На острие луча

Глядя на атом, я забывал об окружающем меня мире. Взорвись в комнате бомба, я бы и бровью не повел. Не удивительно, что, когда физиономия стала отворачиваться от меня, я не выдержал:

— Погоди, погоди! Эй, приятель, как тебя там!

Я сделал попытку протереть несуществующее стекло, но «приятель» исчез и вместо него появилась какая-то смятая рваная шина. Тут я оторвался от окуляра и, вернувшись к действительности, обругал себя. Опять увлекся!

Вот какая занятная штука — электрон. Часами можно наблюдать и не иметь никакого представления об его истинной форме. А ведь он имеет вес. Я считаю себя человеком среднего роста и средней упитанности и без труда высчитал, что во мне содержится пятнадцать граммов электронов.

А ядро, в котором практически сосредоточена вся масса атома, непрерывно пульсирует. Там властвуют могучие ядерные силы, крепко цементирующие между собой частицы — протоны и нейтроны. Они по сравнению с электронами очень массивны, все равно что орел по сравнению с колибри, но и об их форме ничего определенного сказать нельзя. Отличие, конечно, есть. Протон расплывчат и внутри него, в сердцевине, периодически возникают неясные блики молний. Нейтрон же, лишенный заряда, имеет постоянную не меняющуюся форму, но и о ней воздержусь что-нибудь сказать, дабы не навлечь на себя нареканий. Будь на моем месте Мюнхгаузен, он бы тут такого наговорил! Но я человек правдивый и чего не разглядел, о том и врать не буду. А кому интересно узнать поточнее, пусть сам себе сделает ядроскоп и любуется, сколько душе угодно. В общем очень забавные частицы. Понятно, рассматривал я атом в полной темноте и у меня мелькнула мысль, а нельзя ли увидеть частичку света — фотон? С этой целью я включил в камере крохотную лампочку, и свет мгновенно заполнил пустоту. Но для меня он распространялся чересчур медленно. Прошло около минуты, прежде чем я увидел первую партию фотонов. Я напряг зрение, но ничего примечательного в них сначала не нашел. Просто, слегка пульсирующая прозрачная масса, в которой невозможно различить границу между соседними фотонами. Однако приглядевшись, я заметил едва уловимые пляшущие вихорьки. Они отдаленно напоминали пружинящие спиральки. Это и были фотоны, неделимые наименьшие порции света или просто световые кванты. Я мог часами рассматривать свет, он притягивал меня к себе.

Квинт уже штурмовал ядерную физику. Пора было приступать к работе по спасению профессора Бейгера. Но Квинту я ничего не говорил. Рано пока. Пусть обживется и войдет в непривычные для него рамки жизни.

В завершение учебы я подвел Квинта к ядроскопу.

— В этой штуке ты увидишь атомы.

— Таких маленьких и увижу?

— Непременно. Какой атом хочешь?

— Хочу увидеть один из атомов молекул моего ногтя.

— Давай.

Квинт отрезал серпик ногтя. Я поместил его в камеру, включил питание и, настроив фокус, пригласил Квинта. Он пригладил волосы, принял серьезный, деловитый вид и только наклонился к окуляру, как гудение прекратилось. Ядроскоп вышел из строя.

— Тьма, — сказал Квинт, — не вижу атома.

— Ядроскоп отказал, — огорчился я. — Где-то неисправность. Неси ключи.

Когда агрегат наполовину разобрали, я опять нашел клопа. Да-да! Клопа, опять замкнувшего цепь. Коротко ругнувшись, я всей силой легких сдул пепел с контактов.

— Что ты сказал, не понял? — спросил Квинт.

— А… так, ничего. Собираем машину.

Откуда клопы берутся? Я хорошо знаю, что их у меня нет. Водились поначалу, но я с ними живо расправился. В аптеку за пиретрумом, за хлорофосными карандашами и аэрозольными баллончиками не бегал. От них, говорят, мало толку. Я сам приготовил яд. Предлагал его по доброте своей и соседям, а тетя Шаша на меня же и накричала: «Что вы мне эту заразу суете и какое вам дело до нашей живности?»

Значит, клопы переползали от соседей и почему-то именно в ядроскоп. Чем-то он их притягивал.

Сборка закончилась, я включил питание, и Квинт приник к окуляру.

Он смотрел сосредоточенно, плотно сжав губы. Иногда вздрагивал и подергивался.

— Ну как? — я похлопал его по плечу.

— Неужели все это в кусочке моего ногтя? Это вот… не поймешь что, то как саркофаги, то финики, а то… не знаю. И крутятся. Это и есть электроны?

— Они самые.

— Но почему такие разные?

— Электроны все одинаковые, но природа хитра. Нельзя увидеть электрон конкретно, какой он есть: он волна-частица. Эта волна и сбивает нас. А мозг услужливо подставляет нам давно привычные образы. Электрон скрывает свой истинный лик. Поэтому тебе и мерещатся саркофаги да финики.

— Вот не думал, что он такой забавный. И все это в ногте.

Я поставил реле времени ядроскопа на отключение через три минуты и спустился в подвал, чтобы разбить ящик, в котором принесли мумию. Квинту неприятно было бы увидеть его. Ящик разбил быстро и заодно решил навести порядок в подвале. Я давно это собирался сделать. Времени потратил довольно много, но торопиться мне было некуда. Меня увлекает любая работа и даже уборкой я занимаюсь с удовольствием.

Часа через два поднимаюсь наверх и останавливаюсь в недоумении: дверь настежь. Квинта нет. Я к соседям — они ничего не знают. Неужели он отправился разыскивать меня? Ему еще рано общаться с людьми и опасно гулять одному по городу. Нужно срочно найти его! И я бегом пустился в единственное место, где он мог против воли оказаться, — в психиатрическую больницу. Так и есть.

За дверью приемной я услышал приглушенный голос Квинта:

— Постою, не устал.

Я набрался смелости и потянул дверь на себя. Звуки стали отчетливее и разборчивей.

— Хорошо. Стойте, — ответил Квинту простуженный мужской голос.

— И постою, — заверил Квинт.

— Значит вы — мумия?

— Был. Сейчас уже нет.

— И давно вы э… воскресли?

— Только не воскрес. Я не Христос. С вами трудно разговаривать. Я был оживлен.

— Давно?

— В четверг третьего месяца.

— А до этого были мумией? Подумайте.

— Да, мумией. И думать не надо.

— Уж не египетской ли?

— Да, да. Вы совершенно правы. Египетской.

— А не фараоном ли вы случайно были?

— Вы угадали. Фараон. А что, похож?

— Настоящим?

— А как же. Сначала наместником, а потом и им. Но я был слишком жесток и меня убили. Между прочим, даже не знаю кто.

— Ваш адрес?

Адреса Квинт не знал. Я ему не говорил.

— Я спрашиваю адрес?

— Понимаю. Адрес. Но я его не знаю.

— Фамилия, имя.

— Квинтопертпраптех.

— Имя, отчество?

— Я же сказал. Квинтопертпраптех. Все вместе.

— Говорите по слогам. Так, так. Год рождения?

— Точно не знаю. У нас упорядоченного календаря не существовало, но запишите примерно четырехтысячный год до новой эры.

— Родные, близкие есть?

— Были когда-то. А где их мумии не знаю.

— С кем в настоящее время проживаете?

— С Филом. Очень хороший человек. Он меня оживил, и если бы не он, быть мне во веки веков мумией. Страшно подумать.

— Кто такой Фил?

— Как кто? Фил. Не знать Фила, величайшего ал… алкоголика нашего, то есть вашего, а в общем, сейчас уже нашего времени.

— Специальность?

— Фил всему научит. Мастер я.

— Чем занимаетесь?

— Сшиваю ядра.

— Как понять? Какие ядра?

— Атомные, конечно, и, конечно, не иголкой.

— Так. Все ясно. Проводите его. Палата 8.

— Куда? Зачем? Мне Фила искать надо.

— Не беспокойтесь. Это ненадолго.

За дверью раздались шаги и я услышал властный голос:

— Дать снотворное. Полный покой.

Бедняга! Я было рванулся вперед, но остановился. Своим появлением я не помогу Квинту. Увидев меня, он обязательно скажет: «Вот Фил. Он подтвердит сказанное». А если я расскажу правду, нас уложат вместе. Нет, действовать надо иначе, и скорей действовать, пока не дали снотворного!

Палата 8 на втором этаже. Взобравшись по водосточной трубе до карниза, опоясывающего здание, я дошел до окна и заглянул в него. К счастью, Квинт был один. Я буквально выстрелил в него потоком слов, но он меня прекрасно понял. Едва я успел дать ему инструкцию, как вести себя дальше, щелкнул дверной замок. Я быстро присел. Раздался женский голос: