Страница 8 из 39
Ещё несколько дней назад это были «начинающие ангелы»: маки только распластывали свои крылышки и воскрылия. Но чтобы перевоплотиться и взлететь, надо было не просто блистать юной красотой, очаровывая ею окрестное пространство, нужно было пострадать от дождя и ветра, заматереть от житейских невзгод, набраться опыта.
И – преобразиться.
Стало быть, пустой и разрушенный зимними, грабительскими ветрами Иерусалим опять заселялся: это расцвели во всю силу и мощь гигантские огненные маки.
После долгого и могучего цветения эти маки вдруг однажды утром преобразились. Они взмахивали огромными багряными крыльями, словно стремились улететь с низкого старта туда, откуда прилетели. Они пылали на солнце, светились и горели всеми оттенками солнечного пожара на лоснящихся и сияющих, полных силы и мощи лепестках-крыльях. Они распластали их вокруг головки в бархатной шапочке, из-под которой выбивались короткие прядки волос. Отвернули от нас свой пылающий нездешний лик, чтобы мы не ослепли от небесного огня, и явили нам лишь ершистые юношеские затылки: «Мы здесь ненадолго, мы уже улетаем...»
Словно бы сам ШЕСТИКРЫЛЫЙ СЕРАФИМ явил нам облик, не явив своего лица, чтобы не ослепить своим взором людей, обомлевших от радости постижения непостижимого.
Сотрясаемый холодным ветром и дождём, истрёпанный и поникший, сад удостоился визита бестелесных, непрозреваемых, но подразумеваемых и потому иногда уловляемых человеческим взором, а паче так и фотообъективом, небесных СИЛ.
САД – УТЕШИТЕЛЬНОЕ УБЕЖИЩЕ ДЛЯ НЕЯВНЫХ, ЕДВА ПРОЗРЕВАЕМЫХ НАМИ НЕЗРИМЫХ СУЩНОСТЕЙ.
Их только нужно увидеть – и угадать.
Стоит только однажды не выйти к саду, как может случиться непоправимое: ты не увидишь, что расцвёл не просто цветок, а исторический или библейский персонаж. Даже в пору его расцвета, но в другой день или в другой час будет уже другое освещение, другая погода, другое солнце, то есть другая эпоха, другие времена с другими патриархами и другими пророками…
А построили этот призрачный город в моём саду солнечные блики и светотени, рассеянный солнечный свет и неистовые солнечные лучи. Это они воздвигли его стены, дворцы и халупы, храмы и просторные торжища, на которых подвизаются и торговцы, и мытари, и бродячие хитрецы, и непризнанные пророки. И верховой ветер в листве огромного широколистного дерева – разве это не ропот толпы, изгоняющей из города пророков и ангелов? Разве это не топот римских легионеров и сотников, разгоняющих буйствующую ораву?
А в этой толпе – и куст розмарина в зелёной длинной хламиде, словно книжник и фарисей, и гибкие плети зимнего мелколистного жасмина, согнутые в дугу житейскими тяготами и трудами, и пышноволосая, ярко цветущая азалия, словно римская матрона, наблюдающая за беспорядками в городе с высокой тенистой террасы.
И в центре этого садового мироздания пылает, неистовствует и сгорает от желания донести до каждого из живущих открывшуюся ему истину огромный огненный мак. Это он – в обтрёпанном рваном плаще – пророк, изгоняемый обывателями из города во тьму внешнюю. В пустыню забвения и небытия. До прихода следующего пророка…
Даже страшно подумать, что было бы, если бы я не вышла в сад однажды вечером и не посмотрела на него. Вернее, если бы не рассмотрела, не увидела, что его роскошный багряный плащ давно износился до ветхости в житейских и реальных (слишком ветреным выдалось это лето!) бурях. Если бы не сняла «на цифру» его простёртые к небесам руки, лепестки, крылья. Если бы не услышала сердцем это трепетание, это последнее воздыхание прежде могучей, ликующей жизни. Если бы мне вдруг оказался невнятен этот вопль, эта мольба «уходящей натуры», то ведь никто никогда и не узнал бы, что он, этот мак, этот пророк в красном, рваном плаще, этот патриарх в рубище, был на этом свете и гостил в Иерусалиме сада моего. И ушёл в мир иной. Навеки? Нет. До следующего лета. Или летоисчисления...
Треволненья любовной страды
ПАМЯТНИК
Один уйдёт совсем и не найдут следов,
другого упомянут.
Я памятник себе воздвигла из цветов,
которые – не вянут.
Пока ведётся спор у входа в словари
меж этими и теми,
мой цветовой поток сияет изнутри
и освещает темень...
ВОСПИТАНИЕ САДА
Чугунный день, литой отяжеляет взгляд.
Осотом лебедой не зарастёт мой сад!
Он никому не брат, не близкая родня,
на воспитанье взят – а воспитал меня.
Он раньше был нагой, а нынче не таков
под розовой пургой опавших лепестков.
И в лондонской глуши изведал он, юнец,
затмение души – затмение сердец.
В житейской кутерьме он в мир пробил окно.
Костюм от кутюрье ему к лицу давно!
Среди душистых трав и солнечных порош
он стал теперь кудряв, опрятен и хорош.
А родственная связь не ведает границ –
люблю его, трудясь и упадая ниц!
ПЕРЕЛЁТНАЯ СТАЯ САДОВ
Так случилось, что сад завели
на другой половине земли.
В землю врос, возмужал, пообвык,
Откликался на русский язык.
Сад с загадочной русской душой,
но возрос на чужбине чужой.
Ублажали, поили с лихвой,
но ему захотелось домой.
Умощали и стригли траву,
но он грезил, как был, наяву.
То ли ветром его унесло,
но взлетел он – и лёг на крыло.
Затерялась меж звёзд, не оставив следов,
перелётная стая садов.
САЖАЮ ТЮЛЬПАНЫ
День сегодня опал крупнолистый,
неожиданно и наугад.
Я ласкала тюльпан,
Шелковистый,
как китайский халат...
Безымянная луковка – тёртый бочок.
Солнца зимнего паникадило.
Этот скользкий на ощупь струящийся шёлк
я сегодня в саду посадила.
И теперь треволненья любовной страды:
что там зреет в пучине безгласной...
Кто из бездны земной возрастёт до звезды –
помрачительный, жаркий, атласный...
Будет волглое тело продрогшей земли
их ласкать в материнской купели,
чтоб однажды возникнули и расцвели
те, кто в землю ушли и истлели...
* * *
Жизнь постояла и ушла,
слегка сутулясь...
В какие бить колокола,
чтобы вернулась?!
КНИЖКА С КАРТИНКАМИ
Равилю Бухараеву
Переехав речку, переехав Темзу,
мы с тобой кочуем далее по тексту.
Были изначально эти главы – или
всё-таки случайно мы сюда приплыли?
Эту незадачу не осилить даже:
выглядят иначе эти персонажи –
беззаботным смехом всхлипы чередуют.
Словно прототипы нам судьбу диктуют!
Дважды или трижды вышли мы в герои.
Только вот одежды не того покроя.
Текст в одно сшивая, мы скрепили звенья.
Это жизнь живая или измышленье?
Тут словам не тесно. Мысли крепко сжаты.
Очень интересно выглядят сюжеты.
Пролегла дорога аж до края мира –
прямо от порога до Гвадалквивира,
до истоков Ганга, по дороге тряской,
где река Луганка зарастает ряской,
где Париж и Лондон вышибают клином,
и потом гуляют аж по Филиппинам.
Это приключенье, жадный зов натуры,
или вовлеченье в мир литературы?
Это мы дерзаем полежать на травке
или текст терзаем – снова вносим правки?
Вымысла нам мало, ждём благого мига –
так околдовала фабула, интрига.
Время, утекая, школит нас на совесть...
Это жизнь такая или просто повесть?
РАЗБОР ПОЛЁТОВ
В Нью-Йорк опускаешься, словно в бездну.