Страница 33 из 109
— Изучать? Ну, что ж! Тогда, пожалуй, начну вот с этого…
Я взял с низкого полированного столика у дивана толстый альбом в тесненном кожаном переплете, словно, специально оставленный здесь хозяйкой для меня.
— Насколько я понимаю, здесь вся ваша родословная?
— Да, здесь есть очень старые голограммы! — Викки взяла у меня альбом. Беззаботно усевшись на диван, раскрыла альбом, уложив его себе на колени. — Вот эта, например… — Она перевернула тонкий полупрозрачный лист поликристалла. — Папа здесь еще совсем, совсем маленький, и такой толстый и смешной! Правда? А вот это тоже он, только уже взрослый…
— Кто это с ним обнимается?
Я слегка наклонился к ней, вглядываясь в объемное изображение.
— Это его друг. Он потом разбился… перед самой папиной свадьбой.
— А ваша мать? Любопытно было бы взглянуть и на нее.
— Вот, — Викки указала на маленькую голограмму на следующем листе. — Это единственная у меня и самая дорогая!
Из глубины плоского кристалла мне приветливо улыбнулась большеглазая девушка с распушенными черными волосами, совсем, как живая. Слегка раскосые глаза смотрели прямо и открыто, тая в темной глубине гордое бесстрашие.
— Красивая женщина! — задумчиво произнес я. — Вы очень похожи на нее.
Викки смущенно опустила ресницы.
— А почему ее не видно в доме? Где она?
— Мама очень давно умерла… Мне тогда было только три года, — слегка нахмурившись, произнесла Викки. — Папа говорит, что она не любила сниматься…
— Простите, я не знал об этом.
— Ничего.
Викки приветливо улыбнулась мне, и даже коснулась теплыми пальцами моей руки.
— А кто вот этот человек, улыбающийся вашему отцу?
Я указал на голограмму, где была запечатлена группа каких-то людей, скорее всего на торжественном приеме, среди которых были Наока и Хо. Я узнал его, несмотря на моложавость и отсутствие бороды.
— Это? — Викки взяла у меня альбом и долго всматривалась в изображение. Затем покачала головой: — Нет, этого человека я не знаю. Я никогда раньше не обращала внимания на этот снимок.
Она беспомощно посмотрела на меня. Бедная девочка! Ясно, что в этом доме постарались, чтобы ты никогда ничего не узнала о своем настоящем прошлом.
— Вы любите своего отца, Викки?
Я посмотрел ей в глаза.
— Почему вы спрашиваете? — удивилась она.
— Видимо, он всегда заботился о вас? Оберегал от всяческих невзгод? Баловал?
— Вам опять хочется задеть меня, Брен? — На этот раз она пристально посмотрела мне в глаза. — Но вы напрасно стараетесь! Я не обижусь, так и знайте! — Зрачки у нее медленно расширялись.
— Да? Почему же?
— Потому что…
Она оборвала себя на полуслове. Резко поднялась и подошла к окну, выходившему в сад. Остановилась, задумчиво глядя на деревья. Я приблизился к ней, бесшумно ступая по мягкому ковру. Осторожно обнял ее сзади за плечи. Она вздрогнула, повернула ко мне лицо. Взглянула широко раскрытыми, растерянными глазами.
— У вас красивый сад, — заметил я, глядя в окно.
— Сад? — постепенно она возвращалась на землю. — Да, пожалуй… Я люблю гулять в нем, когда тревожно на душе.
— И когда не хочется думать о смерти? — добавил я.
Она снова взглянула на меня. Раскрытые губы ее слегка дрожали, как будто лепестки розы от утреннего ветерка.
— Пойдемте в сад! — тихо сказала она, судорожно глотнув воздух, и решительно направилась к двери.
Я задержал ее руку.
— Я обидел вас, Викки?
— Нет, что вы! Просто здесь очень душно… Идемте.
Помедлив, я последовал за ней. Спускаясь по лестнице, Викки взяла меня под руку. Внизу, в холле, слышались чьи-то громкие голоса и смех. Один из голосов показался мне удивительно знакомым, но я не успел сообразить, почему — мы вышли в поле зрения Наоки и его гостей. Их было пятеро. Они стояли около бассейна и при нашем появлении дружно смолкли. Пока мы спускались по лестнице, я успел их хорошенько рассмотреть. Двое не представляли для меня никакого интереса. Первый — низкорослый толстяк с опухшим лицом и совершенно лысым черепом, длинными, доходившими до колен, руками, делавшими его похожим на неуклюжую обезьяну. И второй, как бы в противовес ему, был худощав и высок, с рыбьими глазами и птичьим носом, таким острым, что он, наверное, мог бы без труда проткнуть им череп толстяку.
Рядом с Наокой стоял высокий широкоплечий брюнет с проседью в волосах, на вид, лет пятидесяти. Около него я заметил коренастого, темноволосого человека, лица которого я не видел — он отвернулся, как только мы появились на лестнице. Поэтому мое внимание сосредоточилось на широкоплечем брюнете. Чем-то он напоминал мне самого Наоку — такой же представительный, самоуверенный и даже элегантный. Лицо его можно было бы назвать приятным, если бы не большой шрам — от виска до подбородка — портивший все впечатление.
— А, вот и наш гость! Господин Маро! — радостно, как старого друга, приветствовал меня Наока. — Друзья! Прошу любить и жаловать: новый друг моей дочери! Смотрите, какая они замечательная пара!
Викки бросила на меня быстрый взгляд, и я прочел в ее глазах растерянность. Действительно, Наока вел себя, по меньшей мере, странно. Я пристально посмотрел ему в глаза. И тут, стоявший к нам спиной, человек повернулся, и я понял, что меня так беспокоило все это время. Это был Ен Шао!
Внутри у меня все оборвалось. Да, это был именно Ен Шао — начальник одного из отделов ОЗАР, ярый поборник революции и непримиримый борец с ее врагами. И он приветливо улыбался мне, как будто мы расстались всего час назад в его кабинете.
— Привет, Максим! — протянул он мне руку. — А мы уже заждались тебя!
В горле у меня стоял противный колючий ком, мешавший говорить. Я заметил, как Викки недоуменно посмотрела сначала на меня, затем на Ена, продолжавшего нагло улыбаться. Откашлявшись, я с трудом произнес хриплым голосом, обращаясь к нему:
— Ен?.. Что ты здесь делаешь?!
— Я? — казалось, он искренне удивился моему вопросу. — Странно слышать от тебя подобные вещи, Максим! Где же твоя хваленая проницательность? — Он повернулся к остальным, словно призывая их поддержать его. Затем снова посмотрел на меня. — Я здесь среди своих друзей, дорогой мой!
На губах его появилась отвратительная усмешка.
— А с господином Наокой у нас давно сложились тесные отношения. Разве ты еще не догадался об этом?
В голове моей роем проносились события последних месяцев, складывались в последовательную цепочку, приведшую меня, в конце концов, в этот дом — в ловушку, в западню, догадаться о которой мне следовало гораздо раньше, прежде чем я сделал свой последний шаг в пропасть.
— Ну, вижу, ты все понял, — с удовлетворением отметил Ен, внимательно следивший за выражением моего лица. — А вы, моя милая, — обратился он к Викки, и улыбка его стала еще более слащавой и отвратительной, — не держите его так крепко за руку, словно вы уже помолвлены! У нашего с вами знакомого есть законная жена, которую он очень любит. Не правда ли, Максим? Наверное, ты соскучился по ней? Вот я и решил сделать тебе приятный сюрприз!
Сердце мое похолодело, но не от его ледяного взгляда, а от сознания еще более ужасной ошибки, допущенной мною. Юли в его руках!
Ен повернулся к двери, скрытой в глубине зала, и театрально хлопнул в ладоши. Двое охранников, стоявших там, послушно метнулись в темноту за дверью. Медленно, словно все это было во сне, из темного дверного проема появилась Юли, щурясь на ярком свету. Охранники неотступно следовали за ней. Сердце мое всколыхнулось радостью и загорелось ненавистью ко всем собравшимся здесь. Темная волна побежала от груди к голове, туманя взор. Кулаки мои сжались сами собой, и, не думая больше ни о чем, я развернулся и хлестко ударил стоявшего рядом, и нагло ухмылявшегося Ена в челюсть. Он отлетел на несколько шагов, не удержавшись на ногах и упал на руки своих дружков. Голова его безвольно упала на грудь.
Жестокое желание добить врага толкнуло меня вперед. Ударом в грудь я свалил на пол подскочившего сбоку охранника, и был уже близок к цели, когда предательский удар сзади в голову оглушил меня. Падая, я увидел толстяка, довольно ухмылявшегося и потиравшего ушибленную руку. И тут же несколько тяжелых ног разом опустились на мою грудь. Дыхание мое оборвалось. Легкие, словно залило расплавленным свинцом.