Страница 26 из 43
Отдельный вопрос – о государственной символике.
Что за «ездец» (всадник) изображен на великокняжеских, а затем царских печатях? Юрганов доказывает, что отождествление его со св. Георгием – сравнительно позднее (XVII в.) Почему на ранних печатях копье без наконечника? Да и копье ли это вообще? И почему в некоторых источниках «ездец» предстает голым или полуголым? Наконец, что за змей под ногами у коня?
Ученый дает свой ответы на эти вопросы. На печатях изображен «царь-победитель», с которым отождествляется правитель Русского государства, «Третьего Рима». В руке у царя скипетр. А змей – не просто змей, а «аспид-кераст», символизирующий антихриста. Что же касается своеобразного одеяния всадника, то вот еще одна занятная характеристика апокалиптического «царя Михаила»: «Восстанет царь отрок отроков Маковицких, идеже близ рая живяху, Адамови внуци: безгрешние же суть всии человецы, а не носят одеяние, но яко родишися тако и хождаху…»[ 3 Там же, с. 343.].
Спаситель на Страшном суде. Фрагмент иконы «Страшный суд».
Вторая половина XVII века (музей икон в Рекменгхаузене, Германия)
Таким образом, неограниченное самодержавие получило внятную религиозную санкцию. Иван воспроизводит подвиги Нерона прямо в храме Божьем. «Все, что ему приходило в голову, одного убить, другого сжечь, приказывает он в церкви». Опричники в Александровском дворце носят монашеское черное одеяние, называют своего «игумена» «не иным именем как брат», тщательно соблюдают монастырский устав – с одним немаловажным усовершенствованием. «Редко пропускает он день, чтобы не пойти в застенок, в котором постоянно находятся много сот людей; их заставляет он в своем присутствии пытать или даже мучить до смерти безо всякой причины, вид чего вызывает в нем, согласно его природе, особенную радость и веселость. И после этого каждый из братьев должен явиться в столовую или трапезную, как они называют, на вечернюю молитву, продолжающуюся до 9 …» (Из воспоминаний немцев-опричников И. Таубе и Э. Крузе). «Ты, Государь, аки Бог и мала, и велика чинишь» (опричник Василий Ильин-Грязной). «Смерть бо, прочее, не мученье бывает, но враче ван ье добрейшее и спасенье паче, и смотренье, державная, премудрости исполнено, удерживает бо яко намнозе греха устремленье, умры бо, рече, оправдися от нея» (монах Филипп Монотроп, XI в., перевод с греческого). Нельзя не признать, что собранные в книге Юрганова фрагменты источников образуют триллер, превосходящим всякую голливудскую фантазию не только (и не столько) технологией мучений, сколько взаимоотношениями людей при этом.
Каким явится антихрист у Мефодия Патарского? «Антихрист придет из Капернаума, будет кроток и смирен. Богобоязнен и нищелюбив, любящий правду, ненавидящий мзду и идолослужение»[4 Там же, с. 324.]. Следовательно, даже сочетание всех этих качеств не гарантирует, что они – не сатанинского происхождения, и не ограждает человека от «врачеванья добрейшего».
Многое в опричнине из нашего времени выглядит как издевательство над религией: демонстративные убийства священнослужителей, вплоть до митрополита Филиппа, разграбление церквей, чередование садистских оргий с молитвами и постами. Историки фактически капитулировали перед этими фактами, призвав на помощь психиатров.
Мол, больной рассудок толкал царя на кощунственные поступки.
Может, оно и так. Но почему в «психопатологии» Ивана IV принимало деятельное участие такое множество нормальных, по меркам XVI столетия, людей? А 40 лет спустя другого царя – Дмитрия – вначале с восторгом возведут на престол как долгожданного сына Ивана Грозного, а потом растерзают (в прямом смысле слова) за весьма незначительные отступления от церковно-государственного ритуала. Телятину ел. И этого ему не простили. А Иван Васильевич людей «ел» – и хоть бы что.
Юрганов подводит нас к парадоксальному выводу: поведение Ивана Грозного не воспринималось современниками как кощунство, эпатаж или вызов общепринятым нормам.
Он не сталкивался внутри страны со сколько-нибудь серьезным сопротивлением; он (как и его ученик Иосиф Сталин) умер в собственной постели от старческих недугов. Жертвы опричного террора (точно так же, как «ленинская гвардия» в 1936-1939годы) безропотно шли на заклание, потому что их объединяла с палачами искренняя вера в те правила игры, по которым они становились жертвами.
Конечно, реконструкции архаичного сознания не отменяют той социально- экономической истории, которой занимались предшественники и учителя Курганова (С.Б. Веселовский, А.А. Зимин, В. Б. Кобрин). Апокалиптические эксперименты царя Ивана не имели бы такого масштаба и последствий (в Московском уезде под конец обрабатывалось всего 16 процентов пашни – крестьяне либо разбежались, либо погибли, а «царю-победителю» чуть-чуть не хватило сил, чтобы и впрямь извести род человеческий!), если бы не «обожествление великокняжеской власти», не традиция всеобщего холопства и не «военно-административный характер городов». Обо всем этом, между прочим, подробно рассказывается в самой же юргановской монографии. Даже «психиатрический» подход не вовсе выводится из употребления: нельзя же игнорировать тот факт, что Иван с детских лет отличался редкой и для того жестокого времени склонностью к садизму – сначала мучил и убивал животных, а к 15 годам переориентировался на людей.
Но благодаря Юрганову получают убедительное объяснение факты, которые не удавалось как следует объяснить, прошлое становится яснее и объемнее. И, к сожалению, ближе.
«Предоставив слово» такому талантливому (при глубокой порочности) человеку, как царь Иван, исследователь подводит читателя к печальному умозаключению. Оказывается, нет такого преступления, которое нельзя было бы оправдать (логично и по-своему убедительно) в рамках идеологии, основанной вроде бы на «возлюби ближнего своего…» Христианская по всем своим внешним признакам культура средневековой Руси «возвратилась, сделав круг», к химерическому соединению тех двух религиозных учений, которые изначально противостояли христианству. Я имею в виду, во-первых, фарисейство. С точки зрения Нового Завета это обрядоверие («человек для субботы») в неразрывном сочетании с лицемерием. Во-вторых, римский культ императора. «Обожествление великокняжеской власти – естественная форма мировосприятия средневековых людей». При Иване Грозном оно принимает такие крайние формы, которые и в языческом Риме позволяли себе немногие «живые боги», кстати, кончившие очень плохо. У средневекового христианства обнаруживается еще один, третий «источник и составная часть» – первобытная магия.
Термин «магия» употребляет сам Юрганов в главе, специально посвященной крестному знамению. «В сложении перстов при крестном знамении проявляется сама истина …В русской средневековой культуре любой сакральный знак (буква ли это или жест) принимался безусловно, ибо область сакрального знания проникнута Духом Божиим через освященных от Бога людей… Не условное обозначение некоторого денотата, то есть представления о чем-либо, а сам мистический денотат».
Душа на Страшном суде. Фрагмент иконы «Страшный суд»
Средневековое богословие в большой степени сводится к изобретению хитроумных конструкций, с помощью которых можно было бы освятить именем основателя учения нарушение любого из его заветов. Юрганов поправил бы меня; предки не воспринимали эти словесные конструкции как крючкотворство. Но. во-первых, если действительно не воспринимали, значит, старая советская формулировка о «мрачном средневековье» была не так уж далека от истины. Во-вторых, некоторые все же воспринимали. Их потом бросали в застенки, пытали и жгли. Проблески живого ума и движения души, которые преодолевают «естественные формы мировосприятия» – самое удивительное в книге Юрганова. Со страниц ее к нам обращаются подлинные герои. И это не опричники, и не монахи-инквизиторы, а например, сын боярский Матвей Башкин, порвавший кабальные грамоты и отпустивший своих холопов на волю: «Добро ему, и он живет, а недобро, и он куды хочет», потому что «Христос всех называл братьями». На Матвея донес «духовный отец», разгласив тайну исповеди. После страшных пыток арестованный признался, в чем требовалось – в связях с «Литвой». Другой «еретик» – Феодосий Косой, сам из беглых холопов, поразительный мыслитель, отвергал всякое неравенство между людьми, как социальное, так и национальное, а источником спасения провозгласил не обряды, а «разум духовный», побуждающий человека «делать правду». «Христос повелевает любити врагы и молитися о них, яко весть Бог что требует…» Кто дни разделил на постные и не на постные? Дни изначала Богом единакы сътворены…». Это «Новое учение», которое специалисты по борьбе с еретиками презрительно именовали «рабьим», тоже проповедовалось при Иване Грозном…