касается сексуальных дел, то твой отец был их особенным врагом.