Инновационная сложность

«Отменяет» ли, упраздняет ли прежние системы знания эта новая междисциплинарная парадигма, обладающая явным интегративным эпистемологическим потенциалом? Отнюдь нет. Как комбайн и трактор не заменят лопату и топор, так и она не вытесняет, а дополняет их, обобщающим образом возвышаясь над ними, синтезируя знание, приемлемое для каждой из них во всем их диапазоне – от физики, химии, биологии, геологии, экологии, медицины до экономики, антропологии, психологии, социологии, эстетики. При этом открываются новые горизонты познания мира, его обобщенных законов и принципов, инвариантов, отношений на новом поле «высших областей сущего» (Аристотель). Информация в качестве ограниченного разнообразия, как отдельный самостоятельный феномен, дополняющий материю и сознание, а, следовательно, выходящий за пределы того и другого, становится фундаментом этой новой отрасли знаний. Но поскольку мера информации есть функция вероятности, подобно тому, как сознание есть отражение материального мира, так этот тетрадный базис, – материя, сознание, информация, мера, – есть четыре «столпа», на которых должно строиться многое, где человек фигурирует как субъект-актор: и современная когнитивная культура человечества; и новая системогенетика и эпистемология; и новая система знаний (обобщенная наука); и новая технология; и новая теория синтеза культур, вся практика единения земных этносов, наций, народностей, государств в единое общество Планетарного Единства; и интеграции мировых экономик; и новая практика обучения в школах всех ступеней с упором не на знание, а на методы и умения их применения в практике.

Согласно Э. Тоффлеру, культура в своем развитии прошла две волны – с аграрным и соответственно индустриальным укладами. На рубеже II–III тысячелетий наступило время Третьей волны, информационного общества. Если Вторую волну создавали «мыслители-картезианцы», то Третью – «мыслители-системщики». «Демократы и республиканцы, тори и лейбористы, христианские демократы и голлисты, либералы и социалисты, коммунисты и консерваторы… партии Второй волны. Все они, – заявляет, и небезосновательно, Элвин Тоффлер, – обманывая ради власти… участвуют в сохранении умирающего индустриального порядка…. Самый важный момент политического развития нашего времени – это возникновение среди нас двух основных лагерей, один из которых предан цивилизации Второй волны, а другой – Третьей»[101].

Если даже бегло обозревать историю познания, как оно эволюционировало в течение последних двух тысячелетий, то и здесь обнаруживается некая фазовость, этапность. Границами фаз при этом служат «Органоны», задававшие всякий раз новые нормы познания в соответствии с изменением характера и содержания взаимодействия субъекта и объекта как членов, или сторон, центральной во всей философии бинарной оппозиции. Каждая волна вызывала к жизни также и определенный способ познания, и, если воспользоваться, может быть в несколько ином контексте, понятием, введенным Мишелем Фуко в философский оборот, и свою «эпистему, в которой познания, рассматриваемые вне всякого критерия их рациональной ценности или объективности их форм, утверждают свою позитивность»[102]. Эпистема у него выражает «основополагающие коды любой культуры, управляющие ее языком, ее схемами восприятия, ее обменами, ее формами выражения и воспроизведения, ее ценностями, иерархий ее практик»[103]. Словом, ею определяется вся творческая атмосфера эпохи – специфика субъект-объектного взаимодействия в познании, культуре и практике, вектор интересов, потребностей, ценностных ориентаций; тип социальных институтов; характер, содержание, образы, идеалы, устремленность и профилирование интеллектуальной деятельности в целом и в частностях; специфика производственных процессов и определяющие особенности экономики, ее фазовое состояние. Следуя этой трактовке эпистемы, рассмотрим соответствующие эволюционные эпохи – исторические фазы познания.

Здесь требуется некоторое пояснение сказанному. Достоянием истории стали три типа эпистем, если не принимать в расчет донаучный, синкретичный период, когда Парменид еще не развел в стороны мир истины и мир мнения, из которых лишь первый стал достоянием науки. А до того мировоззрение было погружено в мир мифа, героев, подвигов и укреплялось на позициях здравого смысла, порождая простым сращиванием крайностей кентавров, сирен, сатиров, ангелов, русалок и пр.

Полагая субъект-объектно е отношение центральным пунктом, или основным звеном в динамике культуры вообще и эпистемологии в частности, находим, что эпистема обретает статус семантического ядра в границах ее эволюционных фаз. Каковы же тут границы? Здесь вполне уместен прием, подобный тому, что использовал Георгий Гурджиев через образ кареты, лошади и возницы, изображая этот динамический процесс как единое трансформируемое во времени целое[104].

Первый в истории эпистемологии «Органон» Аристотеля, задав каноны логики, и тем самым вооружив ищущего истину субъекта средством познания, отделил эпоху преднауки от эпохи собственно науки и стал водоразделом между периодами господства первой и второй эпистем. Сделав научный подход основой познания мира, «Органон» Аристотеля дал правила работе ума. Законы логики, введенные им, утвердили эпистему умственнотворчества, умопостигаемости мира – исходя исключительно из возможностей «чистого разума». Логика им была создана, как бы под заказ, для Александра Македонского, как основа для укрепления иерархии, функциональности императива владык: «Разделяй и властвуй!». «Закон исключенного третьего», введенный в логику Аристотелем, дистанцировал его позицию от позиции Платона (в ней подразумевается, что противоположности сходятся в мере). И потому, коль различают «линию Демокрита» и «линию Платона», то уместно различать также «Линию Платона» (Тетризм) и «линию Аристотеля» (Бинаризм). Аристотель обнародовал эти разработки, чем навлек гнев своего ученика Александра, видевшего в них орудие только для себя самого – царя.

Господство логических методов, подчеркнуто отчужденных от практики, от объектов реальности как таковых, было сопряжено с постепенным вырождением процесса познания в схоластику. Этому манифестировано положил конец Фрэнсис Бэкон, написавший «Новый Органон» и тем самым открывший простор новой, третьей эпистеме. Своим важнейшим тезисом «практика – критерий истины» он утвердил необходимость «субъект-объектного отношения», возвысил статус опытного знания во всем, где речь может идти о поиске истины, и тем самым как бы конституировал господство новой, третьей эпистемы. Оснащенный орудием (логикой) субъект возымел возможность добывать и обрабатывать факты как «пищу для ума». Утвердившая примат опытного знания новая эпистема стала господствовать и определять специфику материальных и духовных ценностей, выдвинув на первый план чувственное начало. Ей подчинилось все – от искусства и науки (гении Ренессанса) до религии (протестантизм). Логический аналитизм в поиске истины стал опираться на ее практическую верификацию, на эмпирию объекта. Возникли профильные науки, определившие спецификацию знаний. Субъект познания и объект познания были четко отграничены и дистанцированы.

Р. Декарт, в традициях аристотелевской науки подразумевая, что логика есть последовательность необходимостей, тезис-императив властителей «Разделяй и властвуй!» сделал ключом эпистемологии, придав ему несколько иную форму: «Раздробляй сложное целое на части и исследуй каждую порознь». Однако У. Шекспир в своей драме «Король Лир» бросил на сей счет едкую реплику: «Сведи к необходимостям всю жизнь, и человек сравняется с животным»[105]. Гегель же был еще более лапидарен: «Части лишь у трупа». На этом фоне в эпистемологии появились тупиковые пути: механицизм, интуитивизм, объективизм, позитивизм и др.

101

Тоффлер Э. Третья волна. М.: ACT, 2004. С. 687.

102

Фуко М. Слова и вещи: Археология гуманитарных наук. М.: Прогрессе, 1977.

С. 34.

103

Там же. С. 32.

104

Гурджиев Г. И. Беседы Вельзевула со своим внуком. Минск: Харвест, 1999.

105

Шекспир У. Король Лир. Соч.: В 8 т. М., 1960. T. 6. С. 489.