Легенда о Вавилоне

Кстати, давно замечено и то, что сверхдержавность эпохи Соломона опровергается текстом 3-й Книги Царств, где описывается, как иудейский царь уступил соседям ряд своих территорий. Вместе с тем вряд ли сообщения о постройке Храма относятся к времени более позднему. Как можно было убедить людей VIII–VII вв. до н.э., что выстроенное на их памяти святилище было возведено при Соломоне? Так что и здесь мы готовы довериться традиции, тем более что в противоположность распространенному мнению первый иудейский Храм вовсе не был каких-то сверхъестественных размеров[281].

Масштабность ему придает наше воображение, вполне осведомленное о будущих судьбах еврейского монотеизма, в формировании которого VIII–VII вв. до н.э. сыграли почти решающую роль. Поэтому теперь самое время попристальнее приглядеться к событиям тогдашней культурно-религиозной истории.

Чьими устами говорит Господь?

Главным образом нас интересует так называемый институт пророчества, а именно то, что в литературе принято называть пророческим движением{56}. С нашей точки зрения, здесь уместнее говорить о явлении, нежели чем об оформленном социальном феномене. Ученые никак не могут договориться, в каком отношении библейские пророки находились к священнической религии, точнее — к официальным институтам яхвизма. Очевидно, что авторитет пророческих текстов был настолько высок, что очень многие из них попали в Священное Писание. Этого нельзя сказать о произведениях первосвященников, созданных до вавилонского пленения — подобные нам неизвестны[282]. То ли их вовсе не было (что маловероятно), то ли они не произвели большого впечатления на современников и, главное, ближайших потомков. Также неясно, кого считать пророками, — только ли авторов соответствующих книг Библии? Но ведь им предшествуют легендарные Елисей, Илия и Самуил, которому иудейская традиция приписывает авторство первых двух Книг Царств?[283] Но Самуил-то явно был верховным жрецом племени: «И узнал весь Израиль, что Самуил удостоен быть пророком Господним»{57}. При этом никто из поздних великих пророков (Исайи, Иеремии, Иезекииля) не обладал такой властью (пусть заметно меньшей, чем царская[284]), но именно с их деятельностью в первую очередь связывается значение понятия, которое навеки стало определением и провидцев израильских, и их немногих наследников.

Как известно, пророк — это не просто тот, кто может действительно что-то проречь или, точнее, предречь. В слове «пророк» ныне заложена и общественная реакция на носителя этого титула, чаще всего негативная. Поскольку пророком уже давно называют человека, предвидящего будущее, не всегда самое светлое, и дающего предсказания, часто неприятные, и потому не всегда находящего себе слушателей и последователей. В смысле более традиционном, подобный провидец выступает не сам по себе, а как истолкователь Божьей воли, которую он, в отличие от простых смертных, может узреть или почувствовать. Напомним, что именно уяснение воли богов, которое можно было достичь путем гадания, истолкования различных знамений, является одной из главнейших жреческих функций как в культах примитивных, так и в развитых древних цивилизациях, наподобие месопотамской или египетской. Стоит предположить, что и в древнем Израиле собственно пророческий компонент обрядовых действий отнюдь не исчерпывал все обязанности священника или бродячего проповедника. Однако именно он сохранился в веках, стал, как говорилось, определяющим значение слова «пророк». Не потому ли, что именно речения наиболее известных пророков, их в прямом смысле прорицания (в особенности исполнившиеся) стали фиксировать письменно где-то в VIII в. до н.э.? Но чтобы состоялся литературный, а потом и философский документ, недостаточно списка удачных предсказаний. Его композиция, внутренняя структура должны отвечать определенной парадигме, быть логичными, понятными, духовно обоснованными.

Потому у пророка есть еще одна, не менее важная функция — охранителя ценностей, моральных и религиозных. Именно их утратой объясняет он грядущие невзгоды, именно на их нарушение указывает народу и его правителям, которые его обычно не слушают, а чаще пытаются заставить замолчать. Этот образ хорошо известен из всей последующей истории человечества. По-видимому, наличие таких людей в обществе закономерно, как закономерно и отношение к ним общества. И поныне пророки считаются сумасшедшими (в обществах, кои принято называть цивилизованными) или опасными сумасшедшими (в чуть менее цивилизованных социумах), в последнем случае подлежащими той или иной степени изоляции или даже уничтожению.

Добавим, что историческая многозначность слова «пророк» сама собой разумеется. Ведь нельзя одним словом описать некую общественную функцию, соединявшую жреца, юродивого, бродячего проповедника, советника царей и их обличителя, к тому же сильнейшим образом менявшую свои проявления в течение нескольких веков. И это было очевидно первым авторам-редакторам Книг Царств: «Прежде у Израиля, когда кто-нибудь шел вопрошать Бога, говорили так: “пойдем к прозорливцу”; ибо тот, кого называют ныне пророком, прежде назывался прозорливцем»[285].

Отправную точку рождения современного значения или даже нескольких родственных значений слова «пророк» можно указать очень точно. Это, конечно, историческая и личная судьба Иирмейаху — Иеремии, главного героя вавилонского культурного дискурса[286]. Но пока вернемся к институту пророчества в том смысле, в каком его доносят пророческие книги Ветхого Завета, — публичное произнесение предсказаний по различным вопросам политической и духовной жизни. Это ограничит наше обсуждение последними двумя веками существования иудейского царства: последнему из великих пророков, Иезекиилю, видения являлись уже в вавилонском плену, в Вавилоне же действовал его младший современник — Второ-Исайя[287].

Кем же были пророки? Какую роль они играли в религиозной жизни иудеев и как соотносились с официальной церковью и государственной властью? Сложность ответа на этот вопрос заключается в том, что окончательную редакцию библейских книг осуществляли люди, считавшие себя наследниками великих пророков (есть точка зрения, что пишущий историю тоже говорит по воле Божьей, т. е. пророчествует). Именно пророки рассматривались как основоположники послепленного монотеистического иудаизма конца VI–III вв. до н.э., власть в котором принадлежала священническому сословию, но сословию новому, по-видимому не очень сильно связанному генетически с политическими институтами поздней монархии. Окончательно запутывает ситуацию то, что пророки, скорее всего, действительно были основоположниками идейно-религиозной революции, произошедшей в вавилонском изгнании и продолжившейся в раннеперсидское время. Однако преувеличение их роли поздними редакторами не дает возможности с точностью эту роль определить. Впрочем, кое-какие суждения по этому поводу можно высказать с достаточной уверенностью.

Религиозная жизнь иудейского царства не была столь строго регламентирована, как это представлялось более поздним авторам, или точнее, как они хотели это представить. Ныне данный факт общепризнан. Специальных знаний здесь даже не требуется, ибо указаний на это достаточно в тексте Библии: помимо официальной священнической касты, отправлявшей культ в Иерусалимском Храме, продолжал существовать институт мелких жрецов, связанных с определенными святыми местами, от которого, возможно, время от времени отпочковывались бродячие предсказатели и прочие «божьи люди»[288].

281

«Храм, который построил царь Соломон Господу, длиною был в шестьдесят локтей, шириною в двадцать и вышиною в тридцать локтей» (3 Цар. 6:2). Локоть обычно — 45,7 см, поэтому общий размер Храма 27,42 x 9,14 x 13,71 м. Иная цифра, которую выводят из данных Книги Иезекииля: 52,5 см — дает чуть большие масштабы. Некоторые, впрочем, считают локоть равным 50 см и получают в итоге 30 x 10 x 20 м. Показательно желание ученых-материалистов сделать древнее строение соответствующим метрической системе мер.

282

Если не считать обильной редактуры книг Ветхого Завета, в частности Второзакония, но и это часто относят на счет авторов (скорее, автора) «пророческой школы» — все того же самого Dtr.

283

Хотя уже древние понимали, что вразрез с этим идет сообщение о смерти Самуила в 1 Цар. 25:1. Поэтому считалось, что Книги Самуила были дописаны пророками Нафаном и Гадом (1 Пар. 29:29). По той же традиции автором Книги Царей (в СП — 3-й и 4-й Книг Царств) был пророк Иеремия.

284

Очевидно, что уже область владений Саула была заметно больше, как и его способность распоряжаться жизнью и смертью своих приближенных.

285

1 Цар. 9:9. Буквально «видящим». Этот стих является поздней глоссой, опять свидетельствующей в пользу сохранения текстуальной и реальной традиции, настолько древней, что в ней присутствовало слово, нуждающееся в объяснении для далеких потомков. Кроме этого, для обозначения человека, являющегося пророком, Писание использует несколько различных слов, что опять говорит о гетерогенности этого понятия, о невозможности свести его определение к исполнению таким индивидуумом одной общественной функции. Чаще всего встречается термин nābî’, который выводят из аккадского nābî’um, «призванный» — еще один месопотамский след (Blenkinsopp J. A History of Prophecy in Israel. P. 37). Добавим, что nābî’ — слово северное, эфраимитское (подробно см.: Wilson R. Prophecy and Society in Ancient Israel. P. 136–141, 254–257).

286

К тому моменту институт древнееврейского пророчества существовал уже около двух веков. Сами пророки были прекрасно осведомлены о традиции: более поздние, напр. Иеремия, а задолго до него и Исайя, ссылаются, косвенно или напрямую, на речения пророков более ранних.

287

Так принято называть предполагаемого автора второй части Книги Исайи, гл. 40–55 (подробно о нем см. ниже).

288

Нас не занимает вопрос о том, какую роль в религии древнего Израиля играли так называемые экстатические культы. Наличие групп монахов, вводивших себя и зрителей в состояние транса, известно из поздней античности и средневекового ислама. Некоторые авторы видят следы подобных обрядов в 1 Цар. 19:20–24.