Страница 21 из 68
Освободившись, Юрий Александрович кивнул мне:
— Пойдемте, решили в одной из партгрупп собрание провести, сразу же после смены. Обговорить надо кое-что, наболело.
Он — секретарь бюро партийной организации цеха. Уже не в первый раз коммунисты-мартеновцы оказывают ему эту честь.
Собрание было — не скажу бурное, но горячего накала. Разговор шел о неправильных взаимоотношениях одного мастера с коммунистами своей смены — разговор принципиальный, нелицеприятный, суровый. Рабочий разговор. Коммунистический. Смирнов тоже выступал. Его слушали внимательно и с одобрением…
Поздним вечером (в доме у Смирновых стало совсем тихо и покойно: дети уехали в пионерский лагерь, Людмила Андреевна хлопотала у газовой плиты, готовя ужин) мы с Юрием Александровичем вышли прогуляться. Тьма уже прикрыла горы окрест, уличные фонари неярко светили в густой зелени, бросая отсветы на мокрый после грозового ливня асфальт. Мы брели неспешно, лениво перебрасываясь короткими фразами. И тут я подумал об одном человеке и спросил о нем:
— Юрий Александрович, знаете такого — Бояринцев Анатолий Еремеевич?
Это земляк Смирнова. Работает он аппаратчиком на соседнем, криолитовом заводе. Известен Бояринцев тем, что, еще не имея математического образования, опубликовал очень интересные, по отзывам крупных ученых, ценные научные работы в области математики. Сейчас он уже закончил заочно университет и свободное от заводской работы время отдает математике.
О нем я в этот вечер подумал, возвращаясь мысленно все к тому же вопросу о хобби. Увлечение математикой— что это, хобби Анатолия Еремеевича? Уверен, что такая постановка вопроса просто обидела бы его. Математика для него — все. Ну а работа аппаратчиком? Она для заработка, хотя и слышал я, что трудится на заводе он отлично, очень добросовестно. Интересно мне стало, что скажет о Бояринцеве Смирнов, совпадут ли наши мнения.
— Знать я его знаю, но не близко, — не сразу откликнулся Юрий Александрович. — Встречаемся с ним лишь на сессиях горсовета как депутаты. — И, помолчав немного, добавил: —Человек сквозной цели, вот каким он мне представляется.
Сквозная цель. Сквозь всю жизнь, с единым устремлением, с одной большой задачей. Это он точно сказал. Но ведь это же относится и к нему самому. Всей своей жизнью выполняет Юрий Александрович одну большую задачу и всей своей жизнью, а не отдельными успехами заслужил ту высокую награду, о которой говорил сталевар Тиунов, — Золотую Звезду Героя Социалистического Труда, которая так ладно лежит на лацкане его выходного, для праздников, пиджака.
(«Уральский рабочий», 25 октября 1967 г.)
КУЗНЕЦЫ
Впервые в кузнечно-прессовый цех Уралмашзавода я пришел лет двадцать назад.
В громадной, гулко громыхающей каменной коробке под стеклянной крышей пахло железом, колдовски играли всполохи нагревательных печей и матово сияли, как живые, то раскаляясь, то темнея, слитки стали.
Зачарованный, я остановился у махины одного из паровых молотов. На нем кудесничал знаменитый кузнец Тимофей Олейников. Беззвучно, лишь жестами, он подавал команды дюжим подручным, те длинными клещами ворочали огненную поковку, бригадир еле приметно маячил машинисту, и молот тяжко бил по слитку; слиток вздрагивал, плющился, и с него, как короста, сползала сизая чешуя окалины.
В этом жарко грохочущем мире кузнец представился мне сказочным повелителем. Шло кузнечное действо — древнее, как человеческая цивилизация…
В те дни особенно напряжен и деловит был начальник цеха Павел Георгиевич Левандовский. Высокий и грузный, он поспевал всюду, все подмечал, но думал, видать, главным образом об одном. Жгла Левандовского идея, претворения которой в цехе ждали с нетерпением.
В прошлом Павел Георгиевич сам был кузнецом и поворочал вагой не одну тысячу тонн раскаленного металла. Когда отгремела гражданская война и страна задыхалась от недостатка металла, крестьянский сын Павло Левандовский взялся за тяжелую кувалду. Стонали, скрежетали и разваливались под ее ударами старые заржавленные станки, отслужившие свой век паровозы и машины: им предстояло, переплавившись в мартенах, начать новую жизнь. Молодой рабочий понимал, что выполняет дело необходимое — рушить старье надо, но томила его беспокойная, извечно присущая человеку жажда творить, делать своими руками нужные людям вещи. Павел Левандовский пришел в кузнечный цех Харьковского паровозостроительного завода.
Легендарные годы первых пятилеток с их бурной кипенью новостроек и стремительным взлетом техники были еще впереди. В кузнечном цехе с тяжелой одышкой ухали старые молоты, клейменные марками иностранных фирм.
Искусство ковки Левандовский постиг быстро. Но недаром говаривали кузнецы: «Железо ковать — не калачи печь», «Железо пот любит». И в самом деле, откуешь за смену семь паровозных осей — и хорош: рубаха дубела от соли, глаза ело, будто в них сыпанули песку.
Когда вступил в строй «отец заводов» Уралмаш, опытного кузнеца Павла Левандовского прислали осваивать новую технику. Ему очень понравились превосходные, казавшиеся разумными машины. Он освоил их с толком, они подчинились ему — сначала кузнецу, потом мастеру, начальнику участка и, наконец, начальнику кузнечно-прессового цеха Уралмашзавода.
Но — так человек устроен — со временем Левандовский стал все чаще ощущать знакомое беспокойное чувство неудовлетворенности. На его глазах размашисто шагала вперед техника, в литейных цехах запогромыхивали формовочные машины, чуткие приборы пришли на помощь горновым и сталеварам, на прокатке автоматика все больше вытесняла надсадный физический труд. А вот техника кузнечного дела приотстала. Конечно, кузнецу уже не надо было махать кувалдой — ударную работу за него выполняли машины. Но подтаскивать и держать раскаленную болванку, хотя бы и с помощью цепных талей, двигать и поворачивать ее под ударами молота приходилось вручную.
Вот и задумал Левандовский тали, клещи и ваги заменить машиной.
Долгожданный день настал. Посмотреть на работу ковочного манипулятора прибегали из других цехов.
Приземистая, на вид неуклюжая машина с длинным прямым хоботом ловко и легко, словно малую спичку, выхватывала из нагревательной печи двухтонную болванку. Едва заметное движение пальцев машиниста на маховичке манипулятора — болванка послушно поворачивалась; еще движение маховичка — и манипулятор, стремительно подъехав к молоту, чуть помедлил, как бы примеряясь, затем осторожно, словно хрустальную, положил заготовку на наковальню. Я не заметил, что показал бригадир, — столь неуловим был жест, но манипулятор подвинул стальную чушку на несколько миллиметров. Упали удары молота, с огненной болванки посыпалась окалина, а мощные захваты хобота машины, повинуясь знакам кузнеца, уже повертывали поковку, подставляя под боек другую часть ее поверхности.
— Вы глядите, глядите, — удивлялись люди, — манипулятором-то кто управляет. Женщина!
И верно, в креслице машиниста невиданной в цехе машины, прищурившись, сосредоточенно сжав губы, сидела жена Тимофея Олейникова — Александра.
Это было почти двадцать лет назад…
Мы разучились удивляться. А если вдуматься — не удивляться нельзя. Извечен труд, но в его совершенствовании чего только не придумал человек!
Тысячи лет незаменима была кирка — ныне властвует отбойный молоток. На смену простенькому серпу пришел хитроумный комбайн. Землекоп орудует не лопатой — экскаватором. «Тяжкий млат» сменен могучим механическим молотом, и даже подручный кузнеца, от века веков ворочавший поковки мускульной силой, вооружился манипулятором.
И словцо-то какое — будто выскочило из научной лаборатории. Эта проворная машина с ее ухватистым хоботом действительно напоминает те, почти из фантастики, металлические щупальца-хваталки, которыми орудуют инженеры и ученые, работая, например, с радиоактивными веществами. Тоже детище нашего удивительно смекалистого века.
Ковочный манипулятор как бы продолжил и многократно усилил руки рабочего. Но и он, и механический молот, и другие машины творят чудеса только в руках рабочего. Не в самих этих машинах запрограммирован режим работы — он зависит от воли и мастерства человека. Уходит в прошлое тяжкий физический труд, но и в наш век электроники и автоматики над неподатливым металлом владычествуют руки кузнеца — чуткие, расчетливые, умные руки. Потому-то люди этой древней огненной профессии знают ей цену и гордятся ею.