Древний свет

— Положи руки на шар. Лугарев взялся обеими руками за холодный хрусталь. Селестиэль положила свои руки поверх его рук, и серебряный блик внутри Палантира запульсировал чаще. Свечение усилилось.

— Сосредоточься, думай о Париже, — сказала она. Шар потеплел, вся его внутренность засияла серебряным светом, на фоне которого кружились разноцветные, еще более яркие огоньки. Затем серебряная завеса раздвинулась, и появились контуры Эйфелевой башни. Изображение заскользило в сторону, быстро перемещаясь; Лугарев понял, что Селестиэль взяла управление Палантиром на себя. В шаре показался лес. Он был виден так, будто Лугарев шел сквозь него.

Величественные деревья вдруг расступились, и перед ним возникло видение прекрасного дворца из сказки. Это не было похоже на средневековый замок, или крепость. Посольство нолдоров напомнило Лугареву дворцы Тириона. Такая же воздушная архитектура. Ограда посольства была выполнена в виде длинных пологих арок, проемы которых были забраны изящной решеткой, сквозь которую свободно прорастала уже начавшая зеленеть трава. Четыре витые хрустальные башенки поднимались по углам ограды. За ней был виден внутренний дворик, в котором что-то светилось золотистым светом. Еще дальше к небу поднималось трехэтажное здание, обнесенное изящной хрустальной колоннадой. Тонкие прозрачные башни высились над ним, упираясь острыми шпилями в голубое небо. Изображение переместилось во внутренний двор посольства.

Посередине двора журчали два фонтана, и в их рассыпающихся капельками струях играл свет, так, что входящий в посольство проходил под вечно висящей аркой радуги. По обеим сторонам прохода на небольших, зеленеющих травой возвышениях, поднимались два еще тоненьких ростка. Один из них отливал серебром, второй сиял ярким золотым светом.

— Узнаешь? — спросила Селестиэль. — Это ростки, взятые от Тэлпериона и Лауреллина. Теперь в каждом месте обитания эльфов будут собственные священные деревья. Но Тэлперион и Лауреллин все равно останутся старшими из всех.

— Это потрясающе, — ответил Лугарев. — Я сразу вспомнил Тирион.

— Планы и чертежи посольства разработал Феанор, — сказала Селестиэль. — Его сын Куруфин наблюдал за строительством. А строила ваша парижская фирма «Галан и сын». Неплохо за три месяца?

— Да…, - Лугарев просто не находил слов, чтобы выразить свое восхищение.

— Второе дело к тебе — хочу пригласить тебя на 8254-ю линию времени, но не сейчас, а поближе к осени, — продолжала Селестиэль. — Восстановление Белерианда идет полным ходом, но там еще очень много работы. Гондолин строился пятьдесят два года, а мы собираемся восстановить его за шесть месяцев. Представляешь? Большая часть гномов работает сейчас в Белерианде. Феанор руководит проектным отделом. Мы наняли ваших архитекторов, они работают вместе с эльфами, и, знаешь, вместе у них здорово получается.

— А куда вы так торопитесь? — спросил Лугарев.

— Мы и так потеряли много времени, — ответила Селестиэль. — Теперь мы торопимся жить, торопимся наверстать упущенное. Погоди, у меня к тебе еще одно, третье дело, самое важное. Королевский совет нолдоров принял решение — за великие заслуги перед нашим народом причислить тебя, Ариэла Левина, Джима Митчелла и вашу команду наемников…

— К лику святых? — усмехнувшись, перебил Лугарев.

— Нет, лучше. К древней расе нолдоров, — ответила Селестиэль. — Теперь каждый из вас, если того пожелает, может в любое время обратиться в наше посольство, и судьба его будет отделена от судьбы людей.

— Это как? — не понял Лугарев.

— Я оставлю тебе Камень Сна, — Селестиэль вынула из сумочки изумруд на серебряной цепочке, тот самый, что уже носил Лугарев в Валиноре. — Ты можешь явиться в посольство, захватив его с собой.

Феанор починил оставшийся на вершине Келебдила Круг Вознесения. С его помощью твое тело будет изменено, и из смертного человека ты станешь эльфом.

— Гм… — Лугарев не знал, что ответить. — Спасибо, Селест, это большая честь для меня. Не знаю только, имеет ли смысл отказываться от своего естества?

— Подумай, как следует, — сказала Селестиэль. — Чем ты занимаешься здесь? Живешь один, без семьи, без друзей, наслаждаясь покоем. Тебе почти сорок. Сколько тебе осталось? Лет тридцать, может, немного больше. Мы предлагаем тебе бессмертие. Наш народ семимильными шагами выбирается из затянувшегося средневековья. Мы собираемся построить общество, которое соединит в себе все лучшее, что создано эльфами и людьми, и будет свободно от недостатков того и другого народа. Никто не требует от тебя ответа ни сейчас, ни через десять лет. Отныне это твое право, и ты волен использовать его, когда пожелаешь. Я хотела бы видеть тебя среди нас.

— Хорошо, — кивнул Лугарев. — Спасибо тебе. Я подумаю. Не каждый день вот так предлагают вечную жизнь.

— Думай, сколько хочешь, — улыбнулась Селестиэль. — Можешь не спешить. У меня впереди тысячелетия. Да, еще одно. Она порылась в изящной сумочке и извлекла свиток пергамента, запечатанный восковой печатью.

— Что это?

— Письмо, как видишь. Прочти. Лугарев сломал печать, выдернул шелковый шнурочек, и развернул шелестящий пергамент, с трудом разбирая витиеватые строки Тенгвара, от которых он уже отвык за прошедшие месяцы.

— Прочти лучше ты, — попросил он, передавая ей письмо. — Я уже начал забывать эти буковки.

— «Досточтимый сэр Игорь! — начала читать Селестиэль. — Прежде всего, спешу сообщить Вам, добрый хозяин, что в отсутствие Вашей Милости веду дела вашего имения со всем возможным тщанием, в чем, надеюсь, Вы сами сможете убедиться. На первое марта сего года в вашем владении находятся 2520 акров плодородной земли по левому берегу реки Гилраэнь в ее нижнем течении, а также сто пятьдесят коров, две сотни свиней, сто сорок девять рабочих лошадей (одна третьего дня сломала ногу в кротовой норе, так что пришлось пустить ее на колбасу). В отсутствие Вашей Милости Ваш недостойный слуга взял на себя смелость купить для поддержания уровня роста поголовья нового быка-производителя лучшей лоссарнахской породы. Урожай на полях оказался зело потравлен ввиду военных действий, однако цены в результате сего также поднялись, и посему прибыль от продажи оного гномам оказалась не меньше, чем в прошлом году. Пользуясь случаем, переправляю Вашей Милости выручку от продажи урожая, обмененную в банке Минас-Анора с имперских триалонов на крюгерранды Вечности. Прошу Вашу Милость также по возможности дать указания, сколько акров и какими культурами засеять в наступившем году. Прилагаю также полный и подробный финансовый отчет за прошедший год. С уважением, покорный слуга Вашей Милости, управляющий имением Келефарн, сын Минардила.»

— Что-то я ничего не понял, — почесал затылок Лугарев. — Что все это значит? Что это за имение?

— Ты, видно, забыл, что принцесса Сильмариэнь пожаловала тебе и Джиму по имению в области Лебеннин в приложение к титулу рыцаря Арнора и Гондора, — сказала Селестиэль. — Управляющий этим имением специально нашел меня, когда я была в Минас-Аноре, и передал для тебя это письмо и шкатулку с деньгами. Теперь мне еще надо будет найти Митчелла и передать ему такое же послание.

— Ты что-то сказала о шкатулке с деньгами? — заинтересованно спросил Лугарев.

— Да, конечно, — Селестиэль извлекла со дна пакета шкатулку красного дерева, величиной с обычную книгу и высотой сантиметров десять, и поставила ее на стол. — Вот, взгляни. Лугарев подвинул к себе увесистую шкатулку, нажал защелку и открыл крышку. Золотые крюгерранды заискрились в живом свете свечей, наполняя радостью его грешную душу.

— Знаешь, — сказал Лугарев, — оказывается, быть феодалом не так уж и плохо!

Май 1994 — 18 января 1997. Ленинград.