Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 108

Насколько невозможно проникнуть в мышление древнего человека, лучше всего показывает знаменитый пассаж из эпилога Законов: «Обиженный человек, у которого судебный спор возникает, пусть придет перед статую мою… и стелы моей начертание пусть заставит огласить, указы мои драгоценные пусть он услышит, и стела моя (надлежащий) указ пусть ему покажет, пусть он увидит свой закон (и) пусть успокоит свое сердце»{36}. Означает ли это, что законы надо было использовать напрямую или что они должны были «успокаивать сердце» тяжущихся сознанием царственной мудрости, способной разобраться в наиболее запутанном деле? Ученые спорят.

Однако не подлежит сомнению исключительное место Хаммурапи в древневосточной истории. Переписывание аккадскими потомками его порядком устаревших установлений свидетельствует о попадании царя в историческую память собственного народа и о том, что для этого были серьезные причины. Верно и то, что именно после Хаммурапи Вавилон вплоть до своего заката почти полторы тысячи лет спустя ни разу не приходит в абсолютный упадок и не перестает быть столичным центром. Пусть размеры вавилонского царства меняются, пусть оно не раз попадает под власть чужеземцев, место Вавилона всегда будет исключительным. Даже став частью первой сверхдержавы человечества — могущественной Ассирии, Вавилон сохраняет относительную автономию, а будучи разрушен, всегда восстанавливается. Судя по всему, наследники Хаммурапи были немногим лучше других царских детей, но государство Хаммурапи оказалось много прочней, чем шумерские Ур, Киш или Лагаш — и угасало в течение полутора веков. И самое главное, оно не погибло под ударами налетчиков-хеттов и пришельцев-касситов, а ассимилировало последних, постепенно делая из них настоящих вавилонян, что до сих пор не удавалось никому.

Именно живучесть Древневавилонского царства — ключ к происхождению вавилонской легенды, к появлению ее предпосылок. Это — первое достижение Хаммурапи, а слияние с кочевниками-касситами, пришедшими к власти в Городе в XVI–XV вв. до н.э., второе. И мы не знаем, кому его приписать: самому ли законодателю, выстроившему свое государство так крепко, что оно смогло накопить достаточно богатств и очарования, убедивших завоевателей не разрушать столицу, а поселиться в ней, и в итоге — сосуществовать с покоренными аборигенами? Или обитателям Вавилонии, не покинувшим захваченную родину и всего за несколько поколений «перемоловших» нацию победителей так же, как многие нации Востока сделают это века спустя? В любом случае, Вавилон в отличие от других великих городов древней Месопотамии больше не перестает быть столицей, никогда не становится второстепенным населенным пунктом. Не исключено, что значительную роль в этом играет его географическое положение — но только ли оно?

Чем дольше Вавилон существует, тем ярче становится его легенда. И когда древний иудейский историк пишет историю своей страны, начиная ее, конечно же, с Сотворения мира, то даже он, гордый своей отдельностью и избранностью, уникальностью связи своей нации с Всевышним, не может пройти мимо Города. К созданию легенды о Вавилоне все уже почти готово.

Особенно интересно, что во вступлении к тексту стелы Хаммурапи Вавилон объявляется обиталищем «вечной царственности». Это совершенно новая мысль, она не могла прийти в голову правителям древних шумерских городов. Возвышение любого из тогдашних царств было весьма недолгим — боги в те времена с легкостью меняли место своего обитания. Хотя содержащееся в том же вступлении самовосхваление вавилонского царя восходит, конечно же, к урской традиции. Эта самоупоенность не дает возможности усомниться: великие законы есть плод трудов самого Хаммурапи, именно он — их автор. По крайней мере, с его точки зрения. Пусть на стеле нашего героя «помазывает на царство» бог Шамаш, а Мардук, бог-покровитель Вавилона, позже ставший главой вавилонского пантеона, посылает его «для управления людьми и для установления благоденствия в стране». При всем при том, говорит Хаммурапи, «правду и справедливость в уста страны я вложил, плоть людей я ублаготворил»{37}.

Его законы — человеческие, писанные, придуманные, сочиненные. Тем удивительнее их несомненная долговечность, свойственная очень немногим внеидеологическим законодательным системам (и лишь наиболее мудрым — римской или танской). Поэтому согласимся с общим мнением: свидетельством исключительной важности и исторического значения плодов древневавилонской юридической мысли является то, что отдельные блоки Законов Хаммурапи почти дословно воспроизводятся в другой, все-таки более известной законодательной системе, основатель которой в противоположность вавилонскому царю никогда не выдавал себя за ее автора.

ВСТАВНАЯ ГЛАВА О ПРОБЛЕМЕ РОЖДЕНИЯ

И сказал Моисей Господу: о Господи! человек я не речистый, и таков был и вчера и третьего дня.

Хотелось уклониться от обсуждения самых известных событий Священной истории, от вопросов, само прикосновение к которым может вызвать чье-то возмущение или негодование. Но очевидно, что, раз за разом обращаясь к Книге Книг, невозможно умолчать об одной из главных легенд, которую она пронесла сквозь тысячелетия. Дело не только в том, что эта легенда играла и по-прежнему играет колоссальную духовную, культурную и политическую роль, но и в том, что она доносит до нас первые, древнейшие известия о генезисе, самоопределении нации и рождении ее самосознания. Проверенная временем прочность результатов этого процесса делает его важным вдвойне, чем-то вроде точки отсчета, ориентиром для сравнения с историей других народов, иными этническими и культурными судьбами. Помимо самой библейской легенды, у нас не так уж много данных для построения четкой и стройной картины событий, но их все-таки достаточно, чтобы прийти к некоторым выводам.

Из вышесказанного легко догадаться, что разговор идет о событиях, отраженных в четырех последних книгах Пятикнижия Моисеева, начиная с Книги Исхода[145], или, иначе говоря, о генезисе древнеиудейской нации, и особенно ее религии. Главным героем этой истории является, конечно, Моисей, которому царь Хаммурапи обязан своей нынешней умеренных размеров славой, а заметная часть человечества — суммой духовных, социальных, законодательных и этических установлений, влиявших на это самое человечество в течение 20 последних веков. Да и Вавилон мы видим сквозь призму древнееврейских священных книг, благодаря их талантливым интерпретаторам и духовным детям. Поэтому уклониться от легенды о Моисее с нашей стороны будет просто неуважительно.





Сразу же скажем — легенд здесь три: об Исходе, о Завете с Богом[146] и о даровании Закона. Подробности законодательства, в том числе религиозного, за исключением, быть может, нескольких ритуальных формул, включены в текст поздними редакторами и нас интересовать не должны, как и подробная история завоевания Палестины, тоже отредактированная и отражающая политические реалии сразу нескольких периодов[147]. А вот Исход, Завет и Закон — события краеугольные, и мимо них пройти нельзя. При этом главными являются Завет и Закон — возникновение концепции единобожия (монотеизма) и связанных с ней этических и законодательных норм. Исход же значим не столько философски, сколько исторически. Он первичен, без него не было бы ни Завета, ни Закона; он им предшествует, он их порождает. Чтобы заключить договор с народом и даровать ему свои установления, Господь должен был его создать, или, в библейской терминологии, «вывести его из Египта». С этого мы и начнем.

Были ли евреи в Египте? И выходили ли из него? Если да, то при каких обстоятельствах? Эти вопросы обсуждаются уже давно — людьми как пристрастными, так и квалифицированными. Некоторые отвечают на сей вопрос отрицательно, указывая обычно на то, что никаких материальных следов Исхода пока обнаружить не удалось. И, наверное, добавим, не удастся, поскольку событие было давнее и, с вещественной точки зрения, невеликое. Это еще раз заставляет задаться вопросом о соотношении материальной и нематериальной сторон любого исторического процесса: какая из них важней?

145

Данные книги также содержат подробный комплекс религиозных и законодательных норм, некоторые из них даже дублируются (отсюда греч. название 5-й книги Библии — Второзаконие). Это, в свою очередь, отражает еврейское название Пятикнижия Моисеева — Закон (Тора).

146

Рассматриваемого как «возобновление» завета, сделанного когда-то с прародителем Авраамом (см. 15-ю и 17-ю главы Книги Бытия, относящиеся соответственно к яхвистскому (J) и священническому (Р) слоям).

147

Большая ее часть изложена в следующей за Пятикнижием Книге Иисуса Навина, а также в начале продолжающей ее Книги Судей.