Страница 13 из 19
И вторая предварительная оговорка с просьбой правильно понять мою "интенцию" (как было говаривал с особым смаком сам С.С., употребляя этот термин христианской схоластики). Не берусь ни в коем случае говорить о значении Аверинцева для русской культуры и подобных высоких материях, не являясь ни литературоведом, ни славистом-культурологом, ни историком. "Это не мой кофий",-- как любят говорить настоящие венцы. Последнее занятие -- дело будущих, или даже уже настоящих, историков культуры и науки, мифотворцев и серьёзных исследователей в строгом значении этого слова, а может, и просто публицистов-популяризаторов или же писателей. За этим дело не встанет.
Труднее передать некую трудноуловимую интонацию, возникающую при мыслях о Сергее Сергеиче и вовсе уж невозможно -- воспроизвести внутреннюю беседу, которая до сих пор идёт ... этакая тихая беседа с близким, до боли родным человеком.
Об Аверинцеве впервые услышал личный отзыв от одного русского знакомого, на рубеже 1980-х--90-х, правда, обучавшегося год в Рижской духовной семинарии, потом оттуда перешедшего в Питерский университет на отделение классической филологии. Так вот, этот мой знакомец должен был на третьем, кажется, курсе писать у Сергея Сергеича курсовик по Септуагинте или её языку (греческий перевод "семидесяти толковников" Библии), но работа, насколько я помню тогдашние разговоры, так и не состоялась из-за тяжёлой болезни Аверинцева в это время, когда ему пересаживали "сердце...свиное", по его же собственному выражению из шуточного стихотворения. То есть пересаживали ему, кажется, съеденный злым микробом сердечный клапан, из-за чего С.С. долгое время провёл по больницам… Надеюсь, что этот стишок не пропал в его компьютере и будет когда-нибудь опубликован; я смеялся, помнится, до упаду, когда С.С. его по памяти читал. Он вообще все все стихи читал по памяти).
Уже в те времена я слышал кое-что об Аверинцеве и взял на заметку: ага, мой знакомый его вроде как лично знает…
А потом был летом 1995-го переезд в Вену на учёбу. Опять же, от неких своих (других) знакомых я слышал, что он профессорствует в Вене на кафедре (или в "институте", как тут принято говорить) славистики. Просили передавать Сергею Сергеичу привет при случае.
Начав официально свои занятия в Венском университете в октябре 1995-го, я, как только подулеглись первые трудности, связанные с "инициацией в учебный процесс", и, сам не будучи славистом, тем не менее первым делом отправился как раз на кафедру славистики -- осмотреться и познакомиться.
Сразу после первой же лекции я набрался смелости, а возможно, и наглости, подошёл и представился, отрекомендовавшись и передав привет от общего знакомого. Впрочем, а как было иначе-то действовать? Благо что на лекции было всего человека четыре.
Услышав, что я занимаюсь в Венском университете на богословском и филологическом факультетах, С.С. сразу расположился и, если я ничего не путаю, тотчас же пригласил в свой кабинет на кафедре славистики. Долго беседовали мы о богословии и о филологиях. Что касается расположенности к изучению всяких восточных языков и культур, то здесь постепенно открывалось много родственных черт. Правда, Аверинцев мне сразу признался, чти "ничего не смыслит в Индии и Тибете", и что область его занятий он некогда твёрдо и бесповоротно решил ограничить Ближним Востоком, то есть областью древних христианских цивилизаций, грекоязычной и "восточных", особенно сирийской. Кстати, "смыслил" он даже и в Индии, и в буддизме весьма неплохо, по крайней мере для неспециалиста. Во всяком случае, даже в этих областях был начитан.
Так потекли эти годы, связанные для меня очень во многом, хотя бы исподволь, с Аверинцевым. Постепенно очень многое в восприятии времени и места, а также просто в... ладе, интонации внутренней жизни, что ли, всё больше связывалось с ним. Конечно, сначала я просто старался внимательно слушать, время от времени задавая вопросы. Мне кажется, Сергею Сергеичу как-то не хватало в Вене русскоязычных собеседников, а может и просто адекватных слушателей, кто хотя бы интересные (для него) вопросы ему задавал, да и сам многим интересовался, что самого Аверинцева волновало. Не могу судить, насколько ему интересны были мои вопросы. Полагаю, если бы совсем неинтересно было, мы бы не стали общаться так часто. Я начал ходить на его лекции, семинары и спецкурсы практически каждую неделю: иногда пропускал по занятости и усталости, но всё же по возможности старался регулярно ходить, когда раз, а когда и по три в неделю. Это помимо моей учёбы на факультете католического богословия, а также востоковедных штудий на кафедрах индологии, тибетологии и буддологии и ориенталистики (где я занимался арабским) -- факультета филологии и культурологии. А также и всегдашней бытовой неустроенности, мыкания по общежитиям и съёмным комнатам и необходимости зарабатывать на жизнь -- без формального права заниматься трудовой деятельностью в Австрии.
Нехватка адекватных собеседников, или, вероятно, настоящих учеников, ощущалась во всём. Нижайше прошу простить, если кто-то себя таковыми (учениками) считает, то просто моё личное впечатление, которое может оказаться ошибочным.... В Вене-то точно подлинных учеников у него не было на кафедре славистики. В часы его "консультаций" никто не толпился у дверей его кабинета. Иногда каким-то странным ветром заносило отдельных студентов, но там по большей мере решались какие-то формальные вопросы.
В случае Аверинцева трудно представить себе и эпигонов, настолько весь стиль его беседы, а также стиль литературный, его научный слог, который и научным-то в формальном смысле сложно назвать, был неподражаем. Впрочем, стиль Аверинцевских письменных трудов -- почему же "был"? Он есть, и от этого явления русской культуре не откреститься, какой бы очередной новомодный "пост" она к себе ни добавляла в качестве приставки.
В Вене Аверинцев вёл каждый семестр обычно где-то один или два общих курса -- по русской литературе для начинающих, на немецком языке, на которые ходило довольно много местных студентов. Полагаю, просто потому, что эти курсы были обязательными, и С.С. вынужден был их читать. Не знаю, доставляли ли они ему радость. До сих пор жалею, что не было у меня никаких записывающих приборов (денег не было, да и мысли такой не возникало, что Аверинцева может в обозримом будущем не стать...), чтобы эти лекции записывать. Конспектов я сам как таковых не вёл, записывая только какие-то интересующие меня отдельные факты. Увы, увы... Какие-то пожилые венские леди ходили на его лекции с диктофонами, но где их теперь искать?..
Видно было, что лекции у Сергея Сергеича основательно подготовлены и отпечатаны, но в какой-то момент лекции он отвлекался от заготовленного конспекта и импровизировал. А уж когда начинал читать стихи... Тут он весь преображался, и стихи могли беспрепятственно литься довольно долго. Декламировал он оченть торжественно, распевно, как и полагается "по традиции". Вероятно, так читали его любимые поэты Серебряного века. По крайней мере, москвичи. Представление о его декламационном стиле неплохо даёт кассета его "Стихов духовных", выпущенная в Киеве в 2004 году, где С.С. сам читает свои сочинения.
Цитировал он стихи по памяти далеко не только русские, но и немецкие, и французские, и английские, и на латыни, и греческие. Вообще он обожал нарочито примешивать в свою речь всякие экзотично звучащие европейские слова и выражения, а если произносил общепринятые европейские заимствования в русском языке, то непременно в произношении языка-оригинала. Например, никогда не произносил имя Зигмунда Фрейда по-русски, но всенепременно по-немецки --"Фройд", благо что и улица (Berggasse в 9-м районе), где жил и работал великий венец, находится буквально в нескольких кварталах от университета и от квартиры, где жил Сергей Сергеич.