Страница 19 из 97
Ковбой, похожий на Спенсера Трейси
В Элмире мы долго стояли у деревянной беседки, сделанной в виде капитанской рубки. Столетние каштаны бросали кружевную тень на ее окна. В этой капитанской рубке работал великий писатель Марк Твен, бывший матрос с Миссисипи по фамилии Клеменс. Здесь им были написаны «Приключения Тома Сойера» и «Приключения Гекльберри Финна».
На заправочной станции нам указали дорогу к могиле Марка Твена. Он и его близкие похоронены на кладбище, которое называется Лесная поляна и находится в конце Ореховой улицы. Мы подъехали на машине почти к самой могиле.
Было тихо и сумрачно. Пахло сыростью. Где-то вполголоса посвистывал скворец. Смех Тани и Димки, погнавшихся за пестрой бабочкой, показался нам кощунственным. Но только на миг. Нет, жизнелюб Марк Твен, создавший образы озорных мальчишек Тома и Гека, не мог обидеться на Таню и Димку.
Год назад я впервые побывал на его родине в городе Ганнибал в штате Миссури. Гид провел меня и двух Путешествующих американских старух по лабиринтам пещеры, где когда-то заблудились Том Сойер и Бекки. Ныне лабиринт освещен электрическими лампочками. Чтобы произвести впечатление, гид время от времени выключал свет, и тогда стареющие дамы испуганно взвизгивали.
— А в общем-то, Марк Твен был большим чудаком, — сказал гид на прощание. — Если бы вы встретили его, мои дорогие леди, вы подумали бы, что перед вами не писатель, а веселый бродяга.
— Неужели? — изумились стареющие дамы.
В подтверждение своего тезиса гид рассказал историю о том, как Твен написал обращение к ворам с просьбой не будить его, если они влезут в дом, и с подробным указанием, где они могут найти столовое серебро и кое-какую мелочь.
— Неужели? — недоверчиво поджимали губы старухи.
Гид говорил о Твене с восторгом; дамы осуждающе покачивали головами; а я думал, что Америка подарила миру немало чудаков. Историки рассказывают о чудачествах великого Линкольна и генерала Гранта, чудаками слыли Роберт Фултон, Томас Эдисон.
Простившись с Марком Твеном, мы заняли свои места в нашем черном «форде», выехали с кладбища Лесная поляна и, миновав Ореховую улицу, взяли курс на Нью-Йорк.
Нашим ребятишкам надоело путешествовать. Они требуют, чтобы я останавливал машину почти около каждой заправочной станции. У них, конечно, есть предлог, но я подозреваю, что это лишь предлог, не больше. Получив от служащего станции по ключу с тяжелыми медными бляхами, Таня и Димка мчатся сперва в уборные, а потом долго вертятся около автоматов с кока-колой, жевательной резинкой и сладостями. Их приходится силой втаскивать в машину. Они соскучились по земле, как моряки, которым надоело болтаться в океане.
Во время езды они смотрят по сторонам рассеянно. Маленькие города, которые мы проезжаем, похожи друг на друга, как близнецы. Иногда нам кажется, что мы сбились с пути и едем по кругу. Мы едем мимо одинаковых реклам, останавливаемся у одинаковых заправочных станций и, сунув в ладонь заправщику чаевые, получаем взамен стандартно одинаковые улыбки.
Лишь в одном городке однообразие было нарушено самым решительным образом: мы попали на парад старых автомобилей. Нечаянно наш юный «форд» вторгся в ряды стариков-ветеранов. По улице ползли автокареты 1904, 1911, 1929 годов рождения. Они оглушительно чихали, наполняя улицу удушливым сизым дымом. Они скрипели и дребезжали. Когда-то могучие красавцы, сейчас они были смешны, нелепы и трогательны одновременно.
Выезжая из города, мы увидели стоявший на нашем пути товарный поезд и подумали, что нам придется долго ждать у шлагбаума. Но шоссе нырнуло под железнодорожное полотно, и на лицах Тани и Димки отчетливо проступило разочарование. И тогда мы вспомнили, что в Америке уже давно нет шлагбаумов и что железные и автомобильные дороги независимы и никогда не пересекают друг друга в буквальном смысле этого слова.
Миновав поезд, мы увидели приземистое кирпичное здание, стоявшее на зеленой лужайке в тени деревьев. Ровно гудели установки по охлаждению воздуха. У стен цвели розы. Еще не доехав до здания, мы начали спорить. Димка говорил, что это колледж. Димкин папа думал, что это больница. Димкина мама считала, что это «супермаркет».
Оказалось, что это завод фирмы «Филко», изготовляющий телевизоры. Я уже был однажды на таком предприятии. В каждом цехе стены были выкрашены в свой цвет: нежно-розовый, голубой, бирюзовый. В каждом цехе рабочие были одеты в разноцветные халаты: белые, желтые, синие. «Это не чудачество, это эксперимент, — сказал мне представитель завода. — Мы установили, что даже окраска стен и цвет спецодежды влияют на производительность труда».
Спор о производительности труда угас, и ребятишкам снова стало скучно. Их детские души, лишенные рассудочности, жаждали иных впечатлений. И вот впереди показался человек, способный подарить им то, чего им так не хватало.
Он стоял на обочине, протянув к нам большой палец правой руки — традиционный жест американских «хич-хайкеров».[8] Лет четырнадцати-пятнадцати, веснушчатый, с облупленным носом, черные волосы ежиком. Сел третьим рядом с Таней, вежливо поздоровался со всеми, после чего сообщил нам то, что было известно и без него, но что тем не менее необходимо сообщить, если хочешь, чтобы тебя считали общительным и вежливым человеком: «Прекрасный день, не так ли?»
Погода — вечная и неисчерпаемая тема для начала разговора, для закрепления знакомства. Вот в Луизиане, где он жил, в эту пору гораздо жарче. Луизиана ему больше нравится. Он жил на ферме. На самом берегу Мексиканского залива. Отец у него был ковбоем. Вот когда загорелись глаза у наших ребятишек!
Знаете ли вы, что такое родэо? Это состязания ковбоев. Нужно вскочить на молодую необъезженную лошадь и продержаться в седле по крайней мере 10 секунд. Лошадь бьет задом и становится на дыбы! Свистит и улюлюкает толпа! Грохочут выстрелы из пистолетов!
Потом, уже на тренированной лошади, нужно догнать бычка, спрыгнуть с седла, схватить бычка за рога и повалить на землю. Как весело на это смотреть, как хочется кричать во все горло!
Затем предстоит ловко заарканить скачущего во всю прыть теленка, соскочить с лошади и связать ноги теленка в пять секунд так, чтобы он и шевельнуться не мог. А толпа ревет, ликует!
Отец всегда был первым на родэо.
А потом… Потом случилось страшное. На берег Мексиканского залива обрушился ураган. Он родился где-то далеко в океане, но все окрестные радиостанции предсказывали, что он ударит по Луизиане. Хозяин приказал ковбоям отогнать стада подальше от залива. Роберт был вместе с отцом.
Когда они вернулись домой, ветер уже бушевал вовсю: ломал верхушки пальм, валил изгороди, разбрасывал тюки с прессованным сеном. В заливе поднималась вода. Они бы уехали, но их старенький «шевроле» сломался две недели назад, и у отца все не хватало времени починить его.
Роберт проснулся от воя ветра, от плача маленьких. Дом сотрясался от ударов урагана. На полу была вода. Скоро воды стало Роберту по колено. Он усадил двух ребятишек постарше в корыто и возил их по воде из комнаты в комнату, гудел и шипел, изображая пароход, — только бы они не плакали. Младшие уснули на руках у отца и матери.
Потом погас свет. Вода прибывала, и им пришлось подняться на чердак. Ветер крепчал, дом сотрясался все сильнее и сильнее. Отец боялся, что ветер может сорвать чердак, и они с Робертом стали отдирать от стены доски, чтобы освободить ветру сквозной путь. Ни огонька вокруг, кромешная тьма, вой ветра, рев воды и брызги, целые фонтаны брызг, холодные водопады, поднятые ураганом выше дома.
«Держитесь! Держитесь! — повторял отец. — Скоро все это кончится. Не может же это длиться вечно!»
Ураганы здесь бывали и раньше, но такого — никогда. Роберт помнит страшный удар, треск досок, отчаянный крик матери…
Ветер сорвал чердак. Роберт успел уцепиться за чердачное окно Всю ночь его носило по волнам. Как он не утонул, он не может объяснить. Всю ночь ему казалось, что отец зовет их: мать, его, двух братишек и двух сестренок.
8
Так в Америке называют людей, останавливающих попутные машины.