Страница 18 из 26
Был праздник, и народ, гулявший по улицам деревни, немало изумился, когда звенящая и сверкающая наборною сбруей тройка Сергея Петровича остановилась около избы Ивана Петрова. Весть о сватовстве быстро, однако же, обежала улицу, и толпы ребят, девки, бабы двинулись к избе Ивана Петрова. Когда тройка подъехала к избе, Иван Петров сидел на завалинке рядом с маленьким седеньким старичком, Степаном Арефьевым из Лоскова.
— Я к тебе в гости, Иван, — сказал Сергей Петрович, выпрыгивая из коляски и быстро подходя к мужикам.
Его уже начинала смущать многолюдная улица и особенно ребята, с шумом бегущие к избе. Мужики встали, приподняли шляпы, Сергей Петрович тому и другому неловко сунул руку. В избе хлопнуло окошечко, на мгновение показалось в нем лицо Лизутки, затем послышались ее торопливо удаляющиеся шаги и резкий стук двери.
— Вот, кум, до каких времен дожили, — сказал усмехаясь Степан Арефьев, — баре к мужикам стали в гости ездить.
— Отчего же не ездить? — спросил, косясь на него, Сергей Петрович. — Мы соседи.
— Это что говорить: знамо, суседи!.. Кум-то, може, не помнит, а я-то помню еще: хоро-о-ший сусед жил около нас…
— Кто старое помянет, тому глаз вон. Ты ведь знаешь это?
— Как не знать! Да я разве колю тебя? Я ведь так, к слову пришлось. Я насчет того — баре-то ноне обходительны. Вот у Кочетковских такой-то недавно проявился… То-то обходителен, то-то ласков; а к чему дело довелось: двести десятин лесу оттягал! А то давай бог, давай бог!.. Ну, я пойду, кум Иван! Наша конпания, видно, тебе не под стать. Пойду, може, как-нибудь тройку с бубенцами подберу… Хе, хе!
— Да ты будет язвить-то, Степан Савельич, — сказал Иван Петров. — Чего подкопы-то подводишь? У нас гости все равны. Иди-ка в избу.
Но Арефьев торопливо раскланялся и мелкими шажками пошел к плетню, около которого была привязана его лошадь.
— Экая заноза этот кум Степан, — проговорил Иван Петров, — уцепился в человека точно зубом! — И он весело и насмешливо посмотрел на Сергея Петровича. — Ну, что ж, Сергей Петрович, коли в гости — просим милости в избу. Мы гостям рады… Чего не видали, пострелята! — сердито огрызнулся он на ребят, присыпавших к избе.
В избе, кроме Митревны, сидевшей подгорюнившись около печки, никого не было. Но стол был покрыт чистою скатертью, на нем лежала коврига пшеничного хлеба и стоял штоф водки с зеленоватым стаканчиком. Митревна, не отымая ладони от щеки, медленно встала, низко поклонилась Сергею Петровичу и на тихие слова мужа тотчас же вышла, принесла нарезанную ветчину на деревянной тарелке, с поклоном поставила ее против Сергея Петровича и снова уселась около печки.
— Ну, что ж, Сергей Петрович, выпей с дорожки-то!
Иван Петров налил стакан и, поднявшись с места, поднес его гостю. Сергей Петрович взял стакан и сразу вылил себе в рот, торопясь проглотить и обжигаясь. «Черт знает, какая гадость!» — подумал он, с усилием сдерживая гримасу, и тут же вспомнил, что, по обычаю, ему не следовало пить первому. «О, черт возьми!» — рассердился он на себя и вдруг ему захотелось как можно скорее отделаться.
— Я к тебе по делу, Иван Петров, — сказал он, отодвигая тарелку с ветчиной и облокачиваясь на стол. — Ты знаешь, я дарю Федору свою чересполосную землю в Ягодном.
— Так-с.
— Это очень выгодно для Федора и вообще это отлично устраивает его судьбу. Ты как думаешь?
— Наше дело сторона, Сергей Петрович. В своем добре всякий волен… А наших тут делов нету.
— Нет, ты понимаешь, что я хочу сказать? Я хочу, чтоб он женился на твоей дочери.
— Как так, чтоб женился? — нахмурившись спросил Иван.
— У нас девка, чай, не безродная какая, — оскорбленным тоном вмешалась Митревна, быстро выпрямляясь и недружелюбно взглядывая на Сергея Петровича, — у ней отец с матерью есть. Вламываться в чужие дела кабыть не пригоже.
— Но какие вы странные!.. Я вовсе не вмешиваюсь. Вы меня не поняли… Я просто сватаю за Федора.
— Помолчи, — коротко сказал Иван Петров жене и обратился к Сергею Петровичу: — У нас девка на выданье, об этом что говорить. Ты ли сватаешь, другой ли кто, — мы милости просим. Только тут не подходящее дело, Сергей Петрович.
— Чем же не подходящее?
— Малый нам неизвестен.
— Принесла откуда-то нелегкая, прости господи, из-за тридевять земель… — вступилась было Митревна.
— Помолчи, Агафья, — остановил ее Иван.
— Но как же неизвестен, когда сам же ты собирал о нем справки?
— Какие такие справки?
— Да сколько он зарабатывает, какого поведения и тому подобное.
— Это я верно, что спрашивал у вашей милости. Но только отдавать за чужака мы не согласны.
— Какой же чужак? Ведь я русским языком говорю тебе, что дарю, — слышишь ли? — дарю ему землю в Ягодном.
— Что ж земля, Сергей Петрович? Землю можно продать — и поминай как звали.
— Невозможно продать. Я дарю только с тем, что он женится на Лизе и вся его семья переселится сюда.
— На этом много благодарны. Но как же теперича семейские его — согласны переселяться?
— Разумеется, согласны… Еще бы!.. То есть, собственно говоря, от них еще не получено ответа, но как же сомневаться? Ты сообрази: даровая земля, чернозем!
— Так-с… — И Иван Петров с непроницаемым выражением на лице побарабанил пальцами.
— Двадцать одна десятина! — кипятился Сергей Петрович, вскакивая с лавки. — Вода! Лес! Грибов одних сколько!
— Землю мы знаем.
— Ну, согласись сам, как же отказываться от такой земли? Ведь это надо быть дураками, идиотами!
— А, значит, касательно переселения ответа еще не было?
— Да что тебе в ответе, Иван?.. — И, оскорбленный недоверчивостью Ивана, взволнованный ожиданием отказа и желанием спасти от неминуемого крушения свои и Марьи Павловны планы, Сергей Петрович решительно произнес: — Наконец Федор прямо заявляет, что если отец на переселение не согласится, он идет к тебе в зятья.
— А как же насчет земли? Земля, значит, останется ни при чем?
— Но ты сам желал взять его в зятья… О земле тогда речи не было! — воскликнул Сергей Петрович.
— Ежели без земли, мы и здесь женихов найдем, — сухо ответствовал Иван.
— Чтой-то ты, Петрович, в самом деле? — опять вмешалась Митревна. — Чтой-то Лизутка-то у нас… Перестарок какой?.. Гляди, с людьми сколько годов хлеб-соль водили… Кум Степан пороги все обил. Аль неволя за первого встречного отдавать?
— Твое дело впереди, помолчи.
— И сватаются-то не по-людски, — не унималась Митревна. — Барское ли дело в сватах ходить?
— Хорошо, — сказал Сергей Петрович, страшно сконфуженный ядовитым замечанием Митревны и давно уже утративший необходимую трезвость мыслей под влиянием стакана отвратительной водки и отвратительной неловкости своего положения, — хорошо: если вы согласны отдать Лизу за Федора, я дарю землю… Я даже сделаю так: сделаю дарственную запись на имя Лизы, то есть хозяйкой земли будет Лиза. Но это в таком случае, если Федоров отец не согласится на переселение. Надеюсь, теперь все отлично?
Иван подумал.
— Как, Агафья, а? — спросил он.
— Что ж как? Мне замуж нейти. Спроси девку. Ноне матерей-то не больно слушаются.
— Ин, поди, спроси ее… Где Лизутка-то?
Митревна, вздыхая и бормоча какие-то неблагосклонные слова, удалилась из избы.
— Ну, сват, выпьем, что ли! — сказал развеселившийся Иван. — Девку ты у меня выхватил вот как… Из рук выхватил. И не чаял я быть ей за Федором… Ну, судьба! Недаром говорится: «Суженого-ряженого конем не объедешь». — И прибавил с легкою насмешливостью: — Да как ведь и свату-то такому отказать!
В согласии Лизутки, по-видимому, никто не сомневался; и действительно через несколько времени вошла заплаканная Митревна и объявила, что Лизутка «из родительской воли не выходит» и что Федор ей «не противен».
Сергей Петрович выехал из деревни совершенно отуманенный. Голова его была тяжела как свинец и кружилась. Во рту стоял противный вкус сивухи. За всем тем он довольно отчетливо припомнил подробности сватовства и даже струсил, что наобещал от имени Федора то, на что Федор никогда его не уполномочивал. «Невозможно же, черт возьми, чтоб отказались от даровой земли!» — утешал он сам себя, подъезжая к хутору, и в нем возникло было легкомысленное намерение скрыть от Федора, что он должен идти «в зятья». К счастью, он вспомнил, что Иван Петров, провожая его, обмолвился такими словами: «Как-никак, а надо бы с малым переговорить… чтоб без сумления!» Приехав, он тотчас же позвал Федора и нетвердым языком сказал ему: