Страница 2 из 36
В общем, Кирилл не стал спорить, хотя позиции Ван Гога не разделял, особенно после того, как в баре один из местных хлопцев зарядил ему в глаз с криками: «Понаехали тут!». Хлопца утихомиривали впятером, Чеха же успокоили, мол, не обращай внимания: у парня товарища ООНовский конвой положил, за то, что тот дань не заплатил, вот он и злится.
«Ничего себе не обращай внимания!» — думал Чех, потирая отекающий глаз. Драчунов помирили и даже усадили за один стол, предложив выпить мировую, но глаз еще три дня ничего не видел. Чех плавно превратился в Фонаря, не спасло даже то, что на третий день Ван Гог повел его в Зону, новая кликуха уже прижилась и, в конце концов, даже сам Ван Гог называл его теперь только так.
Котловину Ван Гог с тех пор больше не посещал, но и не забывал о ней. Он знал, что рано или поздно «карусели» родят «душу», но случиться это, наверняка не скоро, а значит, и торопиться не надо. Если слишком часто наведываться в неприметный и заброшенный район, то туда протопчется тропа. Это только кажется, что зона тиха и безлюдна, а на самом деле здесь каждый шаг на виду. Заметит кто-то, что трава примята в стороне от сталкерской дороги, заинтересуется, кто и зачем пошел в глухую чащу, пройдет по следам и приметит доходное место. И уж тогда точно «души» не видать, а иметь ее ой, как хочется.
На ожидание Ван Гог отвел себе три месяца, и, когда они истекли, с чистой совестью пошел за добычей. И, оказалось, ждал он не зря: аномалии родили всего два артефакта, но какие! Карусели выродили целых две «души», за каждую из которых Сидорович дал бы по семь тонн, а умники — минимум, по десятке. Вот только продавать их Ван Гог не собирался. Если «душу» еще раз обкатать в «карусели», потом протопить в «жарке», снова окунуть в «карусель», и, наконец, доработать в аномальной гравитационной ловушке, можно получить артефакт класса «максимум» — «кристальную душу Бенгала». С таким артефактом можно хоть к черту в пекло соваться. Правда, есть вероятность, что на одном из этапов исходный артефакт коллапсирует и превратиться в «булыжник» — но это тоже не беда, умники за них по восемь тонн отваливают. Уж одна-то из двух «душ» доживет до финиша и тогда…
Ван Гог так размечтался, что даже не сразу услышал сигнал Фонаря. Тот отчаянно махал ему с пригорка, заросшего колючим кустарником, Ван Гог сам оставил его там, чтобы он стоял на стреме. Похоже, что-то стремное как раз надвигалось на их сталкерской тандем, поэтому сбор артефактов пришлось отложить на неопределенный срок.
Фонарь стучал себя по левой руке как раз в том месте, где у Ван Гога находился персональный портативный компьютер, и сталкер, наконец, сообразил, что к чему. Кирилл сообщал, что надо погасить ПДА, а это означало только одно — идут самые страшные мутанты Зоны, люди. Отключив ПДА, он бросился наверх, туда, где скрывался его товарищ.
— Чего там? — Спросил он, когда оказался рядом.
— Бандиты идут. — Ответил Фонарь и указал рукой направление. Из подлеска в двухстах пятидесяти метрах на восток приближалась группа из четырех человек без опознавательных знаков, хотя и так было ясно, к какой категории людей Зоны они относятся. Фонарь явно не ошибся, это были мародеры, подстерегающие сталкеров на безлюдных тропах и потрошащие их уже мертвые тела. Выходило, что Ван Гог дал маху, не смог незаметно свернуть с тропы и оставил за собой читаемый след, а шагающие в поисках добычи пираты этот след углядели и теперь ни за что не выпустят сталкеров из тупика, в котором они оказались.
Котловина на то и котловина, что со всех четырех сторон окружена возвышениями — тремя холмами с юга, севера и востока, плавно переходящими друг в друга, и небольшой сопкой, перевалив через которую и можно было попасть внутрь. Холмы представляли собой засыпанные грунтом кучи радиоактивного мусора и чрезмерно фонили, даже в противорадиационном костюме ботаников подниматься на них не рекомендовалось. Поэтому вход и выход здесь были только в единственном экземпляре — справа и слева от сопки, заросшей колючим кустарником.
— Так, Фонарь, слушай меня внимательно! — Быстро заговорил Ван Гог, снимая с руки свой детектор. — Беги в котлован, вставай рядом вон с тем камнем, видишь? Да не туда смотришь, вон, справа!
Ван Гог с усилием повернул голову товарища в нужном направлении.
— Вон, увидел? Молодец! Положишь мой ПДА за камни и делай вид, что пытаешься достать «душу», только от валуна далеко не отходи. Бандюков ты должен заметить только когда они покажутся в твоем поле зрения, понял? Они не должны думать, что ты о них знаешь.
— А потом?
— А потом, когда они начнут в тебя стрелять, прыгай за камень и сиди не высовывайся!
— Будем ловить крупную рыбу на живца?
— Ты у меня поумничай еще! — Сурово сказал Ван Гог, отмечая, однако, что напарник не запаниковал и не задал лишних вопросов, а это хороший признак. Будет из него толк.
Фонарь рванул с места, а Ван Гог с опозданием вспомнил, он забыл сказать Фонарю, чтобы тот обязательно включил свой ПДА, когда окажется на диспозиции. Ведь бандиты ищут двух человек, и их сильно удивит, если они увидят на своих экранах только один сигнал с детектора, передающего, что его хозяин мертв. К счастью, Фонарь и сам догадался, еще и показал Ван Гогу на детектор и поднял указательный палец вверх, жест, означающий, что прибор работает. Ван Гог кивнул и отправился готовить бандитам сюрприз.
Примерно за пятьдесят метров до начала сопки, на которой и притаился Ракитянский, ведущий мародеров поднял руку вверх — засек датчики на дне котлована. С минуту они переговаривались, решая, как поступить, после чего растянулись в линию и пошли вперед редкой цепью — обычная мера предосторожности, на их месте Ван Гог поступил бы так же. Главное было сейчас, чтобы детекторы живых форм на ПДА бандитов не засекли его, схоронившегося в самой гуще колючки, заполонившей всю поверхность сопки. Для того, чтобы его не запеленговали тепловые датчики, сталкер укрылся с головой спальным мешком, не пропускающим тепло, и смотрел на панораму внизу через узкое отверстие в нем. Двоих огибающих заросли бойцов он снял бы легко, прямо из своего укрытия, вот только потом двое оставшихся спрячутся за растущими у подножия сопки деревьями и так накормят его свинцом, что мало не покажется — укрытие из кустов хуже некуда. Поэтому пока что он просто ждал.
Соваться в чащобу из страшного на вид кустарника бандиты не стали, мало ли какую опасность таит в себе флора Зоны, уж она-то на выдумку хитра, растения в ней такие же хищные, как и животные. Поэтому то место, где прятался Ван Гог, они обошли на почтительном расстоянии. Кстати, самому Ван Гогу эти кусты тоже на первый взгляд не понравились, так и веяло от них злобой, так и норовили уколоть острые и длинные шипы. Но Батон, в прошлой жизни выпускник медицинского училища, заявил, что хищные растения, наоборот, должны выглядеть безобидно и даже привлекательно, иначе, к ним никто не подойдет. Отсюда вывод: если растение тебя пугает с первого взгляда, на деле оно безобидно, и грозный вид — не что иное, как защитная реакция.
И все-таки, для верности он сначала запустил в кусты свежим трупиком вороны, которую подстрелил тут же из дробовика. Кусты никак не отреагировали, и Батон уже более смело сам вошел в заросли. Оказалось, что даже шипы у кустарника не настоящие, бутафорские, мягкие и легко гнущиеся при соприкосновении. Теперь этот опыт очень помог Ван Гогу, давая возможность без опаски укрыться в страшных на вид кустах.
Между тем, один из бандитов так и остался на восточном склоне, вроде часового, обеспечивающего защиту с тыла. Трое других прошли мимо вжавшегося в землю Ван Гога, после чего он переполз немного к западу, чтобы хорошо видеть этот склон сопки. С одиноким часовым придется разбираться уже после.
Бандиты спустились вниз метров на тридцать и спрятались от предполагаемого противника за большим кустом. Один из них долго смотрел вниз в бинокль, потом долго переговаривался с двумя другими, Ван Гог даже слышал их шепот, но слов разобрать не смог. В конце концов, один из них сместился чуть в сторону и, примостившись за камнем, начал наводить на противника автомат.