Страница 35 из 38
На мой взгляд, в подобных методах нет ничего дурного. Русский человек так устроен. У нас же не свободы, у нас воля, а это совсем разные вещи. Поэтому такие вещи, как чередование кнута и пряника, - неоценимо важны. Но ещё важнее знать, вернее, интуитивно чувствовать, когда что применить.
Главное, помнить всегда: существуют доверие и недоверие. Существует уважение или отсутствие его. Существует душевно-духовная связь... Тогда ты можешь месяцами и даже годами не видеться с родными людьми и при этом не испытывать тоски. Невольное сознание того, что где-то они есть, живут, улыбаются, смеются и продолжают быть частью тебя[?] - наверное, и есть самое главное. Это несоизмеримо больше, чем просто писать открытки на именины и все дни рождения и обижаться, когда не получаешь такие же в ответ. В этом случае постоянное присутствие рядом и опека совершенно не требуются. Ты должен появиться в тот самый момент, когда ты необходим, когда это действительно нужно.
Это касается не только отношений в семье. Это касается и дружбы, серьёзной, длинной. Когда тебе совершенно достаточно того, что человек, которого ты помнишь и любишь, живёт, пусть даже и далеко от тебя, но и ты продолжаешь жить в его душе, во всём его существовании. Наверное, это самые крепкие и самые искренние связи между людьми.
Ещё одна важная вещь, которую я понял с возрастом, - значение гармонии. Наша мама старалась воспитать нас гармоничными людьми. А гармония - это определённый внутренний строй, лад. Это когда в человеке то, что он хочет, сочетается с тем, что он может. Мы знаем множество примеров, когда люди становились несчастными именно оттого, что, хотя они тем, что им хотелось, они не понимали, что делать это хорошо им не под силу. (По каким причинам - это уже другой разговор.)
Думаю, само понятие "воспитание иммунитета не что иное, как воспитание иммунитета к окружающему миру и тем опасностям, с которыми человек может столкнуться в течение жизни. И зиждется этот иммунитет на корневой системе семьи, дома, страны...
Режиссура
Создание фильма - это есть подробное, скрупулёзное погружение в определённую атмосферу, погружение в иное состояние, время, температуру, режим, погоду, географию и так далее. И если не делать этого подробно (насколько это возможно), если не "обчитывать" это время, если можно так выразиться, документами, письмами, материалами, фотографиями, иконографией, живописью и т.д., ты станешь автором некоего бесчувственного, бесплотного существа, которое внимательного зрителя едва ли тронет. Да, фабула может быть интересной, сюжет - увлекательным, могут хорошо играть артисты, но для меня (а я считаю себя в какой-то степени перфекционистом) это не есть основная задача.
Основная задача - вместе с собой погрузить в этот мир актёров, группу и в итоге зрителя.
Кстати, то, насколько хорошо ты с этой задачей управляешься, всегда можно проверить ещё на площадке - на том, как долго можно смотреть на общий план. Использованы ли в полной мере возможности сконструировать его таким образом, чтобы, куда бы ни упал взгляд зрителя, не было лажи, фальши, подделки?.. Монтаж может исправить какие-то неточности или случайные проколы в актёрской игре, то есть просто не даст зрителю их увидеть. Но создана ли живая и естественная атмосфера той жизни, вообще приготовлена ли та или иная сцена, как говорится, "на чистом сливочном масле", всегда покажет общий план.
И если это так, то каждая твоя картина - в общем-то, твоя жизнь. Даже если она рассказывает о далёком прошлом или далёком будущем, но это - твоя жизнь, жизнь твоих друзей, твоей группы.
Поэтому я люблю свои картины совсем не потому - хороши они, на чей-то взгляд, или нехороши, получали премии или нет, а потому, что я люблю ту жизнь и то состояние, которые были нами созданы, в которых тогда наша жизнь протекала.
Мне достаточно легко пережить критику в свой адрес, даже несправедливую. Потому что я абсолютно не чувствую за своей спиной груза снятых картин. Во мне не живёт это накапливаемое самозначение, ощущение весомости созданного. Каждую картину, как я уже говорил, снимаю как первую и с почти детским, школьным ожиданием чего-то нового и неизведанного. Вот наконец-то картина закончена, вышла на экраны, и она от меня отлетает, как ступень ракеты, я совершенно её забываю. Кстати, думаю, это отцовское качество: к своим стихам он абсолютно легкомысленно относился. Это качество, к счастью моему (надеюсь, что к счастью), мне дорого.
Заканчивая какую-то работу, я не сидел на коробках с готовым фильмом в ожидании славы - достаточно легко забывал о том, что снято, и не переживал: "Ой, не дай бог теперь сделать хуже!"
Снято - страница перевёрнута!
Такому своеобразному сжиганию за собой мостов меня научил замечательный режиссёр Ежи Кавалерович, который намного старше меня. Однажды на Московском кинофестивале я показал свой первый фильм "Свой среди чужих, чужой среди своих", и ему моя работа понравилась. Потом мы сидели в Доме кино, выпивали, и он вдруг сказал: "Немедленно начинай новый фильм! После того как я снял картину "Поезд", имевшую огромный успех, потерял двадцать лет жизни - все эти годы выбирал сценарий и думал: не сделать бы хуже. Сравнивал и отбрасывал: не то, снова не то..."
* * *
Я всегда испытываю родственное чувство к персонажам моих фильмов. Отношусь к ним с нежностью и любовью.
Если не любишь героев, ничего не получится. У меня, во всяком случае. Можно, конечно, что-то снять и что-то склеить. Но это не будет фильмом. Авторы, естественно, имеют право на иронию, но ирония должна быть доброй. Как режиссёр я не испытываю ни малейшего желания издеваться, хохотать. Мне хочется вглядываться в моих героев с сочувствующей улыбкой. Мне кажется, эта улыбка вообще присуща нашему национальному мировосприятию...
Я никогда ничего не хотел кому-нибудь внушить, я просто говорил.
Не вопрошал: "Вы меня слышите?" Мне это неинтересно, не хочу ничего объяснять. Я так живу, и в кино так живу.
Никогда не был диссидентом, потому что я вообще не люблю объединений вокруг "нет", это разрушительно. Люблю объединения вокруг "да".
Никогда не буду снимать кино о том, чего я не люблю. Я буду снимать кино о том, что люблю. А вот чего я не люблю, зритель должен понять, увидев и почувствовав, что я люблю.
Есть и такой закон: если тебе самому интересно о чём-то думать, писать или снимать - только в этом случае это может быть интересно и другим.
Нужна живая энергетическая связь с людьми, о которых ты говоришь. Это первое. И второе - сострадание к человеку.
Вот говорят: Михалков против нового кино. Это заблуждение. Я снимал артхаусные ленты "Без свидетелей", "Пять вечеров", "Урга"... И я никогда не был против артхауса, но я хочу, чтобы режиссёр, уж коли он рассказывает нам о мерзости и грязи, сострадал, сопереживал тому, как ужасно живут люди, помогал им душой, любил бы этих людей.
Один мудрый человек сказал: жестокая правда без любви есть ложь. Это абсолютная истина.
Солнечный удар
История создания картины "Солнечный удар" уже успела обрасти "удивительными подробностями", всевозможными интерпретациями. В своё время все эти "подробности", в массе своей, рисовали историю данной картины в достаточно неприглядном виде. Поэтому я хочу, чтобы читатели всё-таки получили её, так скажем, из первоисточника.
Объясню суть. К сожалению, покойный режиссёр Иван Дыховичный, с которым я дружил с юных лет, в своё время утверждал, что я - из зависти, скорей всего, или из каких-либо других недобрых чувств - лишил его возможности снимать картину "Солнечный удар". (Потом он присовокупил к этому ещё какие-то неведомые мне картины, которые я якобы помешал ему снять.) Это неправда.