Братья

– В Иерусалиме живет одна знатная девушка, моя племянница, которая между нами носит имя принцессы Баальбекской, а у христиан называется Розамундой д'Арси. Она бежала от меня вместе с рыцарем сэром Вульфом д'Арси, который, как я видел, храбро дерется в числе ваших воинов. Выдайте ее мне, чтобы я мог поступить с ней, как она того заслуживает, тогда поговорим снова. До тех пор мне нечего больше сказать вам.

Большинство членов посольства не знало о Розамунде; двое или трое сказали, что они слышали о ней, но не знают, где она скрылась.

– Тогда вернитесь и отыщите ее, – приказал султан и отпустил их.

Посланные вернулись обратно и сказали совету города, чего желает Салах ад-Дин.

– По крайней мере, в этом отношении, – воскликнул патриарх Иерусалима Ираклий, – нетрудно исполнить желание Салах ад-Дина. Пусть отыщут его племянницу и выдадут ее. Где она?

Один из советников объявил, что об этом знает рыцарь Вульф д'Арси, с которым она приехала в город. Решено было отправить к нему людей с приглашением явиться в совет. Придя, Вульф спросил, что им угодно.

– Мы желаем узнать, сэр Вульф, – объявил ему патриарх, – куда вы скрыли даму, известную под именем принцессы Баальбекской, которую вы увезли от султана?

– А зачем это нужно вашему святейшеству? – резко спросил Вульф.

– Это очень важно для меня и для других, потому что Салах ад-Дин не хочет разговаривать с нами, пока мы не выдадим ее.

– Значит, совет предлагает насильно выдать христианку в руки сарацин? – сурово возразил ему Вульф.

– Мы обязаны сделать это, – ответил Ираклий. – Кроме того, она из их племени.

– Нет, – отрезал Вульф. – Салах ад-Дин украл ее из Англии, и с тех пор она не прекращала попыток бежать от него.

– Не будем терять времени, – нетерпеливо произнес патриарх, – как бы то ни было, Салах ад-Дин требует ее, и к Салах ад-Дину она должна отправиться. Итак, без дальнейших рассуждений, скажите, где она, сэр Вульф.

– Сами отыщите ее! – в бешенстве крикнул д'Арси. – А если это вам не удастся, пошлите вместо нее одну из тех женщин, с которыми вы пируете.

В совете послышался ропот, но скорее ропот удивления от его смелости, его негодования; Ираклий был пастырь неправедный и дурной.

– Опасный человек, очень опасный. Я предлагаю заключить его в тюрьму, – обратился к совету патриарх.

– Да, – ответил Ибелин [10], – очень опасный человек – для своих врагов. Я видел, как во время Хаттинской битвы он и его брат пробились через толпу сарацин, видел его и в проломе стены. Хорошо, если бы у нас было побольше таких «опасных» людей.

– Но он оскорбил меня! – возмутился патриарх.

– Сказать правду – не значит оскорблять, – многозначительно заметил Ибелин, – во всяком случае, это ваше личное дело, ради которого мы не можем лишиться одного из предводителей…

Его прервал вошедший горожанин, который сказал, что Розамунду нашли, что она сделалась послушницей в общине монахинь Святого Креста.

– Теперь дело нравится мне еще меньше, – продолжал Ибелин, – потому что, взяв ее оттуда, мы совершим святотатство.

– Его святейшество Ираклий дает нам отпущение, – произнес чей-то насмешливый голос.

Поднялся один из старейшин, принадлежавших к партии мира, и предложил не особенно церемониться с Розамундой, так как султан не хочет слушать их, пока эту даму не выдадут ему на суд, тем более что, будучи его племянницей, она, вероятно, не пострадает, но что, во всяком случае, пусть лучше пострадает одна, чем все.

Таким путем ораторы этой партии убедили многих, так что в конце концов все поднялись и пошли к монастырю Святого Креста; там патриарх потребовал, чтобы их впустили. Воспротивиться настоятельница не могла. Она приняла советников в трапезной, спросив, что им угодно.

– Дочь моя, – сказал патриарх, – у вас живет дама по имени Розамунда д'Арси, мы желаем поговорить с ней. Где она?

– Послушница Розамунда, – ответила аббатиса, – молится в церкви у святого алтаря.

– Она освящена, – прошептал кто-то, но патриарх продолжал:

– Скажите мне, дочь моя, она молится одна?

– Ее молитвы охраняет рыцарь, – послышался ответ.

– Ага, как я и думал, он опередил нас. Дочь моя, вы не очень строги, раз позволяете рыцарям входить в вашу церковь. Проводите нас туда.

– В теперешние тяжелые времена и из-за опасностей, грозящих этой послушнице, я решилась нарушить дисциплину, – смело призналась настоятельница, но повиновалась.

И вот они вошли в большое полутемное здание, день и ночь освещающееся лампадами. Там, подле алтаря, как говорили, выстроенного на том самом месте, где Господь стоял в ожидании суда, они увидели коленопреклоненную белую фигуру, руки которой держались за камни святого алтаря. За оградой, тоже на коленях, стоял Вульф, неподвижный, как надгробная статуя. Он услышал шаги, поднялся, повернулся и обнажил свой большой меч.

– Вложите меч в ножны, – приказал Ираклий.

– Когда я сделался рыцарем, – ответил Вульф, – я поклялся защищать невинных и алтари Божий от осквернения, а потому не вложу меча в ножны.

– Не обращайте на него внимания, – проговорил кто-то, и Ираклий, остановясь в притворе, обратился к Розамунде:

– Дочь моя, с горькой печалью пришли мы просить у вас великой жертвы: отдайте себя за народ, как наш Господь отдал себя ради многих. Салах ад-Дин требует, чтобы вас выдали ему, и, пока мы не передадим вашу особу в его руки, он не станет разговаривать с нами. Итак, мы просим вас, отойдите от алтаря.

– Я подвергла свою жизнь опасности, и, кажется, другая женщина умерла, – ответила она, – ради того, чтобы я освободилась из-под власти мусульман. Я не отойду от алтаря и не вернусь к ним.

– Тогда нам придется силой взять вас, – мрачно изрек Ираклий.

– Потому что наше положение ужасно.

– Как! – удивилась она. – Вы, патриарх святого города, хотите вырвать меня из этого святилища, оттащить силой от этого святого алтаря? О, тогда действительно проклятие падет и на город, и на вас. Говорят, отсюда Господа нашего увели на страдание по приказанию неправедного судьи. Неужели и меня оторвут от места, освященного Его стопами?.. В этих одеждах, – и она указала на свое белое одеяние, – бросят, как дар, нашим врагам, которые, может быть, предложат мне выбор между смертью и подчинением Корану? Если так, я с уверенностью скажу, что ваше приношение окажется тщетным, и ваши улицы покраснеют от крови тех, кто вырвал меня из святого убежища.

Они стали совещаться, спорить, большинство решило, что ее следует передать Салах ад-Дину.

– Идите добровольно, прошу вас, – обратился к ней патриарх,

– потому что мы не хотели бы прибегнуть к силе.

– Только силой вы возьмете меня, – ответила Розамунда.

Тогда вступилась настоятельница:

– Неужели вы совершите такое преступление? Говорю вам, оно не останется без наказания. Вместе с Розамундой я повторяю, – и она выпрямила свою высокую фигуру, – что вы заплатите за нее вашей кровью, а может быть, также и кровью остальных! Вспомните мои слова, когда сарацины возьмут город и предадут мечу его жителей.

– Я отпускаю вам грех, – произнес патриарх, – если это грех.

– Отпустите грех себе, – резко крикнул Вульф, – и знайте вот что: я только один человек, но у меня есть сила и искусство. Если вы постараетесь наложить руку на послушницу Розамунду, чтобы насильно увести ее к Салах ад-Дину, на смерть, как она сказала, раньше, чем умру я, многие из вас навеки закроют глаза.

И, стоя перед алтарной решеткой, он поднял свой большой меч, другой рукой взял щит с изображением черепа.

Патриарх сердился и грозил. Некоторые кричали, что они принесут луки и застрелят Вульфа издали.

– И, – сказала Розамунда, – к святотатству прибавят еще убийство? О, подумайте о том, что вы делаете, и вспомните, что все это напрасно! Ведь Салах ад-Дин обещал только поговорить с вами, когда вы передадите меня в его руки; может быть, окажется, что вы без пользы совершили грех. Сжальтесь надо мной, идите своим путем, предоставив исход в руки Божий.

10

Барон Ибелин оказался в числе очень немногих рыцарей, кому удалось вырваться из окружения при Хаттине. Поскольку король Иерусалимский находился в плену у Салах ад-Дина, патриарх Ираклий и епископы присягнули Ибелину и короновали его, возложив на барона руководство защитой Иерусалима.