Страница 91 из 108
Интересно, что этот перевод согласно древней традиции был единодушно одобрен иерусалимским санхедрином (синедрионом), который попросил выполнить отдельную копию для помещения в Храм Божий[630]. Впрочем, ту часть легенды, которая сообщает, что переводчики были присланы из Иерусалима, современная наука решительно отвергает — уж слишком александрийским является греческий язык Септуагинты, немало образцов которого известно благодаря папирусам того времени. Весьма эллинизированными были иудеи и других областей Ближнего Востока[631], не чуралась чужеземных обычаев (а также идей) и государственно-интеллектуальная верхушка позднеантичной Иудеи, но это скорее относится к событиям Маккавейской войны, нежели к возникновению новых философских течений в тогдашнем иудаизме. В любом случае, существование такой группы и ее обширность сомнений не вызывают.
Иудеи грекоязычной диаспоры одновременно принадлежали двум культурам. Религиозные, исторические традиции, нормы внутриобщинного, семейного поведения продолжали оставаться израильскими (определенными Торой), а общественная жизнь, деловая и политическая деятельность переселенцев и их потомков проходили в эллинистической среде. Напомним, что даже давление умиравшего аккадского мира на крепкую и устойчивую общину вавилонских изгнанников было очень сильным. Гораздо более мощным явилось воздействие находившейся в самом расцвете культуры греческой. Существовали еще два важных фактора. Эллины (а особенно эллины александрийские, поднявшие античные науки на недосягаемую, вплоть до эпохи Возрождения, высоту) были полностью убеждены в общемировом превосходстве своей цивилизации и одновременно открыты для приобретения «новой мудрости» — места для новых философских течений в греческой идеологической вселенной оставалось более чем достаточно.
Интеллектуальная реакция иудеев оказалась адекватной. Они не закрылись от эллинизма, как поступили их предки в отношении поздневавилонской культуры, а, наоборот, окунулись в него с головой, пытаясь к тому же завоевать своей цивилизации достойное место в новом сложном, как бы сейчас сказали, многополярном мире. Помимо этого, оценив мощь и красу эллинской мысли, они задались целью (исключительно важной и с позиций национального самосознания) доказать, что их учение ничуть не хуже иноземного, и начали работать над обоснованием того высокого во всех отношениях положения, которое их духовное наследство — «вековая мудрость еврейского народа» — должно было занять рядом с классической греческой философией.
Поэтому все выдающиеся творения иудейской мысли данного периода либо писались на греческом, либо в очень скором времени на него переводились. В спор о том, кому они в первую очередь предназначались — евреям диаспоры, не знавшим иврит, или же «истинным» эллинам, мы ввязываться не будем. Читали их как те, так и другие. Заметим, что в современной еврейской диаспоре знание английского гораздо более распространено, чем знание иврита. Верно и обратное: если какой-нибудь нынешний еврейский — но и японский, русский или итальянский философ или его последователи (роль которых в сохранении или распространении текста иногда является наиглавнейшей) захотят познакомить со своими идеями как можно большее количество людей, то делать это нужно будет посредством английского. А греческий во времена поздней античности был точно таким же мировым языком, как ныне английский.
Еще несколько слов о еврейской диаспоре Ближнего Востока и о ее литературно-философской культуре. Диаспора была достаточно многочисленной — не стоит представлять ее в виде разрозненных и постоянно преследуемых группок. Евреям принадлежали обширные владения, их роль в экономической и политической жизни была очень высока. Конфликты же с местной властью возникали, как правило, только в том случае, если политическая линия иерусалимской теократии вступала в противоречие с интересами какого-то из ближневосточных властителей, который после этого не замедливал обрушиться на подвластных ему иудеев[632]. Отчасти, чтобы предотвратить подобные события, и начали создаваться «апологетические» сочинения, в которых объяснялась суть еврейского вероучения, его древность и богоданность. Чтение подобных трудов должно было, по идее авторов, заверить власть имущих (в мире абсолютной монархии это гораздо важней философских дискуссий с остальным обществом), что если предоставить евреям религиозную автономию — не мешать справлять «шабад», отмечать загадочные для эллинов праздники и не заставлять поклоняться чужим богам, то большего им и не нужно, и в таком случае они будут в высшей степени благонамеренны.
Власть имущие, в общем, этим обещаниям верили — и иудеи диаспоры, бывало, делали очень неплохую административную карьеру. Так, члены семьи знаменитого Филона Александрийского, наиболее известного представителя иудео-эллинской философии[633], занимали в Римской империи высокие посты. Здесь добавим, что культура диаспоры была не только высока, но и очень продуктивна. Эллинизированные иудеи оказались на грани двух великих культур и пользовались плодами обеих. Вплоть до второго-третьего христианских поколений мы не видим людей греко-римского мира, обогащенных познанием культуры еврейской, а примеров обратного — евреев, овладевших классическим античным наследием, пруд пруди. Мыслители иудейской грекоязычной диаспоры явились прямыми предшественниками христианства. Они внесли новые традиции в тогда еще собственно иудейскую литературу: это и упоминавшееся выше использование аллегорий, и создание волшебных повестей, подобных Книге Товита, и приписывание своих работ жившим задолго до их создания мудрецам[634].
Поэтому грекоязычное и грекомыслящее (sic!) христианство столь легко и всеобъемлюще усвоило литературное наследие иудейской диаспоры III–I вв. до н.э., включая многие общеизвестные книги, не попавшие в дальнейшем в еврейский канон (Юдифь, Товит, Премудрость Иисуса, сына Сирахова[635] и т. п.). Потому и Книга Даниила была очень близка первым христианам в философском смысле: мы уже говорили о том, что, созданная в эпоху гонений на иудаизм, она оказалась созвучна и политическим реалиям нового времени. Ее пророчества было очень легко перетолковать на современный лад. Так «железное царство», воплощенное в коленях знаменитого истукана, стало Римской империей; получили новые именования многочисленные знамения и исторические реалии, содержащиеся во второй половине книги[636].
Венцом осовременивания знаменитого текста стало появление слова «Христос» в 25-м и 26-м стихах 9-й главы Книги Даниила, до сих пор присутствующее в русском Синодальном переводе — в еврейском оригинале такого быть, конечно, не могло[637]. Судьба этих стихов, доставивших немало сложностей переводчикам, иерархам и интерпретаторам всех мастей, не дает возможности уклониться от их обсуждения. В каком-то смысле внимание, придававшееся финалу 9-й главы Книги Даниила, в концентрированном виде отражает все проблемы, связанные с попытками материальной интерпретации древних символов, и в особенности с желанием придать образам Писания конкретные параметры, координаты и, главное, цифры.
Духовность почему-то обязательно должна быть прикладная или даже, скорее, исторически утилитарная, а то на кой ляд эта духовность? Такие мыслительные упражнения расцвели и по-прежнему цветут пышным цветом уже на почве переполненного подобными образами Апокалипсиса Иоанна Богослова. Заметим, что человек, желающий непременно откопать с помощью Писания какое-то материальное сокровище, уподобляется именно-таки умнику эпохи эллинизма, считающему, что если в книге нет «сокровенного знания», то пользы от нее немного и уж на никакую «философию» она точно не тянет.
630
Этот рассказ основывается на «письме Аристея», созданном во II в. до н.э. (и подробно изложенном Флавием в «Иудейских древностях»). Его автор пытается выставить себя современником создания Септуагинты в первой половине III в. до н.э., во время правления Птолемея Филадельфа (285–246). Несмотря на то что ученые не склонны доверять многим ярким деталям, содержащимся в этом повествовании, почти все согласны с тем, что Пятикнижие было переведено на греческий в III в. до н.э., а Ветхий Завет целиком не позже середины II в. до н.э. Автор предисловия к Книге Иисуса, сына Сирахова, не являющегося частью самой книги и потому отсутствующего в изданиях СП, пишет, что начал свою работу в 38-й год Евергета (царя Птолемея VII), т. е. в 132 г. до н.э., и упоминает о существовании перевода «Закона, Пророков и остальных книг» на греческий (подробнее см.: Kenyan F. G. The Text of the Greek Bible. L., 1975. P. 13–19).
631
Что, в свою очередь, привело к появлению иных, нежели Септуагинта, переводов Писания на греческий.
632
Параллельно этому существовал и интеллектуальный антисемитизм (тяжело понять, насколько он был «народным», насколько философским, а насколько исполнял заказ властей). Сведения о наиболее серьезном конфликте иудеев с эллинским населением Александрии (38 г.) доносятся уже из римской эпохи. По этому поводу сохранилась полемика Флавия и Филона с различными антисемитами, чьим произведениям, в свою очередь, время уцелеть не позволило. Легко догадаться, что этому предмету посвящены многочисленные труды, к которым мы отсылаем заинтересованных читателей. Из недавних публикаций обратим внимание на написанную с немецкой обстоятельностью взвешенную монографию Шефера (Schafer P. Judeophobia. Cambridge; L., 1998), который несколько раз ссылается на по-прежнему ценную и, кажется, единственную работу такого рода, написанную на русском: Лурье С. М. Антисемитизм в древнем мире. Пг; М., 1923 (недавно переизданную в качестве приложения к кн.: Филон Александрийский. Иосиф Флавий. Трактаты / Пер. О. Л. Левинской, А. В. Вдовиченко. М; Иерусалим, 1994).
633
Кстати, если знавшего иврит, то не очень хорошо.
634
Так называемая псевдоэпиграфия. Оттого в названиях многих поздних книг Ветхого Завета присутствуют имена Соломона, его легендарного сына Экклесиаста и того же Даниила. Упоминавшееся выше «письмо Аристея» тоже псевдоэпиграфия
635
Многочисленные фрагменты древнееврейского оригинала Книги Иисуса, сына Сирахова, были обнаружены в XX в. — до этого он считался полностью утраченным. Книга Товита, судя по ее фрагментам, найденным среди рукописей Мертвого моря, была написана на арамейском (Bickerman E. J. Op. cit. P. 52).
636
И продолжают получать по сей день. Так, по мнению некоторых недавних толкователей, «десять рогов» одного из зверей, появляющегося в 7-й главе, символизируют Европейское содружество, с той поры, как известно, заметно расширившееся. Убережем читателя еще от десятков подобных построений, присутствующих в соответствующей литературе. Автору в руки попала даже реклама журнала «Полночный зов» («Midnight Call»), который обещает своим читателям подробнейшее истолкование современной исторической действительности (в том числе грядущего «объединения Европы») исходя из библейских пророчеств. Выглядит логичным, что издание журнала предпринимается адептами эсхатологической секты милленаристов (о них чуть ниже), в настоящее время играющими немалую роль в мировых делах (приверженцем учения является, в частности, нынешний президент США Дж. Буш). Отзвуки Данииловых зверей и обширного поля интерпретаций, которые подобные видения дают, есть и в художественной литературе: «За полторы недели до этого баба Дуня широко распространила свои сон, будто ее курица Клашка родила козла с четырьмя рогами, однако знатоки толковали данное видение, как безобидное; в худшем случае, рассуждали, — к дождю» (Войнович В. Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина).
637
Греческое «Христос» «было закономерно перенято славянским текстом, но загостилось и в Синодальном переводе» (Аверинцев С. С. Ветхий Завет как пророчество о Новом: общая проблема — глазами переводчика // Переводы: Евангелия. Книга Иова. Псалмы. С. 478). См. там же подробное обсуждение возможного использования при переводе Писания лексем «Христос», «Мессия/мессия» и «Помазанник/помазанник» (С. 477–481), в том числе и применимо к Дан. 9:25–26. По мнению одного из глубочайших русских переводчиков Библии, пророк не мог «иметь в своем уме всей суммы “христологических” коннотаций, нормально вкладываемых каждым христианином в слово “Христос”; речь идет все-таки о “Мессии”» (Там же. С. 478–479).